Татьяна Ефремова - Смертельная верность
По дороге в аэропорт Димыч настойчиво пытался выжать из своего чуда отечественного автопрома максимальную скорость. Машина гудела, кряхтела, даже брыкалась, как норовистая лошадь, но надежд наших все равно не оправдала — когда мы подъехали к зданию аэропорта, служебный «УАЗик» уже стоял почти возле самой двери, а водитель лениво переругивался с парковщиком.
— Здесь сиди! — рявкнул на меня Димыч, выскакивая из машины.
И я осталась сидеть.
И ждать.
А ждать, как известно, хуже всего. Еще, правда, считается, что незавидная участь — догонять. Но погоня предполагет хоть какую-то деятельность. А вот ожидание…
Сначала я жутко волновалась, все пыталась представить, что же происходит сейчас там, внутри, возле стойки регистрации. У меня даже ладони вспотели от волнения. И сердце бухало так, словно это я высматривала среди толпы пассажиров Ольгу Кузнецову. Пыталась незаметно подобраться поближе, решала, как схватить ее, не привлекаю внимания других людей.
Потом я вдруг представила, что это я стою сейчас в очереди на регистрацию. Я сжимаю в руке билеты. И эти билеты для меня не просто яркие кусочки бумаги, дающие право на посадку в самолет. Эти билеты — пропуск в другую жизнь. В сказку, о которой мечталось всю жизнь. Которая всю жизнь от меня ускользала, подсовывая вместо себя ненавистные серые будни, ничем не отличающиеся друг от друга дни. Эти билеты — пропуск в мечту. Волшебная палочка, исполняющая желания. И теперь все мои желания исполнятся. Все будет по другому. И у меня, и у моего ребенка, который ни в чем не виноват, который заслужил сказку больше всех.
Я так увлеклась, представляя, что должна чувствовать сейчас Ольга, что пропустила момент, когда Димыч с Борей вышли на улицу.
Вроде, смотрела внимательно, даже глаза заболели. И все равно заметила их слишком поздно. Хотя, заметь я их раньше, ничего не изменилось бы. Ничего особенно захватывающего в их появлении не было. Шли себе, по сторонам головами вертели. Рядои с Борей маячил еще один мужик. Самый обыкновенный: среднего роста, средней комплекции, средней внешности. Лицо самое обычное, из тех, что забываются через пять минут после того, как пропадают из вида. Волосы русые, цвет глаз различить не удалось, но наверняка какие-нибудь серые. У таких незапоминающихся людей они обычно серые.
Только когда они дошли до милицейского «УАЗика» и Боря открыл перед своим спутником заднюю дверь, я поняла, что не просто так они шли рядом. Мужик полез внутрь, замешкавшись на пороге, и следом за ним потянулась Борина рука, пристегнутая невидимыми из-за рукава куртки наручниками.
Димыч дождался подошедших следом Толика с Серегой, сказал что-то, махнул рукой в сторону своей машины и побрел к ней, ежась на ветру. Толик постоял еще пару секунд и пошел следом.
Он сел на заднее сиденье и вежливо поинтересовался:
— Не помешаю?
Я помотала головой, но Толик решил пояснить все подробно. А может, просто не мог сидеть молча.
— Мне места там не хватило. Борька с этим хмырем все сиденье заняли.
— Ничего, потеснились бы. Не баре, — буркнул Димыч, садясь в машину. — Ладно уж, поехали с комфортом.
Я переводила недоуменный взгляд с одного на другого. Как это поехали? А как же Ольга Кузнецова?
— Не успели, объяснил Димыч, глядя строго перед собой. — Улетела птичка.
— А это что за мужик?
— А это как раз гражданин Сиротин. Подпольная кличка «Лелик». Он, видно, зазнобу свою провожал. В лучшую жизнь. Там прямо, возле паспортного контроля и взяли.
— Да ладно, он и не сопротивлялся даже, — подал голос Толик. — Стоял, весь какой-то потерянный.
Димыч горько усмехнулся и с силой потер ладонью лоб.
— Будешь тут потерянным. Он ради нее на убийство пошел, а она хвостом вильнула и улетела. Вот такие вы, бабы!
А чего на меня-то смотреть? Я тут при чем? Или я должна отдуваться сейчас за всех коварных женщин, беззастенчиво использующих влюбленных в них мужиков? Мне самой этого Лелика жалко.
Словно подтверждая мои мысли, Толик тихо сказал с заднего сиденья:
— Это же надо так любить! Столько лет уже прошло. Она уже замуж разок сходила и снова собирается. А он все по ней сохнет. Прямо какая-то собачья преданность, блин.
