Волошский укроп - Стасс Бабицкий
Они свернули в переулок, уже показался знакомый особняк, можно было разглядеть голубые мундиры жандармов, замерших у парадного подъезда.
— Но чем басурманин хотел заморочить тебя, братец?
— Он прямо сказал об этом, видимо понадеявшись, что потом сотрет эти слова из моей памяти. Мехмет-бей рассчитывал, что заставит меня ровно в полдень убить австрийского посланника. А это поставит крест на любых дальнейших переговорах между нашими державами. Сейчас без семи минут двенадцать, стало быть, мы еще успеем остановить убийцу.
— Это которого? — переспросил Митя, хотя уже догадался, каким будет ответ сыщика.
— Платона, разумеется, — кивнул на ходу Мармеладов. — Турок сказал, что превратит меня в запасное оружие, на тот случай, если основное даст осечку. А кто прежде меня побывал в тот день в логове Бешеного волка? Только наш неугомонный кавалергард. Я вчера сначала удивился, что не встретил Платона в доме турецкого шпиона. Но потом решил, что он просто заехал переодеться. Тщеславному юнцу не хотелось выглядеть смешным. Сам посуди, арестует он турка, приведет к начальству — герой героем, а штаны чаем облиты. Это вполне логичное объяснение меня устроило. А когда ты передал слова Алеши, тут-то я и догадался. Почему турок выдвинул требование, чтобы полиция в этом деле не участвовала? Потому что когда взвод городовых нагрянет, попробуй всех разом загипнотизируй. Не выйдет ничего! И этот хитрец заранее рассчитал, когда обер-полицмейстер отзовет своих подчиненных, к делу привлекут частного сыщика, не терпящего вокруг себя орды помощников. Или среди сотрудников министерства найдется тот, кто ради ордена и продвижения по службе, пойдет ловить шпиона в одиночку. А на одного или даже двоих навести иллюзию гораздо проще, чем на толпу.
Сыщик остановился у ворот, чтобы перевести дыхание.
— Но почему ты решил, что встреча проходит именно здесь? Г-н Игнатьев вчера намекал на некое тайное место, которое выбрал обер-полицмейстер…
— Турок потому и встретился с ним на Кузнецком мосту, на виду у всех. Показал, что ради дочери г-н Арапов готов на все, даже на предательство. Мехмет-бей просчитал, что встречу с австрияком отменять не станут, но будут вынуждены перенести из места предложенного главой московской полиции в другое, проверенное, с надежной охраной. Куда чужак не проскользнет. А за столь короткий срок подобных мест можно отыскать всего два: либо имение князя Горчакова, — но при тамошнем числе слуг и домочадцев встреча тут же перестанет быть тайной, — либо особняк в Хохловском переулке.
Прежде, чем войти в здание министерства иностранных дел, почтмейстер задал еще один вопрос:
— А как можно вывести человека из гипнотического тумана?
— В парижской школе применяли три способа: хлопок в ладоши, резкий свист или звук колокольчика, — пояснил Мармеладов. — Так что будем импровизировать.
Жандармы у входа ожидаемо затянули: не положено! Однако на громкие голоса выглянул давешний господин с красным носом, сидящий в холле, — то ли секретарь, то ли письмоводитель, да важно ли это сейчас? — он узнал визитеров и велел пропустить.
— Что у вас за дело, господа?
— Проводите нас к Николаю Павловичу, — потребовал Мармеладов. — Безотлагательно!
— Никак не можно-с, — развел руками красноносый.
— Дело жизни и смерти, — напирал Митя.
— Нет, извольте ждать. Сейчас даже доложить о вас не можно-с!
— Послушайте, нам известно о тайной встрече с австрийским графом, — начал увещевать сыщик, — и о том, что она проходит прямо сейчас, в этом здании.
— И незачем тут турусы разводить! — рявкнул почтмейстер.
— У нас всего минута, чтобы предотвратить большую беду, и если князь Горчаков узнает, что можно было остановить трагедию, но вы нас задержали…
Растерявшийся чиновник закивал головой, как китайский болванчик, и повел их в большую обеденную залу на первом этаже. Когда они переступили порог, стенные часы пробили полдень.
Присутствующие дипломаты постарались скрыть свои эмоции, — в конце концов, это был момент профессиональной гордости, — но неудачно. Граф Андраши, удивившись вторжению посторонних, изобразил губами чмокающий звук. Игнатьев, которого прервали на полуслове, вращал глазами от возмущения. Лишь светлейший князь, — высокий седовласый старик, сидевший во главе стола, — смотрел на сыщика с живейшим интересом, ожидая продолжения.
Платон Ершов, адъютант по особым поручениям, стоял у дальней стены, вытянувшись во фрунт. В ожидании этих самых поручений, если они вдруг последуют. Юноша имел вид отрешенный, как и кадушка с засыхающей пальмой, находившаяся в том же углу. К тому же он не понимал ни слова из застольной беседы, поскольку для пущей секретности решено было не приглашать переводчика и все говорили по-немецки. Но одновременно с двенадцатым ударом часов, произошла решительная перемена: кавалергард четким шагом направился к столу, доставая из рукава тонкий кинжал. Глаза прикованы к австрийскому посланнику, губы кривятся от ненависти — какие уж тут сомнения…
Мармеладов хлопнул в ладоши. Никакого эффекта. Он повторил хлопок — без результата. А Ершов меж тем, преодолел уже половину расстояния. Тогда сыщик свистнул, резко и хлестко, с бандитским вывертом — на звук сразу затопали охранники за дверью, побежали, предчувствуя недоброе. Игнатьев, багровеющий от негодования, зарычал:
— Эт-то что за балаган?
Он переводил взгляд с Ершова на Мармеладова, непонятно, чье поведение возмутило посланника больше.
Платон встряхнул головой, но вырваться из навязанного морока не сумел. Сверкая глазами, он прокричал: «Мехмет-бей» и замахнулся на австрияка. Но тут слева от него как из-под земли вырос Митя и от души приложил адъютанта кулаком в ухо. Тот рухнул навзничь, переворачивая кресла.
— Прости, братец, колокольчика я не нашел.
И пусть теперь, кроме правой ноги у него болела и правая рука, но на лице блуждала довольная улыбка.
— Как все это понимать? — спросил князь Горчаков, оставаясь столь же спокойным, невозмутимым и самую малость насмешливым, как на портрете художника Богацкого.
— Erlauben Sie mir, Ihnen alles zu erklären, sehr geehrte Herren![4]
Мармеладов пересказал историю поимки турецкого шпиона на языке, понятном всем трем дипломатам. Митя заскучал уже к концу второго предложения, потому помог прибежавшим охранникам вывести из залы стонущего кавалергарда и определить в подвальную камеру, до дальнейшего разбирательства. Сам же вышел в министерский двор и заковылял к скамейке у цветочной клумбы.
