Елена Михалкова - Танцы марионеток
Задумавшись, поедая самого себя, Василий почти машинально протянул руку к пачке статей. Пальцы вытащили из-под десятка распечатанных листов самый нижний, и буквально с первых строк Ковригин понял, что наконец-то ему повезло!
Разговор журналиста с писательницей Дубровиной сразу начался с выяснения вопроса о том, выдумывает ли она своих героев или списывает их с «живых людей». Это было стандартно – каждый интервьюер считал своим долгом спросить об этом, – но журналист оказался настойчивее своих коллег и попросил привести примеры. «Героем моих книг может стать любой, – читал Василий ответ Лены, – например, в моем доме живет очаровательная девушка, которая каждое утро катается на роликовых коньках в соседнем парке. Я позаимствовала у нее внешность для своей героини Эльзы. Эльза живая, подвижная, и мне легче было описывать ее характер, когда практически перед глазами находился такой энергичный, жизнерадостный прообраз».
Эльза Гири, героиня книги «Логово волчицы», находилась в списке Ковригина, который он с черным юмором назвал «перечнем калек». Он записал напротив ее фамилии все, что узнал о прототипе, и отложил список в сторону. Пора было двигаться дальше.
Героев было много. Словно идя по дну мутного пруда с бреднем, Вася выискивал любые упоминания о ком-то из них, искал параллели, представлял, в каком образе Лена могла перенести в свою книгу того или иного персонажа. Иногда ему казалось, что он почти уловил ход ее мысли, влез в писательскую шкуру и смотрит на мир изнутри ее глазами.
Но каждый раз это оказывалась иллюзией.
– Только факты, – бормотал Ковригин, борясь с зевотой. – Только факты, вашу мать!
У него не было ничего, кроме неосознанного подозрения, связанного со схожестью литературной и реальной судьбы встреченного ими бывшего тренера. Но Василий искал подтверждение своей теории с таким упорством, как будто от этого зависела жизнь – его или Лены Дубровиной. Правда, он полагал, что второе верно: от результатов его поисков действительно многое могло измениться в ее жизни.
И в конце концов он нашел. У него ушли сутки на то, чтобы в разных источниках разыскать и сопоставить между собой скудные крохи информации. И улов на первый взгляд был ничтожно мал – один, всего один персонаж… Лишь один, о котором достоверно можно было сказать, что именно с него списала Дубровина свою героиню.
А всего их получалось трое.
Старый Николай Евсеич – Иван Трофимович из «Небесного колодца».
Девушка, о которой он прочел в интервью, – Эльза Гири из «Логова волчицы».
Учительница из школы, в которой когда-то училась сама Лена, – Вера Алексеевна из «Кошачьего глаза».
Каждый из них был в его «перечне калек». В романах Лены Иван Трофимович разбился при падении с лошади; Эльза находилась на судне, врезавшемся в скалы, и спаслась, но осталась калекой на всю жизнь; учительница погибла, попав под поезд.
– Завтра, – пообещал им Василий, неудержимо зевая и ощущая себя так, словно не спал несколько дней. – Завтра выясним, что с вами случилось здесь, на нашей стороне.
На нашей стороне, повторил он, засыпая. Понять бы еще, чья это – наша?
На следующий день он начал действовать. Задача казалась ему несложной: узнать номер школы, в которой училась Лена, было парой пустяков. «Если бы еще не отвлекаться на работу, дело пошло бы куда быстрее», – невесело пошутил он.
Но день складывался для Василия неплохо. После обеда он съездил в школу и, поговорив с секретарем – пожилой аккуратной девой, во время разговора без конца поправлявшей вязаную брошь на блузке, – получил список учителей, работавших в школе в те годы, когда там училась Лена. Сказать, кто именно преподавал в классе Дубровиной, секретарь не смогла, но Василию это и не требовалось: он вспомнил, что у него сохранился телефон парня, которого когда-то на вечеринке бог знает у кого Лена представила ему как своего бывшего одноклассника. Одноклассник был таким же разгильдяем, как сам Ковригин, и, помнится, тогда они неплохо провели время, смывшись с вечеринки и напившись в одном из баров на Полянке.
Ковригин позвонил парню, напомнил о себе и вскоре получил все требуемые сведения.
– Вася, а это тебе зачем? – под конец разговора спросил одноклассник. – Что, статью о Ленке хочешь написать?
– Вроде того, – отшутился Ковригин.
– Ты ж, кажись, по фотографической части?
– Расширяю горизонты. Пробую себя в разных ипостасях. Экспериментирую с материалом.
– Кстати, о материале и экспериментах! – оживился одноклассник. – Вась, как насчет «сегодня вечером»? Свободен?
