Фридрих Незнанский - Запоздалый приговор
К горлу подступил комок, а сердце будто бы остановилось. Она прислушалась к себе: нет, едва-едва, но работает. Изольда, увидев ее побледневшее лицо, засуетилась:
— Да не волнуйся ты так, родная! На вот, выпей лучше. — И, почти силой протолкнув в Римму какую-то беленькую таблетку, поднесла ко рту стакан воды. — Вот станешь лучше себя чувствовать — позвонишь кому захочешь. Я тебе телефон в палату принесу.
— Правда? — проглотив лекарство, выдавила Римма.
— Ну конечно…
— А Виктор звонил сюда? Узнавал обо мне?
— С этим вопросом не ко мне. Это наш доктор должен знать.
— А когда…
— Будет тебя осматривать, тогда и спросишь, — мягко перебила ее Изольда. — А сейчас отдыхай. Никуда твой Виктор не денется.
Но Римма ощутила вдруг, как тревожно стукнуло сердце.
6
Клаус Хаузер, помимо того что был главным хирургом клиники, являлся и ее владельцем. Она досталась ему в наследство от дяди, старшего брата отца, по стопам которого он пошел. Альфред Хаузер был талантливым и известным хирургом и свое дело начиная с нуля. Клаус с раннего детства равнялся на дядю и в итоге не обманул его ожиданий: с блеском закончил медицинский факультет знаменитого Гейдельбергского университета, пришел к нему на стажировку и с первых дней зарекомендовал себя как подающий большие надежды врач. А поскольку своих детей у Альфреда Хаузера не было, то ничего удивительного не было в том, что он решил оставить свое детище, частную клинику «Хаузер», племяннику. К тому времени они уже работали и жили в Швейцарии, всячески поднимая престиж учреждения, куда не так-то просто было попасть.
К шестидесяти семи годам дядюшка Альфред почувствовал, что возраст берет свое и пора отходить от дел и удаляться на заслуженный отдых. Так он и сделал, и последние пять лет Клаус Хаузер возглавлял довольно престижную в Европе хирургическую клинику. Особую роль в ее процветании сыграло, без сомнения, мудро выбранное в свое время дядей место ее основания. Швейцария была не только тихой страной с надежными банками, но и международным курортом. А клиника, ко всему, располагалась у живописного Женевского озера, в предместье симпатичного городка Лозанна. Из окон своих палат пациенты могли любоваться красотами озера и Западных Альп, выздоравливающие совершали пешие прогулки и дышали чистым альпийским воздухом.
Клаус с головой ушел в работу, добросовестно поддерживая репутацию клиники. Возможно, именно из-за постоянной занятости и самоотрешенности, с какой он работал, в свои тридцать девять лет он так и оставался холостяком.
Когда в клинику привезли русскую туристку, пострадавшую в аварии на озере, Клаус хотел было переправить ее в госпиталь Лозанны. Но, увидев совсем еще юное и красивое лицо с полуоткрытым, словно молящим о помощи ртом, он заколебался. Заколебался потому, что не был уверен, спасут ли ее городские хирурги. Он мог, во всяком случае, хотя бы попытаться. Там же у нее с ее черепной травмой шансов почти не было. Очень жаль, если это ангельское создание потеряет жизнь. Да и отсчет времени шел уже не на часы, а на минуты. Клаус отдал распоряжение срочно готовить операционную…
Теперь, когда она пришла в себя, дело явно пойдет на поправку. И через месяц-полтора она сможет, при определенном уходе, вернуться к полноценной жизни. То, чего он боялся, не случилось. Мозг девушки активно включился в работу, и рецидивов не наблюдалось… Хотя нет, все же был один, небольшой. Первые два дня с ней пришлось повозиться, восстанавливая часть памяти. Создавалось впечатление, что мозг нарочно стер определенный Отрезок, чтобы облегчить себе жизнь после пробуждения. Но девушка быстро вспоминала, с ней вообще приятно было работать.
Она помнила свое имя, свой родной город (или деревню, Клаус так и не понял), своих родных и школьных друзей, как приехала в Москву и осталась там работать. А потом шел пробел, до Швейцарии. Она прекрасно помнила, когда и с кем сюда приехала (некто Виктор), как отказало управление у катера и тот налетел на берег… Но как и где она познакомилась с этим Виктором, кто он ей и чем она занималась последние полгода, об этом девушка имела очень смутное представление.
Постепенно, применяя специальную для таких случаев методику, пробелы восполнили. Но Клаус отметил, хотя и не поделился этим ни с кем, что воспоминания для русской не очень приятны. Ее что-то тревожило, если не сказать угнетало. В выразительных голубых глазах девушки была печаль, которая никоим образом не была связана с травмой. У нее была какая-то тайна, и с возвращением памяти эта тайна стала тяготить ее.
