Дмитрий Нечевин - Гений российского сыска И. Д. Путилин. Мертвая петля

Большой зал Окружного суда был переполнен публикой. Он, конечно, не мог вместить всех желавших поглядеть на страшного убийцу-изверга, совершившего неслыханное злодеяние в Гусевом переулке. Публика жадно, с каким-то острым любопытством и вместе с тем со страхом впивалась взором в Дарью Соколову.

Ровно в 11 часов вечера ей был вынесен обвинительный приговор, которым она присуждалась к 15 годам каторжных работ.

ОБЛАВА

Это было 22 июля 1868 года. В управление сыскной полиции поступило сообщение о том, что в парке, принадлежащем графине Кушелевой, близ станции Лигово Петергофской железной дороги, найден труп зарезанного человека.

Тотчас по получении уведомления о страшной находке на место происшествия отбыли следственные власти.

Стоял жаркий чудный июльский день. От станции до парка было сравнительно недалеко — около версты с чем-то. Там, в парке, было тихо, безлюдно. Золотые лучи солнца прорывались сквозь листву и играли яркими бликами на изумрудной зелени деревьев. Отовсюду несся неумолчный хор птиц. Природа в царственном великолепии справляла свой прекрасный летний пир.

И на этом дивном фоне лежало темной, страшной массой что-то. И это что-то был зарезанный человек. Труп его был почти наполовину завален хворостом, мелкими древесными сучьями и иным лесным мусором. Очевидно, убийца или убийцы желали наскоро похоронить несчастную жертву от взоров людей.

Когда весь этот мусор сбросили с покойного, глазам властей предстала тяжелая, страшная картина: на спине лицом кверху лежал высокого роста, средних лет, с курчавой бородой человек, одетый чисто, прилично, по-мещански. Хорошие высокие сапоги, брюки, суконный пиджак, жилет. Голова его была судорожно запрокинута, лицо искажено страданием, рот широко открыт. Глаза тоже были открыты. В них застыло выражение огромного ужаса. Шея представляла собой как бы широкую красную ленту. Большая, широкая рана — перерез горла — зияла, обнажая дыхательное горло. Грудь, руки, даже ноги — все было залито запекшейся кровью. Все невольно попятились от трупа: впечатление, которое он производил, было более чем тяжелое. Особенно жутко и неприятно было смотреть на глаза. Они, казалось, хотели передать весь ужас и всю муку, которые пришлось испытать бедному страдальцу.

Даже привыкший к разным тягостным зрелищам доктор не выдержал. Его передернуло и он отрывисто пробормотал:

— Экие звери… что они с человеком сделали!

— Да, доктор, есть люди, для которых нет не только ничего святого, но и ничего страшного, — ответил следователь. — Есть люди хуже самых хищных зверей, ибо звери кровь проливают чаще из-за голода, а люди из-за психологической страсти к крови. Недавно мне один преступник цинично сказал, что для него самое приятное ощущение в жизни — это когда он втыкает нож в тело жертвы и когда из раны на него фонтаном брызгает кровь… Мне кажется, что такие субъекты, безусловно, ненормальные люди, ибо подобная страсть — состояние патологического психоза.

Приступили к наружному осмотру трупа. Кроме раны на шее, на теле не было обнаружено никаких иных следов насилия.

— Без сомнения, — давал свои заключения доктор, — этого человека убили без борьбы, без самообороны с его стороны. Если бы он боролся, защищался, дело не обошлось бы без ссадин, синяков, иных наружных повреждений. На него, по-видимому, напали врасплох и одним сильным и резким ударом ножа перерезали ему горло. Смерть должна была последовать почти моментально. Негодяи нанесли страшный удар ножом.

— Вы думаете, что убийц было несколько? — спросил следователь.

Но прежде чем на этот вопрос ответил доктор, агент сыскной полиции, внимательно осматривавший место убийства, заметил:

— Да, да, без сомнения, их было несколько. Смотрите, как смята здесь трава.

— Кроме того, — добавил доктор, — судя по наружности, убитый должен был обладать большой физической силой. Вряд ли на него рискнул бы напасть один человек…

Осмотр одежды убитого дал важное и ценное указание. Оказалось, что с внутренней стороны его брюк было что-то срезано и, очевидно, тем же ножом, которым был зарезан убитый, так как на месте среза ясно были видны кровяные пятна. Что именно было пришито к брюкам убитого, определить, конечно, было невозможно, но таковыми предметами могли быть или внутренний, потайной карман-мешочек, илисумка, словом, какое-нибудь хранилище денег, ценных бумаг, документов. Становилось очевидным, что несчастный был убит с целью ограбления.