Еле отбрыкавшись от предложения выпить, Ковригин снова поехал в школу, захватив по дороге букет мелких кустовых роз, и получил от секретарши директора фотографии всех учителей, преподававших у Лены.
Сопоставить «объект» с описанием оказалось куда сложнее, чем думал Василий, но здесь ему помогла профессиональная память на лица: просматривая старые портреты, он вспомнил, что эту женщину где-то уже видел, и, напрягшись, понял, где именно – в домашнем Ленином фотоальбоме. Почти уверенный в том, что попал в точку, Ковригин все же сравнил изображение со словесным портретом, данным в книге. Оно подходило.
«Спасибо вам, дорогой писатель, за вашу привычку так подробно описывать внешность людей, – расчувствованно поблагодарил Василий Лену, представив ее на воображаемой встрече с читателями. – Если бы вы знали, как это помогает нам в повседневной рутине!»
Он ушел из школы, унося с собой имя прототипа героини, которая в последней книге Дубровиной была единственной жертвой.
С девочкой оказалось еще проще, хотя Ковригин подозревал, что здесь его ждут большие сложности. Но, повертевшись возле подъезда Лены, он разговорился сначала с коротконогим мужичком, выгуливавшим такую же коротконогую дворняжку, а затем с парой мальчишек, выкативших велосипеды во двор. Владелец дворняжки сообщил ему, что девчонку видит по утрам – она живет выше его, а сам он на пятом. Мальчишки, услышав про ролики и «выше пятого этажа», дружно сказали: «Нинка! Она на восьмом, окна во двор выходят».
– А вам, это самое, зачем? – решил проявить бдительность один из велосипедистов.
– Я ее фотографировать буду для журнала, – ответил Василий с самым честным лицом. Ему хотелось поскорее отвязаться от мальчишек: Лена могла вернуться, застать его возле своего подъезда, а он не желал попадаться на глаза ни ей, ни ее матери.
– Зачем для журнала-то?
– А как же! Краса и гордость вашего дома, спортсменка на роликах… Обязательно нужно таких в журнал!
Он собрался уходить, решив, что получил от ребятни все, что ему нужно, как вдруг за его спиной басовито заявили:
– Только вы ее на роликах не сможете сфотографировать. Она на них больше не катается. Давно уже.
– Почему? – обернулся Ковригин.
– Потому что в больнице лежала, а потом ей мать запретила, – вступил второй мальчишка.
– В больнице – потому что упала, катаясь? – уточнил Ковригин, не веря своим ушам.
– Ага. Сюда даже «Скорая помощь» приезжала, я им двери держал! – похвастался первый. – Да вы не расстраивайтесь. Можете меня снять для вашего журнала!
Ковригин поднялся на восьмой этаж и долго звонил в квартиру девушки по имени Нина. Безрезультатно. Озадаченный, он сел на ступеньки и стал размышлять, что делать дальше. Пока Вася раздумывал, шахта лифта загудела, заскрипела, двери раскрылись, и невысокая, крепко сбитая скуластая девушка на вид лет двадцати двух вышла из лифта, потряхивая ключами. Заметив Василия, она вздрогнула и отступила назад.
– Здравствуйте! – Он вскочил, успел отметить спортивную куртку с капюшоном, кроссовки и подвернутые джинсы. – Нина?
– Ну. – Девушка исподлобья разглядывала его, и Василий обратил внимание, что связку она держит наготове: зажав в кулаке так, что самый длинный ключ выставлен между пальцев наружу.
– Нина, не пугайтесь, я журналист, – весомо сказал он, доставая из кармана удостоверение. – Вы знаете о том, что стали героиней женского романа?
Нина Кудряш не знала о том, что писательница Елена Дубровина вывела ее в образе одной из своих героинь. Поначалу она отнеслась к Ковригину подозрительно, но продемонстрированное удостоверение, камера, а в еще большей степени добродушный облик Васи сделали свое дело, и хотя в квартиру его не пустили, беседа все же состоялась. На лестничной клетке.
– На меня наехал какой-то придурок, – пожаловалась она в ответ на вопрос Ковригина о травме. – Представляете, еду утром по парку, народу – никого, и вдруг из-за поворота вылетает парень в мотоциклетном шлеме!
– На роликах?
– Да, на коньках. Я на него посмотрела – надо же, думаю, так хорошо едет, а зачем-то шлем надел! Ну, знаете, шлем – это же защита… Он детям нужен. Нет, и взрослым, по-хорошему, тоже, только взрослые на это плевали. А мотоциклетный шлем на роллере – такое я вообще первый раз в жизни увидела. Так вот, этот роллер катится мимо и вдруг как вильнет в мою сторону! А у него, козла, еще и уклон был под гору… В общем, снес меня на полной скорости.