Он осматривал Римму (ему очень понравилось ее имя) два раза в день. Потом стал заходить чаще. Выяснилось, что она неплохо владеет немецким, который изучала в школе, и они могли общаться без посторонней помощи. Клаус не раз ловил себя на мысли, что совершил бы большую ошибку, отправив ее тогда в городской госпиталь. Почему? Потому что она, вероятнее всего, не выжила бы? Он подозревал, что причина не только в этом.
Отлучившись по делам на два дня, по возвращении в клинику он обошел пациентов и только потом сообразил, что в этот раз начал обход с русской, хотя ее палата не была первой.
7
Изольда стала для Риммы почти подругой. Она была веселой, внимательной и доброй. И единственной русской во всей клинике. Ее присутствие здесь объяснялось просто. Закончив медицинский институт, она честно проработала за нищенскую зарплату в своей родной ярославской больнице три года. Не получая никакого удовлетворения ни от работы, ни от условий жизни и не видя дальнейших перспектив, не стала даже раздумывать, когда ей предложили выйти замуж. А предложил иностранец, подданный Швейцарии. Недолго думая, она собрала свои не особо толстые чемоданы и помахала Ярославлю ручкой. Обстоятельства сложились так, что Изольда получила место в клинике «Хаузер» и вот уже второй год работала в ней обычной медсестрой.
— А как твое настоящее имя? — спросила Римма, когда они уже перешли на «ты».
— Это и есть настоящее.
— Да нет, я имею в виду, как дома звали.
— Лизой. Елизаветой. Мне теперешнее больше нравится. — И она значительно произнесла — Изольда Лауберг!
— А изменила почему? — не отставала Римма.
— Если уж рвать с совком, так рвать с корнем.
— Изольда… — протянула Римма, как бы пробуя слово на вкус. — Изо льда… Но ты не такая, ты чуткая, добрая.
— Шоколадки нет, не подлизывайся! — отшутилась та, забирая у нее градусник. — Так, посмотрим, что тут у нас… Тридцать шесть и восемь. Жить будешь.
Они улыбнулись друг другу, как старые знакомые.
— А тебя не смущает, — возобновила свой «допрос» Римма, — что, имея высшее медицинское образование, ты работаешь обычной медсестрой?
Изольду вопрос не смутил. Видимо, его уже не раз задавали.
— Во-первых, — она отвечала, одновременно раскладывая по блюдцам необходимые таблетки, — обычных в нашей клинике не бывает ни врачей, ни медсестер. Тут все со специальным образованием. Во-вторых, платят мне тут мою годовую зарплату на исторической родине. В месяц, я имею в виду. И в-третьих… Риммочка, ты посмотри вокруг! Здесь даже уборщицей приятно работать. Просто приятно, понимаешь меня?
— Понимаю, — Римма кивнула. Она действительно понимала, хотя еще не вставала с кровати и не могла пройтись по клинике. Но достаточно было и того, что она наблюдала в своей палате.
— Вот так, милая. — Изольда поправила под ней подушку. Посмотрела на часы. — Да, кстати, скоро должны принести результаты твоего обследования. Пойду узнаю. — И удалилась, бесшумно притворив за собой дверь.
Римму на днях серьезно обследовали на предмет возможных рецидивов, взяли анализы и тесты, и все такое прочее. Но она не думала, что обнаружится что-либо серьезное. Чувствовала она себя с каждым днем все лучше, хотя повязку с головы еще не сняли и иногда случались головные боли.
Результаты принес главный хирург. Они были в синей папке, которую он держал в руке. Свободная, как всегда, покоилась в кармане халата. Римма уже стала привыкать к этому спокойному мужчине с аккуратной, уже тронутой сединой бородкой и умными темными глазами. Он всегда был подчеркнуто вежлив с ней и ласков. Иногда шутил, чтобы поднять ее настроение. А в последние дни она на самом деле начинала хандрить: никто не звонил, не беспокоился о ее здоровье, как будто для всех она умерла, и в первую очередь — для Виктора.
— Доброе утро, Римма, — поздоровался хирург. — Как сегодня вы себя чувствуете?
— Спасибо, господин Хаузер. Намного лучше.
Они говорили по-немецки, но Римма еще с трудом подбирала слова — сказывалась перенесенная операция. И Клаус, понимая это, старался обращаться к ней по возможности проще.
— Мне принесли результаты вашего обследования, — сказал он, присаживаясь на стул у кровати и открывая папку. — Ваша кисть и ребра срослись удовлетворительно, без смещения…
