Антон Леонтьев - Печать тернового венца
– Прекратите! – закричала Виктория, оглушенная пальбой.
– Но ведь ты мечтала ликвидировать меня! – ответил с усмешкой победителя Дейл Уайт. – Однако завершить начатое не смогла, потому что перепугалась. Но идея была отличная – покушение на величайшего из живущих писателей вызовет волну сочувствия ко мне и станет великолепной пиар-акцией.
Снизу раздались крики, Виктория услышала топот.
– Ко мне приехали, привезли выводок восторженных поклонниц помоложе и посимпатичнее, чтобы я смог с ними отметить триумф европейской премьеры... в горизонтальном положении, – объяснил Уайт и, протерев пистолет рубашкой, швырнул его на пол. – Знала бы ты, на что способны экзальтированные дамочки, боготворящие мой литературный гений! И эти дуры стали свидетелями того, как ты пыталась застрелить меня. Они подтвердят все, что ни потребуется!
– Но я ничего не делала... – ответила Виктория.
Возбужденные голоса приближались. Кто-то вопил в коридоре по-английски и по-итальянски:
– Мистер Уайт, с вами все в порядке?
– Она здесь! – крикнул в ответ писатель. – И вооружена. Будьте осторожны. О, мисс, прошу вас, не убивайте меня!
– Вы – гадкий, подлый, мерзкий, лживый... – выпалила Виктория, поднимаясь с ковра. Будь пистолет у нее в руке, она бы, не задумываясь, разрядила его сейчас в Дейла Уайта. – Я обо всем расскажу полиции. Они вам не поверят!
– Это вам они не поверят, – заметил Уайт, рубашка которого была залита кровью. – Я выгляжу эффектно, ведь так? Вы можете болтать все, что угодно, но ведь имеются свидетели того, как вы стреляли в меня. Да и чьи слова имеют больший вес – ваши, юная несостоявшаяся убийца, или мои?
В полураскрытую дверь кабинета гурьбой влетело несколько человек: мужчины и женщины. Дамы (и правда, молодые и симпатичные) уставились на Викторию, всю в черном, и Дейла Уайта, бледного, в окровавленной рубашке, с выражением безграничного ужаса на холеном лице.
– Это дочка профессора Сикорского! – завопил писатель. – Она обвиняет меня в смерти свого отца! Девица безумна и очень опасна! Мне удалось выбить у нее из руки пистолет!
Двое дюжих мужчин, подручные Уайта, ринулись на Викторию. Девушка увернулась и, схватив мраморное пресс-папье, ударила одного из них по голове.
– Задержите ее! – завопил Дейл Уайт. – Иначе она всех нас перестреляет!
Виктория швырнула пресс-папье в лампу, освещавшую комнату, и кабинет погрузился во тьму. Слышалось пыхтение, стоны и крики. Кто-то схватил девушку за руку, она впилась в незнакомца, и тот голосом Дейла Уайта заорал:
– Помогите же мне!
Наступив на кого-то и едва не споткнувшись, Виктория вылетела в коридор. За ней выскочили охранники Дейла Уайта. Виктория побежала по лестнице вниз. На пути девушки встали еще две женщины (тоже молодые и симпатичные), которые, расставив руки, пытались поймать ее. Виктория толкнула одну из них в грудь, а другая сама отскочила в сторону.
– Не дайте ей уйти! – вопил Дейл Уайт. – Она – жестокая убийца! И немедленно вызовите полицию!
– Уже вызвали, мистер Уайт! – ответил кто-то.
До Виктории долетели переливы приближавшейся сирены. Девушка устремилась в подвал. Она знала, как ей скрыться с виллы. Полминуты спустя она была в саду особняка и, вылетев из открытой калитки, оказалась на улице.
Ее оглушили завывания сирен и ослепил блеск фар и «вертушек». Со всех стороны к вилле мчались полицейские автомобили – их было не меньше дюжины.
Виктория оглянулась и поняла, что попала в ловушку. Дейл Уайт перехитрил ее. Она отправится в тюрьму, вероятнее всего, на долгие годы или даже до конца жизни. Писатель сделал ее пешкой в собственной игре, превратив неудавшееся покушение в рекламную кампанию. Ей никто не поверит, все улики свидетельствуют против нее: покупка пистолета, долгие тренировки в тире и даже письмо, оставленное в Нью-Йорке у адвоката, в котором она объясняла, почему собирается убить Дейла Уайта. Трагичнее всего, что она понесет наказание за преступление, которого не совершала! Над всем властвует случай!
Внезапно около нее затормозил темный автомобиль с потушенными фарами. Дверца распахнулась, и Виктория услышала по-итальянски:
– Быстрее, забирайтесь в салон! Это ваш единственный шанс уйти от полиции!
