Александр Горохов - Смертельный азарт
__ Я понимаю, — ровно ответила она.
— Нет, еще не понимаешь. У тебя должна быть твердая позиция — ты особая. Не такая, как все. Не только из-за прически, но и по конструкции души. Живи смело. Быть может, тебе захочется таранить этот мир по-мужски — займись делом, учись, осваивай бизнес. Или займи чисто женскую позицию. В дальнейшем овладей техникой секса, классической техникой, чтоб мужики выли от счастья каждой встречи с тобой. Мой тон наставника сейчас прости, мы вряд ли скоро поговорим.
— Ничего. Но секс — это…
— Секс — это то, чем достигла величия императрица Екатерина Великая, мадам Помпадур и тысячи им подобных. Это сильное, вневременное оружие — было, есть и будет. Начнешь — поймешь суть дела лучше меня. В любых случаях — будь изобретательней и мужественней в широком плане.
— Ты говоришь так, будто мы никогда и не увидимся! — Она неловко рассмеялась, резанув глазами по его лицу.
Илья помолчал, потом сказал медленно и не глядя на нее:
— Видишь ли, я сижу мокрый, голодный и злой. А потому совсем не расположен к разговорам. Но если ты хочешь залезть мне в душу, то вот что я тебе могу сказать. В мире существует прекрасная женщина, надежная, спокойная, домашняя, и на ней я хочу жениться. И женюсь. В мире существует вторая женщина, с которой я хочу спать. В постели, на лугу, в лесу, в автомобиле, в канаве — ночью и днем и каждую минуту. И спать я с ней буду, иначе просто сдохну. В этой некоторой путанице мне надо разобраться, а потому встречаться еще с кем-то…
— Вторую женщину я знаю, — резко оборвала она, и губы ее передернула презрительная усмешка.
— Да?
— Да. Она была сегодня на этой драке с директором вашего института Лученковым. Ты не столько судил бой, сколько таращился на нее.
— У тебя острый глаз, — промямлил Илья.
— Она просто самка!
— Ну, видишь ли, великий писатель Лев Толстой закончил образ лучезарной Наташи Ростовой, тоже дав ей определение «самка». Все феминистки, все дамочки, сражающиеся за равноправие женщин уже лет сто с лишком, не могут пережить этого оскорбления. Но для Льва Толстого подобное определение было высокой оценкой женской сущности.
— Самка, — повторила Валерия с удовольствием. — А кто вторая? Вернее, первая кандидатка на роль жены?
— Слава Богу, ты ее не знаешь. Она сейчас в Крыму, в Феодосии.
Резким толчком Валерия открыла дверцу и вышла из машины.
— Поезжай домой и полезай в горячую ванну, а то еще простудишься!
Дверца автомобиля с треском захлопнулась, и через несколько секунд Валерия исчезла.
За полчаса Илья доехал до своего гаража, запер машину и пешком отправился домой.
Улицы были совершенно пусты, рассвет еще не занимался, стояла самая глухая, воровская пора. В каком-то дворе жалобно и громко запищала сигнализация автомобиля — может, в него уже залезли лиходеи, а может, сигнал тревоги сработал сам по себе.
Илья поднялся по ступенькам, вошел в подъезд и привычно открыл свой почтовый ящик. Из щели выскользнул бланк телеграммы, и он раздраженно подумал, что нет порядка уже и в службе почтовой связи — телеграммы стали бросать в ящик, вместо того, чтобы вручать непосредственно в руки.
В тусклом свете лампочки, освещающей подъезд, он распечатал телеграмму, скользнул по ней глазами, и смысл ее не сразу дошел до сознания. Поначалу он словно ощутил удар в грудь и, собравшись, перечитал телеграмму снова.
«ВЧЕРА ТРАГИЧЕСКИ ПОГИБЛА ВАЛЕНТИНА ВСЕСВЯТСКАЯ-ЛАДА ПРИЕЗЖАЙ Я НЕ СПРАВЛЮСЬ МИХАИЛ ВСЕСВЯТСКИЙ»
Грязный, мокрый и усталый, он стоял посреди подъезда и держал в руках бланк телеграммы, пытаясь понять происшедшее, а потом, когда немного пришел в себя, — подумал, что надо что-то делать. И через минуту принялся автоматически выполнять заданную программу.
Он поднялся к себе, быстро вымылся под горячим душем, переоделся и взялся за телефон. Посмотрел на часы — 03.40.
Шершов поднял трубку почти сразу — видимо, аппарат стоял у постели.
— Александр Викторович, простите за звонок среди ночи, — невыразительно выговорил Илья. — Случилось несчастье, — он выдержал паузу, чтобы не довести человека до инфаркта.
— Да? Что произошло, Пересветов?