Память тут же услужливо подсунула картинку: солнечный осенний вечер, отмытая недавним дождем жухлая трава, и в этой траве, положив морду на лапы лежит, ко всему безучастный, замечательный и уникальный пес Райс. Чемпион, завидный жених, носитель породы и прочая, и прочая. Только плевать ему на собственные достижения и особую племенную ценность. Потому что жизнь его потеряла смысл в тот момент, когда хозяин его ткнулся мертвым лицом в опавшие листья.
Или когда самолет, набрав скорость, оторвался от взлетно-посадочной полосы и унес того, кто был для тебя всем. Всей твоей собачьей жизнью.
— Ладно, поехали. Чего сидеть просто так? — не выдержал Толик.
— Можно с Москвой связаться. С транспортной милицией, — сказал Димыч медленно, словно раздумывая. — У Кузнецовой в Москве пересадка, можно еще взять.
— А что они ей предъявят? Им это надо, влезать в непонятно что?
— Да, предъявить ей пока нечего. Но у нас есть время. Сколько до Москвы самолет летит?
— Часа четыре.
— Ну вот. У нас есть четыре часа времени и гражданин Сиротин. Если нам удастся за четыре часа уговорить его сдать нам Ольгу как заказчицу, тогда можно звонить москвичам.
— Ну так поехали, — заорал Толик и, подпрыгнув, стукнулся макушкой об потолок. — Чего стоять-то просто так? Время идет.
* * *Самолет оторвался от земли совсем незаметно.
Она все ждала каких-то ужасных ощущений. Ведь многих, говорят, тошнит при взлете и посадке. Она тоже приготовилась чувствовать себя плохо, а оказалось, что ничего особенного и не происходит. Зря только боялась.
Ольга откинулась в кресле и счастливо улыбнулась. Вот теперь уже точно все. Можно наконец расслабиться и помечтать без помех.
На самолете они с Ксюшкой летели первый раз в жизни. Ольге было немного не по себе, в основном из-за того, что стеснялась в этом признаваться. А еще очень любопытно и немножко радостно. Немножко — потому что она боялась поверить, что все у нее получилось и удалось.
Теперь, когда долгожданная сказка началась, вдруг оказалось, что никакого особого счастья она не испытывает. Только усталость. И еще облегчение.
Все оказалось не так страшно.
И все теперь позади.
Ольга закрыла глаза, и вдруг увидела перед собой, очень отчетливо, словно наяву, Лелика, прижавшегося лицом к стеклянной двери.
Там, в аэропорту, она подумала с привычным раздражением, что терпеть его осталось совсем недолго. Только пройти до конца коридора, и Лелик пропадет из виду. Навсегда.
Он был для нее самым главным напоминанием о прошлой, неинтересной жизни. Жизни-черновике, который она собиралась спрятать как можно дальше. Первое, что хотелось забыть — это Лелика.
Но его забыть как раз и не получалось. Полчаса она уже ерзает в самолетном кресле, пытаясь отогнать навязчивое видение. А безжалостная память все подсовывает ей эту картинку: ненормально бледный Лелик, прижавшийся лицом к стеклянной двери…
— Мам, смотри, мы над облаками летим!
Ксюшка дергала ее за руку и тянула к иллюминатору.
Ольга вытянула шею и увидела. Облака были внизу, под ногами. Мир перевернулся и встал с ног на голову. Все разом стало по-другому, неправильно, непривычно и от этого захватывающе-интересно.
Ольга вытерла ладонью недавние слезы и засмеялась вместе с дочкой. Счастливо и беззаботно.
* * *Димыч завел меня в соседний пустой кабинет и ткнул рукой на свободный стул.
— Посиди тут пока. Сейчас время дорого — не до тебя. Вот, книжку почитай.
Он сдернул с полки толстенный том и брякнул его на стол передо мной.
— Я тебя потом позову, — пообещал он уже в дверях.
Хорошенькое дело! Они, значит, Сиротина допрашивать будут, а я посиди? Как будто это не с моей подачи они обо всем догадались. Нет, пора. Пора обидеться на Захарова по-настоящему.
Я взглянула на предложенную книжку. «Уголовно-процессуальный кодекс с комментариями». Чего еще можно было ожидать от ментов?
Какое-то время я добросовестно перелистывала страницы. Комментарии, надо сказать, попадались очень даже ничего. Гораздо живее основного текста. С примерами. Но все равно, читать это было невозможно. А просто так сидеть скучно. И уйти нельзя. Если я уйду сейчас, потом не удастся ничего из Димыча вытащить, ни словечка. А по горячим следам может и расколется.
Придется поскучать немного.
Прошло уже часа два с тех пор, как взяли в аэропорту Сиротина. Никто за мной не приходил. Уголовно-процессуальный кодекс я добросовестно пролистала от корки до корки. Даже узнала много нового, правда, мало что запомнила.
