Искатель, 1996 №1 - Торн Смит
Вперед неслись Дженнифер, повозка, мистер Вули! Вперед и вперед! Машина ненавистной соперницы опережала ее уже на целый квартал, но копыта лошади по-прежнему выбивали маниакальную дробь. Сразу за Элм-стрит у повозки отлетело колесо. Оно не сломалось и еще некоторое время продолжало катиться, а повозка сразу осела, и когда ось коснулась мостовой, мистера Вули сразу швырнуло вперед — он столкнулся в полете с толстым Симпсоном, управляющим своего офиса. Симпсон упал и остался лежать. Рядом с ним лежал мистер Вули.
Далеко впереди Бетти и ее друзья свернули на Макдональд-авеню, потому что у перекрестка были ясно обозначены раскопки департамента дорожных работ: красные фонари, знаки и стрелки со словом «объезд». А разъяренная лошадь не свернула и продолжала нестись прямо, волоча за собой полуразбитую повозку с пожарной лестницей и крюком. И лошадь, и «пожарная машина» упали в десятифутовую яму с трубами, пробив ограждавший ее легкий деревянный барьер.
Мистера Вули окружили люди и многоголосый шорох их мыслей.
— Я трезвый, — простонал мистер Вули.
— Как вы себя чувствуете? — Мистер Симпсон не ответил. Он был без сознания. Пришлось положить его в «скорую помощь» рядом со Свенсоном, который уже находился там, в синяках, но целый. Мистер Вули поднялся. Тут подбежала его дочь Сара, он поцеловал ее, запыхавшуюся. Подошли полицейские.
Как чувствует себя мистер Вули? Это хотели знать все. Но получил ответ доктор Мэнникс, и сопровождался ответ смущенным и радостным смешком.
— Я трезвый, — проговорил мистер Вули. — Совершенно трезвый, — и он коснулся своих бедных ушей, своей несчастной головы. — Но я уже не слышу ничьих мыслей! Это во мне как бы умерло.
— Ваша лошадь тоже умерла, — сообщил ему доктор Мэнникс.
И верно. Дженнифер-Рамми лежала на переплетении труб водопровода, газопровода и электрических кабелей в самом низу ямы. На нее падала земля с краев. Хорошо можно было рассмотреть, однако, голову с закрытыми глазами и торчащий из тела лом. При падении лошадь напоролась на этот лом, стоявший вертикально, и умерла почти сразу же.
Решили там ее и оставить, со своеобразным «колом» в сердце, на перекрестке Макдональд-авеню и Брик-стрит, глубина тоже получалась хорошая, десять футов. Она уж не станет бродить по ночам и делать пакости. А с ней умерло и проклятие…
— Бетти, любовь моя, — сказал мистер Вули своей жене недель эдак через шесть. (Они направлялись к Бермудским островам на круизном судне.) — О чем ты думаешь? Ты так рассматривала за обедом нашего молодого капитана… А с тех пор почти ничего не говоришь. Так о чем же ты думаешь сейчас? Скажи мне. Я ничего не имею против, если ты заметила, какой он высокий, и стройный, и темноглазый или что там еще. Ну, о чем ты думаешь, милая? Скажи, я ведь так люблю тебя?
— О, мой дорогой, — мягко ответила Бетти, — я думаю только о тебе и о том, как мы будем счастливы. Это все.
— Не знаю, — усомнился мистер Вули. Ах, если бы он мог слышать ее мысли, как раньше. Сейчас, когда это стало невозможным, но…
Но кто из нас доволен тем, что у него есть?
Перевел с английского Л. ДЫМОВ
ЭЛЛЕРИ КУИН
КУКЛА ДОФИНА
Под воздействием читательского опроса некогда установилось правило — среди действующих лиц рождественских рассказов обязательно должны быть дети. Этот рассказ не является исключением, и наверняка скептики обвинят нас в том, что мы даже перестарались, ведь в нашей истории действуют также куклы, Санта-Клаус и даже вор, который, правда, кем бы он ни был — а это еще вопрос из вопросов, — совсем не похож на Варавву[4]. Мы признаем свою вину.
Другой характерной чертой рождественских рассказчиков является победа Добра и Света. Добра ждут сироты от ежегодного рождественского чуда. Что же касается Света, то он, как обычно, прольется в конце, благодаря ясному уму Эллери Куина. Недоверчивый читатель найдет немало таинственного в личности и деяниях человека, который несомненно был крылатым князем тьмы этого района. В этом, по крайней мере, был уверен сбитый с толку инспектор Куин. Между прочим, звали того человека не Сатана, а Комус. Довольно-таки странно, ведь как известно, изначально Комус означал бога радости и веселья, что никак не ассоциируется с Преисподней. Поставленный в тупик Эллери безуспешно пытался понять, кто же его призрачный враг, пока Никки Портер, не презирающая очевидного, не предположила, что ответ он может найти там, куда бы сразу же обратился любой простой смертный. И действительно, к разочарованию великого человека, ответ обнаружился именно там — на 2626-й странице 6-го тома 175-го юбилейного издания Британской энциклопедии. Комус — выступавший под этим именем французский фокусник в 1789 году, во время гастролей в Лондоне, показывал номер, в котором его жена, стоявшая на столе, исчезла. Поначалу казалось, что этот трюк, какое бы отношение Комуса к жене он ни выражал, осуществляется без помощи зеркал. Но эти поиски исторических корней nom de nuit[5] своего таинственного противника дали Эллери лишь краткое удовлетворение, пока не наступил благословенный момент, и свет, озарив все вокруг, не разогнал мрак, князя тьмы и все остальное.
Но это хаос.
Наша история, как принято, начинается не с невидимого незнакомца, а с мертвеца.
Мисс Ипсон вообще-то не всегда была мертвой.
Au contraire[6]. Она прожила семьдесят восемь лет, большую часть которых страдала одышкой. Ее отец, бывший профессором греческого языка в небольшом университете Среднего Запада, имел обыкновение называть ее «очень активным маленьким глаголом». Спрягал он ее с помощью одной из своих студенток, недалекой мускулистой девицы, наследницы птицеводческой фермы в Айове.
Профессор Ипсон был примечательным человеком. В отличие от большинства профессоров греческого он был греческим профессором греческого, урожденным Герасимосом Агамосом Ипсилономоном из Поликнитоса на острове Ми-тилини, «где, любил он говорить при случае, божественная Сапфо[7] любила и пела». Эту цитату профессор Ипсон находил весьма полезной в своей внеучебной деятельности. Вопреки, однако, эллинскому идеалу, он всем сердцем верил в неумеренность во всех вещах.
Направление