— Погибла дочь Всесвятского — Валентина. В Феодосии. Ее дядя Михаил прислал мне телеграмму. Старик, похоже, не в состоянии что-то сделать. Я сейчас вылетаю и потому не буду на работе…
— Да о чем же разговор, Илья! Михаил Всесвятский, конечно же, беспомощен! Вылетай и будь там столько, сколько надо!.. Бог ты мой, как это произошло?
— Ничего не знаю.
— Хорошо. То есть какое там хорошо! У тебя деньги есть?
— Есть.
Он положил трубку, быстро собрал в портфель дорожные вещи и выскочил из дому. Расписания авиарейсов в Крым он не знал, но был твердо уверен, что за несколько часов долетит до Симферополя, а там до Феодосии рукой подать.
Лишь когда он уже сидел в самолете, а машина, разогнавшись по взлетной полосе, пошла вверх, навстречу занимавшейся на востоке заре, ему пришла в голову мысль, что чрезмерной спешки можно было бы уже и не устраивать, можно было не платить бешеных денег за такси до аэропорота и не переплачивать за авиабилет потому, что несколько часов опоздания уже ничего не решали. Спешка не спасала никого.
Глава 17
Милицейский чин из правоохранительных органов города Феодосии был невысокого ранга (и до него-то Илья добрался с трудом), сравнительно молодой, рано располневший и облысевший мужчина, апатичный, удручающе спокойный. В беседе он сохранял за собой право на монолог, принимая на себя роль лидера. Между фразами делал большие паузы, то ли сам собираясь с очередной мыслью, то ли давая собеседнику время обдумать всю глубину его изречений.
— Видите ли, дорогой москвич, вы не можете знать всей обстановки в Крыму… Криминогенная обстановка на полуострове такая сложная и тяжелая, какой нет во всей России… То есть на Украине и в России… У нас — национальные конфликты, экономические конфликты, социальные конфликты, дележка сфер влияния между мафиями, грабежи и просто хулиганство… У вас в Москве — рай для милиции по сравнению с нами… Мы каждый день находим трупы в городе, в горах, вылавливаем их из моря, как в данном случае… В данном, в вашем, случае никакого криминала не просматривается… Нет никаких следов криминала… Девушка дорвалась до моря, решила искупаться, вода еще достаточно холодная, к тому же слегка штормило и… Все элементарно… Экспертиза вскрытия также не наводит на какие-либо подозрения… Мы, конечно, отработали возможные версии… Носильные вещи и ее сумочка остались на пляже… Деньги не похищены… Вы напрасно пытаетесь устроить следствие.
Возражать ему было нечем, да и незачем, это было совершенно очевидным.
— Я понял, — оборвал Илья вяло текущий монолог. — С патологоанатомом, проводившим вскрытие, можно поговорить?
Столь сложный вопрос заставил милиционера задуматься минуты на полторы.
— Вообще-то мы такого не допускаем… Беседы со следователем вам должно хватить… Но поскольку москвичи народ скандальный и настырный, то я устрою вам встречу с судмедэкспертом… Чтобы вы не обвиняли крымскую милицию в небрежении…
Он взялся за телефон и для того, чтобы найти патологоанатома, сделал звонков пять в разные места и с каждым звонком вздыхал с нарастающим осуждением, все с большей укоризной поглядывал на Илью. Наконец, сказал:
— Ваша беседа может состояться только в неофициальном порядке… На всякий случай… Поэтому патологоанатом — Скороходов Владислав Петрович ждет вас через полчаса около входа в кинотеатр на центральной площади…
Скороходов оказался мужчиной молодым, подвижным, говорливым. С его энергией ему бы в футбол играть, а не прозябать в холодных подвалах морга.
Едва пожав Илье руку, он тут же сказал:
— Помянем покойницу? За ваш счет, простите. Я — на полной мели, как и все честные крымчаки. У нас тут только жулье жирует, а все остальные лязгают зубами!
— Помянем, — кивнул Илья. — Где тут поуютней?
— Пока не начнется сезон — нигде! Мы — люди курортного сезона, а в межсезонье — нищенствуем! Но если сейчас пойдем надето, минуем музей Айвазовского, то там найдем ресторанчик памяти великого писателя Александра Грина, и потому он называется «Алые паруса»! И вот там-то мы сможем сегодня посидеть красиво и даже если наши дураки снова объявят сухой закон, то хорошо посидим и завтра.
— Пошли, — улыбнулся Илья. Скороходов понравился ему своим откровенным цинизмом.
Почти в пустом зале ресторанчика они уселись к столу у окна и принялись большими фужерами глушить сухое вино, от которого у Ильи только голова болела. Вино не подымало настроения и не привносило в душу никакой степени высокого блаженства.
— Дело вашей подруги совершенно очевидное. Никаких сомнений нет. На теле никаких следов борьбы, насилия или сопротивления насилию. В этом плане могу вам сообщить, что она была и скончалась девственницей, но об этом вы знаете, как я полагаю, лучше меня. Так?