Это все, что дало нам первоначальное следствие на месте варварского убийства. Дальнейшее расследование, которое проводилось энергично, тщательно, увы! дало чрезвычайно мало благоприятных данных, пролило не много света на это кровавое дело, несмотря на все усилия и старания сыскной полиции.

Прежде всего, конечно, были предприняты меры к установлению личности убитого. С этой целью наружной и сыскной полицией были произведены опросы по домам всего Петербурга: все ли проживающие в них обитатели налицо, не замечено ли исчезновение какого-либо лица. Благодаря такому мероприятию было обнаружено, что три дня тому назад из одного из домов по Забалканскому проспекту из квартиры зажиточной мещанки, сдававшей комнаты внаймы, неизвестно куда скрылся жилец — отставной унтер-офицер Шахворостов. Бросились туда, привезли квартирную хозяйку к убитому. В нем она признала своего жильца Шахворостова.

Личность убитого, таким образом, была установлена. Теперь предстояла самая главная и трудная задача: напасть на след убийцы или убийц.

Стали, где только возможно, наводить справки о зарезанном Шахворостове. Все розыски в этом направлении дали только следующие сведения: отставной унтер-офицер Шахворостов, холостой, жил один. На постоянном месте последнее время не служил, но занимался разными делами. Среди этих дел были частью подряды, частью комиссионерство. Слыл человеком с хорошими деньгами, жизнь вел аккуратную, трезвую, степенную.

— Кто чаще бывал у покойного? — допытывались у квартирной хозяйки.

— А мало ли кто к нему ходил? — отвечала она. — Покойничек, царство ему небесное, был человек замкнутый, скрытный. Ни о чем лишнем разговаривать не любил. Я никого из его знакомых и не знаю-то…

Как мы ни бились, дальнейшее следствие не подвигалось ни на шаг. Я испробовал все способы: отдал предписания агентам перебывать во всех «веселых домах», во всех трактирах, словом, везде, куда любят отправляться убийцы-громилы прокучивать трофеи своих преступных побед, внимательно ко всему прислушиваться и приглядываться; распорядился о тщательном розыске всех, кто мог бы оказаться так или иначе знающим убитого.

Дни проходили за днями, недели за неделями, не принося с собой буквально ничего нового и важного для расследования кровавого убийства. Убийцы словно в воду канули. Никакие меры не приводили к их розыску. Кровь несчастного Шахворостова, казалось, вопила об отмщении, но, увы, эти вопли походили на глас вопиющего в пустыне. Ни малейших следов, т. е. ровно ничего не оставили после своего страшного дела негодяи-убийцы!

Столь продолжительные и безуспешные розыски преступников были едва ли не первыми в моей деятельности. И хотя я глубоко верил, что рано или поздно убийцы попадутся в руки правосудия, на душе у меня было неспокойно, я злился, рвал и метал. «Не сделано ли какого-нибудь существенного упущения в начале следствия? Были ли действительно приняты все меры для обнаружения злодеев? Не ошибся ли я в чем-нибудь?» — постоянно тревожили меня неотступные мысли.

Занятый массой иных важных дел, запутаннейших и сложных, я нет-нет да и вспоминал о зарезанном Шахворостове. И всякий раз, когда я вспоминал это темное, кровавое дело, во мне просыпалось могучее желание заставить восторжествовать истину, найти и привести убийц к справедливому искуплению их греха.

Прошло около полутора лет. Полтора года убийцы находились на свободе! Обрызганные кровью, пользующиеся, конечно, плодами своего преступления, они, наверное, злорадно потешались над всеми нашими напрасными усилиями их изловить, потешались над карающим мечом правосудия. Но что самое ужасное — полтора года в среде русского общества, в среде мирных граждан бок о бок с честными людьми находятся убийцы! И так как на их челе нет каиновой печати, их принимают за честных людей, якшаются с ними, и они, убийцы, могут совершенно спокойно растлевать своим ядовитым дыханием и без того не особенно здоровую атмосферу «третьего сословия».

Наступил январь 1871 года. В первых числах этого месяца я опять вспомнил о злосчастном деле Шахворостова и отдал приказ одному из агентов возобновить розыски. На этот раз, спустя полтора года после убийства, эти розыски дали блестящие результаты.

В одном из темных приютов, посещаемых особенно охотно столичным подозрительным людом, случайно находился и один из наших агентов. Несколько дней до этого произошло ограбление купца. Агенты выслеживали преступников по всем злачным местам. И вдруг до слуха агента, сидевшего переодетым за одним из столиков, донесся разговор двух субъектов, попивавших пиво.