Станислав Гагарин - Умереть без свидетелей. Третий апостол
Шофер остановил машину, выскочил из кабины. Теперь он увидел волочащиеся по левому борту доски и понял причину странных маневров мотоциклиста.
С побледневшим лицом шофер бросился к нему. Мотоцикл, перевернувшись вверх колесами, застрял в придорожной канаве. Водителя отбросило метра на четыре в сторону от дороги, к деревьям… Он лежал у большой осины, выступившей от опушки, лежал неподвижно, лицом вниз, раскинув руки.
Трясущийся от пережитого страха шофер схватил мотоциклиста за плечо и медленно перевернул. Глаза пострадавшего были закрыты, но чувствовалось, что он жив. Шофер расстегнул ремешок шлема, освободил голову молодого парня, легонько пошлепал по щекам. Парень открыл глаза, в них плеснулось недоумение, смешанное со страхом. Он попытался подняться, и шофер стал помогать ему, обнимая за спину.
— Как чувствуешь себя? — спросил водитель. — Все цело? Нагнал ты на меня страху… Мать его за ногу!
Парень молчал. Он стоял пошатываясь, полуосмысленно, с непроходящим удивлением оглядываясь по сторонам.
— Чертовы доски! — выругался шофер. — Поначалу я на тебя грешил. Думал, чокнутый парень, сам под колеса лезет. А вышел из кабины — гляжу…
Водитель не договорил. Мотоциклист сделал два неуверенных шага в сторону. Чувствовалось, что он приходит в себя, обретает власть над телом. Вот еще шаг, еще… Все ближе и ближе к лесу.
— Куда ты? — сказал шофер. — Пойдем осмотрим твою тележку…
Он повернулся к кабине, из которой вылез теперь и его товарищ, не решаясь приблизиться к ним.
— Эй, Толик! Двигай сюда! Поможем парню машину наладить.
В это время неизвестный мотоциклист был уже у первых деревьев леса. Когда шофер окликнул его вновь, он вздрогнул и изо всех сил бросился бежать.
— Куда же ты! — кричал шофер. — Эй! Вернись! Ты же ни в чем не виноват! Вернись…
Водитель бросился вослед. К нему присоединился товарищ, но мотоциклист уже скрылся в чаще. Вдвоем парни обшарили ближайший участок леса, только никого там не нашли.
Разводя руками и недоумевая по поводу непонятного поведения мотоциклиста, шофер с напарником вернулись к машине. Вдвоем они осмотрели мотоцикл и пришли к выводу, что ехать на нем нельзя. Но и оставить мотоцикл на дороге шофер не решился. Они подняли пострадавшую машину в кузов. Затем шофер написал записку, подошел к осине, под которой недавно лежал пострадавший парень, и перочинным ножом приколол ее так, чтобы она смотрелась со стороны леса.
В записке водитель написал:
«Чудак! Зачем ты смылся? Я живу в поселке Тукуй, это рядом. Твоя тележка будет у меня. Мы ее подлатаем. Спроси дом шофера Васи Красногора. Жду тебя. Вася».
IIIАрвид Казакис остановился у газетного киоска, чтобы купить вечернюю газету. Он взял с пластмассовой тарелочки сдачу, опустил монеты в карман, повернулся и едва не столкнулся с Вацлавом Матисовичем. Доктор Франичек приветливо смотрел на Арвида.
— Вы не торопитесь? — спросил он.
— В принципе, не тороплюсь, — ответил Арвид, раскрывая газету. — Хочу посмотреть, что новенького на свете.
— Не боитесь испортить пищеварение?
— Не понял? — озадачился Арвид.
— Это есть байка из старой повести Булгакова, — пояснил Франичек. — Вы, конечно, не читали ее.
— Не читал… А вы, Вацлав Матисович, беспокоитесь о пищеварении и не читаете газет?
— Я умею соображать текст между строк. Это страхует от многих болезней.
— Объяснение принято, — сказал Арвид. — И не сердитесь на меня, Вацлав Матисович. Может быть, я не всегда удачно острю, но это у меня возрастное. Со временем научусь придерживать язык, да и он сам, язык мой, порядком притупился.
Франичек покачал головой, некоторое время они шли молча. Затем Вацлав Матисович сказал:
— Пусть он останется у вас таким, как есть, язык ваш. Остроумие не лишне и для таких замшелых пней, какой есть я. И не надо думать, что я сержусь на вас, Арвид Карлович. Это не так… Хотя мне понятно, когда я есть объект для ваших шуток. Вы это поймете, когда достигнете определенного времени, я хочу сказать — возраста…
— Вот и я так считаю, Вацлав Матисович, — усмехнулся Казакис. — Порою вижу себя со стороны и чувствую, что лучше промолчать, а меня будто кто подталкивает…
— О, если вы умеете видеть себя со стороны — это уже много. Значит, я не ошибаюсь в вас, Арвид Карлович.
