Дом с семью головами - Тони Бранто
– Ну, теперь-то вы мне верите?
– Да, я тоже это слышу.
Ходили недалеко от гаража, ступая по снегу без всякой опаски.
– Что… что вы собираетесь делать? – Патрик дрожал, пытался согреть руки дыханием.
Доктор Джейкобс хрустнул затёкшими суставами и решительно сказал:
– Я проверю. Запри за мной дверь. Не открывай никому, слышишь? Никому, кроме меня. Повтори.
– Никому, кроме вас. Можно я с вами?
– Запрись и жди. В перчаточном ящике лежит запасная пара перчаток. Согреешься – продолжай скручивать провода.
Доктор взял фонарик и приоткрыл дверь.
– Кто здесь?
Кто-то быстро побежал.
– Закрывай! – велел Джейкобс.
Крепкий железный засов разделил доктора с Патриком.
Молодой Холлис огляделся.
Тут его не достанут.
Он схватил фонарик и посветил под машиной. Посветил на заднее сиденье. Открыл багажник. Посветил на полки вдоль стен со всякой всячиной.
Ну, всё. Никого. Можно расслабиться.
Он сел за руль, открыл ящик и достал перчатки.
Долгожданное тепло!
Поразительно, какой большой была рука доктора.
Или у Патрика руки были ещё детскими…
10
Адам Карлсен выглянул из сарая. Выл ветер, разнося звуки, и казалось, что снег хрустит отовсюду.
Хрусть… хрусть… хрусть…
Это походило на розыгрыш. Кто-то играл в прятки?
Однако три трупа в доме не располагали к игре.
Карлсен пытался всматриваться в метельную мглу. Там точно кто-то ходил, он же это явственно слышал. Тьма, как по заказу преступника, была кромешной, беззвёздной. Снег залеплял глаза.
Зачем неизвестному столько ходить? Замёрз, что ли? Тогда зачем он вышел на улицу? А что, если он пришёл извне, из этого тёмного заснеженного мира?
Ольга смотрела в оранжерею, фиалка стояла у окна. Могла Ольга в ту секунду видеть человека за окном? Вполне могла. Потому и назвала его фиалкой. Ольге не было дела до того, кто там ходит, чтобы поднимать шум. Ей ни до кого не было дела.
Маньяк, возможно, понял, что его увидели, прокрался в дом незамеченным и вытолкнул Ольгу из окна. Потом он проломил череп Саре – та засекла его в доме. Потом Бульденеж увидел его, выбежал из дома неизвестно куда и всё понял…
Но фиалки там не было. Её туда поставили после.
Значит, и маньяка не было. Не так ли?
Это всё воображение…
В детстве они любили страшилки. Все дети в них играли. Прятались, пугались и радовались. Детям нравилось пугаться, они знали, что всё понарошку, и ничего не воспринимали всерьёз.
Бульденеж сказал: «Адам… эскиз…»
А что за эскиз и где его искать?
И почему эскиз был не в доме?
И почему старик не принёс его с собой?
Кстати, а куда «ушёл» топор?
Карлсен стал искать обратные следы из сарая.
Вдалеке слева от дома показался огонёк. Юноша направился в его сторону, всё ещё погружённый в свои размышления, но огонёк пропал.
Тут же набежал ветер и задул его факел.
А он волшебник, наш преступник!
Как лихо он набросил полог тьмы в нужный момент и отрезал утёс от остального мира!
Теперь это была по-настоящему вселенская леденящая тьма.
11
Из закрытой машины доносился шёпот, словно заклинание:
– Раз – за смерть, два – за рождение, три – за ветер, четыре – за землю, пять – за огонь, шесть – за воду, семь – за веселье, восемь – за боль, девять – время идти, а десять – начинать сначала…
– Патрик…
Он оторвал лоб от руля.
Ему послышалось? Хоть бы ему послышалось…
Вьюга всё выла, кружа вокруг гаража.
Возможно, это был её свист, взвизг, случайно похожий на звучание его имени…
Он вздохнул и тихонечко, как загнанная мышь, попискивая, продолжил бубнить:
– Раз – за смерть, два – за рождение, три – за ветер, четыре – за землю, пять – за огонь, шесть – за воду…
– Патрик!
Его имя прозвучало глухо, отстранённо. Как будто звали другого Патрика, где-то в другом месте в нескольких милях отсюда, а ветер лишь донёс сюда чей-то голос…
Он лихорадочно принялся шептать по новой:
– Раз – за смерть…
– Патрик, ты меня слышишь?
Не слышит, не слышит он! Ясно! Нет здесь никакого Патрика!
– Раз – за смерть…
– Патрик, открой!
Патрик одеревенел, не мог пошевелить и пальцем.
Говорили прямо в щель гаражной двери. Голос, глухой, но настойчивый, стал ещё напористее.
Голос вползал через щель в гараж, змеёй обвивался вокруг горла Патрика, не давал вдохнуть.
Стоявший за дверью явно не хотел, чтобы его слышал кто-то ещё, кроме Патрика. Чтобы кто-то пришёл Патрику на помощь.
Холлис заплакал.
– Патрик!
Змея страха ещё плотнее охватила горло. Губы и подбородок тряслись, слёзы обжигали холодное лицо, затекали в рот.
– Я закричу! – выдавил он и услышал свой сплющенный ничтожный голос – в машине были закрыты окна.
Тот, кто был снаружи, его не слышал.
– Патрик, я знаю, что ты здесь!
Почему Патрик оказался в гараже именно сейчас! Почему один! Зачем позволил доктору уйти!
Лобовое стекло запотело – так он может не увидеть, если кто-то войдёт.
Дрожащей рукой Патрик открыл дверь автомобиля, в другой держал фонарик. Трясущийся луч света принялся шарить по полкам в поисках какого-нибудь оружия. Банки, канистры, тазик…
Встреться со страхами, сделай первый шаг…
– Патрик, открой мне!
На этот раз Патрик Холлис вмиг узнал голос. В машине он казался ему властным и зловещим, а теперь стал самым обычным, со знакомыми интонациями. Как он сразу не понял…
Твои страхи покажутся ничтожными…
– Патрик, я знаю, кто убийца. Он только что со мной разговаривал. В это невозможно поверить… Открывай же, ну!
Молодой человек облегчённо выдохнул. Змея страха свалилась с измученного горла и уползла в тёмный угол.
Неужели пойман тот, кто завёлся в этой тьме, кто всё время ходил вокруг дома и пугал?..
Патрик сделал шаг вперёд и вновь остановился. Вдруг тот, кто за дверью, говорит чужим голосом и просто хочет до него добраться?
Нет, не может такого быть. Ему очень хотелось поверить. Хотелось оказаться рядом с тем, кто прогонит страх, даст защиту и уверенность.
Патрик судорожно вытер слёзы, сглотнул и направился к двери. Взяв себя в руки, сказал:
– Д-да… сейчас… уже открываю…
Засов издал неприятный скрип.
Дверь отворилась.
Ожидавшему снаружи открылось заплаканное, но радостное, неожиданно просветлённое лицо Патрика. И как никогда детское.
– Почему ты так долго не открывал мне, Патрик?..
12
Карлсен выбросил пучок догоревших лучинок. Ноги помнили, где была кухонная дверь, и сейчас, переступая сугробы, через тьму шли точно к ней. В страхе и не такое вспомнишь.
Руки тронули заветную дверцу, ноги входить не спешили. По крайней мере,
