Татьяна Устинова - Первое правило королевы
Где-то близко под этой же самой луной человек, убивший губернатора и его жену, обдумывает следующий ход. Инна точно знала – он думает именно об этом и именно сейчас.
Он уже знает, что будет дальше, и теперь ему нужно лишь не ошибиться в деталях. Главное уже сделано, осталось совсем чуть-чуть. Инна Селиверстова, попавшаяся на пути, не в счет. Он уверен, что избавится от нее так же быстро и легко, как от губернаторской вдовы.
Инна натянула на щеки воротник свитера. Щеки были горячими, руки холодными, а шерсть колкой.
Ее противник отвернул пробку квадратной бутылки и плеснул себе немного виски. Он любил, чтобы все было красиво и по правилам. Виски и сигара были достаточно красивы и вполне в соответствии с правилами.
Он знал о ней все, потому что подобрался к ней очень близко, и был уверен, что убрать ее ничего не стоит. Старый пень Мухин все-таки умудрился испортить идеальную схему – в самом конце, когда уже почти все было готово, вмешалась старуха, его вдова, а потом Селиверстова, которой кажется, что она очень умна.
Баба не может быть умной. Она может быть хитрой, изворотливой, лживой – но не умной, уж он-то точно это знает! Он отправит ее на тот свет, а потом все сделается так, как нужно ему, а не какой-то там бабе, барыне, интриганке, уверенной, что она лучше всех!
Она проглотила наживку, и острый металлический крючок скользнул внутрь и зацепился за ее внутренности, проткнул их насквозь – не сорвется. Осталось только подсечь, вытащить и ударить обледенелым камнем по глупой рыбьей голове. И все. Все!
Инна Селиверстова возле своего окна, над которым висела одна на всех луна, улыбнулась.
Он все рассчитал, это верно. Она все время чувствует этот чужой расчет, чужие правила и то, как ловко он заставляет ее по этим правилам играть. Хуже всего, что он так и не может догадаться, чьи они, эти правила!..
Он не учел одного. Она – серьезный противник, а не напуганная и почти помешанная губернаторская дочь. Что бы там ни было дальше, ему не удастся использовать ее так, как он придумал и запланировал. Пока игра шла только в одни ворота – в его, – и он уверен, что положение на поле не изменится. Хорошо, что он в этом уверен.
Пока он уверен, что умнее, у нее есть время. Как только он поймет, что она на самом деле опасна, он попытается немедленно ее уничтожить, и действительно неизвестно, удастся ли ей спастись.
Пока он наслаждается своей властью над ней, у нее есть несколько дней.
Инна сжала и медленно разжала кулак.
Значит, так.
Горничная Наташа, о которой никто в хозяйственном управлении ничего не знает. Темная машина. Бумаги, которые вдова должна была передать именно ей, Инне. Черная дыра в виске. Газеты с чернильными губернаторскими закорючками, сплетенными в ее фамилию. Газеты эти настолько важны, что пропали из ее дома. Остался только листочек, а на нем фамилии журналистов, и самые часто встречающиеся инициалы – «ЗГ».
«ЗГ» – загадка.
Преступление, наказание, самоубийца Маша Мурзина, утопившаяся в Енисее двадцать лет назад. Бог троицу любит, плата за грехи, Катя, которая рыдала так, что казалось, у нее вот-вот разорвется сердце.
Что за всем этим стоит?
Кто за всем этим стоит?
Ястребов? Якушев? Или кто-то, не имеющий никакого отношения к политике? Или… или…
Она отошла от окна, подумала и задернула шторы, чего не делала никогда в жизни – дом стоял так обособленно, что подсматривать за ней было некому, и вряд ли в «Соснах» нашелся бы желающий подсматривать за соседями. Луна осталась по ту сторону темной и плотной ткани.
Инна с сомнением посмотрела на дверь – у мнимой горничной были ключи, значит, надежды на то, что замок остановит врагов, нет никакой.
Она никогда и ничего не боялась – даже когда боялась.
Она никогда не разрешала себе говорить: «Я не могу». Она даже думать так себе не разрешала.
Я все смогу, и да поможет мне Пресвятая Богородица!..
Поэтому она решительно придвинула к двери журнальный столик, а потом, пятясь, подтащила низкую обувную стойку. Стойку она пристроила к столику так, что от малейшего движения она бы с грохотом завалилась набок. Если кто-то посмеет явиться к ней без приглашения, она хотя бы это услышит!
Потом заглянула к Кате – та спала, дыхания почти не было слышно. Зато Джина подняла голову.
«Я здесь, на одеяле, и я точно знаю, что ты и не подумаешь меня прогонять, потому что я поступаю хорошо, правда?»