Франичек остановился.
— И раз уже зашел у нас такой разговор, одним словом, разговор по душам, не выпить ли нам по чашке кофе? Рядом мой дом, а у меня хороший кофе. Вы не торопитесь?
— Времени у меня достаточно… Но удобно ли, Вацлав Матисович?
— Почему вы можете об этом спрашивать? Ведь я живу один. Кому мы можем сделать неудобно, если это я вас приглашаю?
Доктор Франичек готовил на кухне кофе, а Казакис с любопытством рассматривал заполонившие квартиру судебно-медицинского эксперта диковинные вещи. Жил Франичек в небольшом коттедже, окруженном яблоневыми деревьями. Такие небольшие, аккуратные домики на одну-две квартиры в этом районе Западноморска сохранились еще с довоенного времени. Они так и остались здесь, не захваченные пока общей тенденцией повального сноса прежних кварталов, и теперь украшали город…
Арвид слыхал в управлении внутренних дел о необыкновенных экспонатах в доме Франичека, но действительность превзошла все его ожидания. На стенах висели африканские маски, индийские головные уборы, австралийские томагавки. В шкафах стояли банки с заспиртованными существами, которых Арвид видел впервые. Куски кораллов, морские раковины, луки и дротики, примитивная керамика — словом, этнографический музей да и только. Поражало обилие книг не только по медицинским наукам, но и по философии, психологии, истории. Немало было изданий на французском и немецком языках.
С кофейником на подносе вышел из кухни Вацлав Матисович. Доктор приветливо улыбался.
— Садитесь, Арвид Карлович, — сказал он. — Сейчас я достану кое-что еще к нашему кофе.
Из соседней комнаты Франичек принес пузатую бутылку темного стекла.
— Это настоящий женьшень. Добавим немного в кофе для вкуса и здоровья.
Пили кофе. Выдержав паузу, Арвид похвалил напиток и сказал:
— Восхищаюсь вашей коллекцией, Вацлав Матисович. Не квартира, а настоящий музей!
— Память о молодых годах моей жизни, — сказал доктор Франичек. — Понимаете, я с детства мечтал быть врачом. Именно врачом, а ни кем другим. Но мой отец работал трубочистом. Тогда в нашем городе имелись только печи, даже в самых роскошных особняках… Такова была традиция. Без трубочистов городу никак нельзя было обойтись, а потому и платили им неплохо. И отец мечтал, что я сменю его на этом посту. Но у меня не имелось желания на эту профессию. Я хотел стать врачом — и баста! Поэтому, едва кончив школу, я сел на пароход и удрал из дому. Хотел попасть в Америку, заработать кучу денег и пойти учиться в университет. Но пароход, когда я проник в качестве зайца, шел в Австралию. Добрый капитан не выбросил меня за борт и не выгнал на берег в ближайшем порту. Он зачислил меня матросом, и я работал у него до самого Мельбурна за питание и проезд. Но рейс для меня не мог пройти даром. В Мельбурне я оказался на берегу без цента в кармане, но уже имел матросский опыт, знал, куда можно и куда не стоит наниматься, меня просветили в плавании товарищи по кубрику.
— А я с детства мечтал о море, — тихо проговорил Арвид.
— Знаю об этом, — просто сказал Вацлав Матисович. — Мне кажется, что моряк получился бы из вас хороший.
— Спасибо, — улыбнулся Казакис. — И что же вы делали в Австралии?
— Ушел оттуда на грузовом пароходе в Кейптаун. Начались мои странствия по океану. Через три года я приехал в Париж, чтобы учиться на врача, имея расчет, что денег, заработанных в море, мне хватит на годы учебы. Но оказалось, что моей подготовки недостаточно, нужно еще учиться. И тут мне повезло. Я познакомился с французским биологом, который снарядил экспедицию в Южную Америку. Узнав о моих намерениях, он предложил отправиться с ним, пообещав, что будет готовить меня к поступлению на медицинский факультет. Упускать такой великий шанс было нельзя. Мы отправились вместе. После Южной Америки побывали в Африке, в Индокитае. Словом, прошло еще три года, прежде чем я поступил в университет. В экспедиции стал неплохим препаратором, что и определило потом мою специальность. А в сороковом году вернулся на родину. Здесь жила моя старшая сестра, больше никого не осталось. Потом война — четыре года был в армии. Три года назад сестра умерла… Теперь живу один.
— У вас много книг по истории и философии, — Арвид попытался перевести разговор в менее печальное русло.
— Кое-что имеется. Есть литература по религии. Христианство, ислам, буддизм… Если чем-то заинтересуетесь, можете пользоваться. Сейчас, в связи с этим странным делом, для вас, я так думаю, не будет излишней любая информация.
