На гребнях волн - Вендела Вида
– Потому нелегко, что, по моему ощущению, ты не питаешь уважения к тем же книгам, что и я. У нас с тобой разные литературные вкусы.
– Разве это не допустимо? – спрашиваю я.
– Не в моем классе, – отрезает он.
Теперь мой черед глубоко вздохнуть. Я думаю о школе «Тэтчер», где у каждой ученицы есть собственная лошадь. «Давай, ради лошади!» – говорю я себе.
– Уверена, есть книги, в отношении которых наши вкусы сходятся, – говорю я.
– Какие, например?
– Ну… вы еще не прочли роман Милана Кундеры?
– Нет, – отвечает он. – Не было возможности: его взяла почитать одна ученица и до сих пор не отдала.
– Я его верну, – говорю я.
Скольжу взглядом по книжной полке, отыскивая книгу, которую могла бы с ним обсудить. Нет, Джека Лондона точно не стоит!
И вдруг вижу: пустого места больше нет. Там, где на полке зияла дыра, стоит «Похищенный» Роберта Льюиса Стивенсона.
– Как насчет «Похищенного»? – говорю я.
– Эту книгу у меня кто-то взял без спроса, – отвечает он. – А потом вернул.
– Выходит, ее саму похитили! – говорю я, надеясь, что он улыбнется.
Но он не улыбается.
– Нет, просто взяли без спроса.
Я пожимаю плечами – как надеюсь, игриво.
– Тебе никто никогда не говорил, что у тебя… странное чувство юмора? – спрашивает он.
– Никто, – вру я. – Вы первый.
– Это ты брала книгу? – спрашивает мистер Лондон.
– Нет, я ее прочла еще несколько месяцев назад.
– И что о ней думаешь?
– Думаю, она… – я ненадолго останавливаюсь, а потом заканчиваю: – …Особенно актуальна в наше время.
– Как так? – спрашивает мистер Лондон.
– Ну, вы же были в пятницу на вечеринке. – И я отвожу глаза, надеясь, что в конце вечера он меня не видел.
– Был, – говорит он. – И что?
– Ничего, – отвечаю я. Что я делаю? Сама разрушаю всякую надежду на успех – и не могу остановиться! Но он вопросительно смотрит на меня – и я делаю шаг в пропасть. – Вам не кажется, что в истории Марии Фабиолы прослеживаются сильные отзвуки сюжета Стивенсона?
– Дай-ка подумать, – говорит мистер Лондон.
Делает задумчивое лицо – устремляет глаза к бежевому потолку и почесывает подбородок. Посидев так немного, опускает глаза. Подумал.
– Не уверен, что вижу здесь какие-то параллели, – говорит он.
– Не видите параллелей?! – Нет, рекомендации мне точно не видать!
– Да, ее тоже похитили, но это же случилось не в горах Шотландии, – говорит он. – И потом, роман Роберта Льюиса Стивенсона вышел сто лет назад.
Как этот человек преподает литературу? Загадка. Чудо какое-то.
– Но вся эта история про корабль, про остров, бегство с острова? – настаиваю я. – И как похитители сначала над ней издевались, а потом один ее пожалел и убедил остальных отнестись к ней добрее?
– Иногда писателям удается уловить некие глубинные, подспудные закономерности бытия, – говорит он. – Именно это делает их книги актуальными для всех поколений. Я рад, что хотя бы самые поверхностные из таких общих идей и тем ты начала замечать.
– Можем мы прерваться на секунду? – спрашиваю я. – Мне нужно подышать свежим воздухом.
– Конечно, – отвечает мистер Лондон.
Я выхожу и начинаю ходить взад-вперед мимо его дверей. На лбу у меня выступил пот, уши горят. Как мистер Лондон может не видеть, что всю свою историю Мария Фабиола сперла у Стивенсона? Он же только месяц назад читал нам лекцию о плагиате!
Я хожу по коридору и считаю до ста двадцати. Снизу, из холла, долетают приглушенные голоса: не сомневаюсь, обсуждают меня. «Шлюха… напилась… в дурацкой шляпе… кровь…»
Я снова вхожу в кабинет мистера Лондона. Молча достаю из рюкзака бланк рекомендации, кладу в ящик входящих документов, что стоит у него на столе справа. «Какого черта!» – думаю я. Вверху стопки документов вижу знакомый красный конверт, еще не открытый. Наша валентинка? Вот не ожидала, что Джулия действительно их разошлет! Я хочу незаметно стащить конверт, но мистер Лондон на меня смотрит.
– Я знаю, что мы не на все смотрим одинаково, – говорю я. – Но «мечты мои – вот все, чем я владею. И, ради бога, ставь стопу нежнее: ведь ты ступаешь по моим мечтам»!
– Плагиат из Йейтса? – спрашивает он.
– Не плагиат, – отвечаю я. – Цитата.
– Когда цитируешь, всегда указывай источники, – говорит он.
– Всем нам не помешает иногда указывать источники, – отвечаю я и выхожу из кабинета.
24
После школы я иду домой мимо дома Кита, но его не видать. Звоню в дверь. Мне никто не открывает; но это не значит, что никого нет. Я различаю в глубине дома торопливые мягкие шаги. Так может, мне кажется, ходить босиком по деревянным полам тот, у кого перепонки на пальцах.
Подходя к дому, вижу маму на велосипеде: она возвращается с работы. Меня не замечает. Я смотрю на нее отстраненно, как на незнакомку. «Какая красивая, целеустремленная женщина!» – думаю я. Девочка со шведского хутора катит на велосипеде по осененной пальмами улице Сан-Франциско.
Я вхожу в дом на пять минут позже. Мама уже достает что-то из морозилки. Она еще не сняла компрессионные чулки, в которых работает. Большую часть дня мама проводит на операциях, там приходится стоять; чулки она носит, чтобы не отекали ноги. Плотные чулки на несколько оттенков темнее ее светлой кожи.
– Думаю, сегодня на ужин будут фрикадельки, – говорит она. – Я пойду в публичную библиотеку послушать Анджелу Дэвис.
На столе лежит книга Анджелы Дэвис; я открываю ее и перелистываю страницы.
Когда приходит папа, оказывается, что он тоже хочет пойти послушать Дэвис.
Я невольно тяжело вздыхаю.
– По какому поводу вздохи? – интересуется папа.
– Иногда я чувствую, что пропустила все интересные… – «периоды», хочу сказать я, но слово «период» ассоциируется с месячными, поэтому выбираю синоним «эпохи».
Родители недоуменно переглядываются. Возможно, слово «эпохи» я произнесла неправильно. Но я продолжаю:
– И «Бархатную революцию» в Чехословакии, и даже здесь – пропустила и Анджелу Дэвис, и «Черных пантер», и Патти Херст… – Тут я с беспокойством думаю, что говорю совсем как Джентл.
– А я тебе не рассказывал, как встретил Патти Херст? – спрашивает папа.
Он присаживается у себя в кабинете, готовый поведать историю. Я сажусь напротив.
– Однажды я шел по Тридцатой авеню. Ты в то время была еще совсем маленькой. Я шел в магазин что-то для тебя купить. Не помню, подгузники, или туалетную бумагу, или детское питание… Что же это было? – вспоминает он, глядя в пол.
– Наверное, эту часть можно пропустить, – говорю я.
– Ладно, – говорит он. – Так вот, иду я в магазин и вижу, что у тротуара припаркован «Шевроле». За рулем сидит женщина в очках и смотрит перед собой. А