Ох, дал маху академик Павлов, да еще какого!.. Что за условный рефлекс заставляет Джину греть ноги несчастной Кати – никогда в жизни она не лежала ни у кого в ногах, а теперь вот забралась да еще осталась в кабинете, чего терпеть не могла, – устраивалась на ночь всегда в кресле, рядом с батареей на втором этаже!
Как бы не проспать приход Аделаиды, у которой тоже условный рефлекс – она приходит всегда в восемь часов. До ее прихода надо успеть разобрать баррикады – если ночь пройдет спокойно.
«ЗГ» – это может быть кто угодно. Глеб Звоницкий, к примеру, хоть он никогда в жизни не писал статей в газеты.
Или Генка Зосимов, муж Кати, которому до смерти хочется поделить «по-честному» Катину квартиру. О нем никто вообще ничего не знает.
Хочется до смерти. До смерти.
* * *Утром, еще до ее отъезда на работу, позвонил Якушев и напомнил, что праздник для народа – затея очень важная и чтоб Инна не тянула.
– Я не тяну, Сергей Ильич. Я занимаюсь этим вопросом.
– Тем более у нас, сама видишь, беда за бедой. Люба вот тоже…
– Подробностей никаких нет?
– Да какие там подробности! – с досадой сказал Якушев. – Нету Любы, ушла за Толей. Не пережила. Слыхала песню «Лебединая верность»?
Инна промолчала. Песню она слыхала, конечно.
Естественно, Якушев не может обсуждать с ней подробности, но он должен был дать ей понять: что бы там ни случилось, есть официальная версия, и все мы – и ты, и я – станем этой версии придерживаться, как бы она ни была смешна или неправдоподобна.
А он сказал – песня «Лебединая верность»!
– Так что ты поактивней, поактивней, Инна Васильевна!.. Да, и молодец, что так ловко Ястребова обвела. Вчера смотрел, смотрел. Понравилось.
Инна ждала, что сейчас он скажет хоть что-нибудь про «команду», про будущие большие дела, про то, что Иннин профессионализм пригодится на выборах, но опять Якушев ничего такого не сказал, только еще раз повторил, что сна «молодец», и повесил трубку.
…Зачем звонил?
Странно, странно.
Аделаида на кухне напевала про дождливый день и оленя, который проскакал по городу. Баррикаду Инна благополучно разобрала до ее прихода, но обувную стойку все же поставила как-то не так, потому что Аделаида тотчас же заметила, что «у нас тут непорядок».
Так как по своему обыкновению она созывала кошек к завтраку ненавистным для них «кысь-кысь-кысь!», обе кошки, состроив независимые физиономии, сидели в холле по разные стороны кисельной розы. Кати не было слышно.
Инна решилась зайти к ней перед самым приездом Осипа.
Она не сдала. Лежала, до шеи укрывшись одеялами, и смотрела в потолок.
– Доброе утро, – отчетливо проговорила она, не поворачивая головы. – Спасибо вам большое. Я, наверное, доставляю вам много хлопот.
Инна придвинула к дивану кресло, села на него и посмотрела на губернаторскую дочь. Лоб ее был очень белым, под глазами синева, на висках желтизна.
– Катя, послушайте меня. Вам пока лучше не выходить из дома. Побудьте здесь.
– Я не могу. Там мама. Надо все устраивать.
– Катя, там и без вас все устроят. Хотя бы до вечера побудьте здесь.
– Я не могу. Из-за мамы.
– Я все равно вас запру, – заявила Инна спокойно. – А на окнах решетки.
Катя повернула голову и посмотрела на нее.
Инне показалось, что безмятежного вчерашнего безумия в ее глазах больше нет, осталась лишь вся тоска, что только есть на белом свете. Как она там поместилась?..
– Митьку надо найти, – с трудом выговорила Катя. – Сказать про маму. Он не знает, наверно.
Инна была уверена, что, даже если Митю найдут и скажут, что его мать умерла, он ничего не поймет.
– Все-таки я, наверное, пойду, Инна Васильна.
– Никуда вы не пойдете, – жестко сказала Инна. – Или вы хотите к вечеру стать третьим в вашей семье трупом?
Она умела быть жесткой, непреклонной, несгибаемой – когда это требовалось. Она была в сто раз сильнее Кати Мухиной и была уверена, что сумеет Катю остановить.
– Так что до вечера вы точно останетесь здесь. Горничная сейчас уйдет, я попрошу ее, чтобы она долго не возилась. Завтрак вам мы оставим. Вечером приедет Глеб, и мы что-нибудь придумаем.
– Глеб – это тот, кто вчера меня нашел?
– Вы сами его нашли.
– Он правда был начальником папиной охраны? Инна удивилась:
– Неужели вы не помните? Катя улыбнулась:
– Почти… нет. Мне кажется, что если и помню, то только чуть-чуть. Но все равно мне нельзя оставаться здесь. Меня искать, наверное, будут. Мой… муж вчера прилетел.