Падре Фелиппе Ортега
Мои попытки отыскать сестру Марселину не увенчались успехом. Удалось узнать, что она прислуживала папе Адриану на вилле Кастель Гандольфо, где стала свидетельницей его смерти. Вернее, по мнению кое-кого из кардинальской коллегии, проспала кончину святого отца, вовремя не уведомив врачей о начале сердечного приступа. Сестру Марселину в два счета выставили из папской резиденции на улицу и велели замаливать сей ужасный грех. В ордене кармелиток, к которому она принадлежала, мне не смогли сообщить, куда она отправилась: ее не было ни в монастыре, ни в столичном представительстве ордена, ни у ее престарелой сестры и младшего брата.
Таинственное исчезновение сестры Марселины очень занимало меня. Почему от нее избавились еще в ночь смерти Адриана? Только ли из-за того, что она проспала его смерть, или по каким-то иным причинам? Что она знала? И чего не знала? Это мне и предстояло выяснить.
Ситуация складывалась следующая: в тот день, когда папа Адриан пришел в себя, он продиктовал что-то сестре Марселине и велел передать в срочном порядке своему личному секретарю, находившемуся тогда за границей. Всего несколько часов спустя Адриан скончался (по слухам – был отравлен). Сестра Марселина на следующее утро доставила письмо в дом, где проживал Ян Мансхольт, и вручила его любопытной супруге консьержа. Мансхольт, вернувшись в Рим, прочитал письмо, а затем был задушен в ванне, вроде бы мальчиком по вызову. От послания папы Адриана остался конверт, который я похитил с места преступления.
Мой брат Антонио просил (вернее, требовал), чтобы полиция к расследованию не привлекалась. Он, как и многие в Ватикане, желал избежать громкого скандала. К тому же стремился и я. Подумать только, какой эффект будет иметь весть о том, что папа Адриан умер не своей смертью, и какой удар она нанесет по репутации католической церкви! Замалчивать правду – не значит становиться на сторону преступников. Я дал себе слово, что не покину Рим, пока не докопаюсь до истины и не разыщу виновных. Для меня это стало делом чести.
Итак, что мне уже стало известно? Во-первых, множились слухи, согласно которым Адриана отправили на тот свет при помощи яда. Его тело, выставленное на обозрение в соборе Святого Петра, почернело и вздулось. Ватикан утверждал, что такая метаморфоза связана с небывалой августовской жарой и поспешно, а также неумело проведенной бальзамировкой. Но кто-то из монахов или прелатов проболтался прессе, и желтые издания намекали на то, что папа умер не своей смертью. Кардинальская коллегия постановила накрыть тело папы хрустальной крышкой и приблизила дату погребения на день.
Во-вторых, сестра Марселина наверняка могла бы рассказать кое-что интересное, но исчезла. Меня терзали сомнения: а что, если кто-то, убивший папу (если мы примем за истину утверждение о том, что Адриан был отравлен или лишен жизни иным насильственным образом), решил избавиться от чрезвычайно опасной свидетельницы? Она ведь могла много чего видеть и слышать в ту ночь, и именно поэтому статс-секретарь выгнал ее прочь, обвинив в халатности и смерти Адриана.
В-третьих, сестра Марселина была одной из немногих, что беседовала с Адрианом после того, как он пришел в себя. Это беспокоило меня более всего. Что сказал ей папа? И что она под его диктовку записала и передала Яну Мансхольту? Письмо в квартире покойного секретаря обнаружено не было, исходя из чего у меня возникло две версии: или он по прочтении уничтожил его сам, или его похитил (но уничтожил ли?) убийца. Чтобы установить, какое из предположений соответствует истине, мне требовалось выйти на след сестры Марселины, что я и пытался сделать, правда, пока без всякого успеха.
В-четвертых, требовалось узнать, что произошло одиннадцатого декабря прошлого года, когда папа Адриан впал в кому. Прелат, говоривший с журналистами, обладал очень длинным языком, и таблоиды намекали: причина убийства папы – некая тайна, которую он желал обнародовать, чего ватиканские чинуши не могли допустить. И вот здесь я оказывался в затруднении. Что это была за тайна? И правда ли, что кто-то пытался размозжить папе голову? Если последнее имело место, то значит ли, что тот же человек убил Адриана восемь с лишним месяцем спустя, когда тот пришел в себя? И что ж за тайна такая страшная, ради сохранения которой был убит сам понтифик?
Вопросов у меня было много, но ни единого ответа, а только предположения, домыслы и версии. Атмосфера в Риме и Ватикане накалялась, причем не только в прямом смысле (градусник зашкаливало: на солнце было под сорок), но и в переносном – близилось погребение святого отца, и все хотели знать, что же послужило причиной его смерти.
