Ксения Баженова - Сердце грустного шута
Она уверенно зашагала в сторону деревеньки.
– А вы, Анна, тут что, одна живете? – вступил в разговор Дунаев.
– Я здесь не живу, вот приехала деда проведать, он тут лесником работает. Правда, его сейчас нет, он на охоту ушел. Но завтра к вечеру обещал возвратиться.
– Ребят! Тут и лесник, оказывается, есть. Значит, не пропадем! А связь у него какая-нибудь имеется? – спросил рядовой Петров.
– Вот вернется дедуня – будет вам и связь. Здесь идти тяжело, вот дойдем до дома, я там на все вопросы отвечу. Вы тут поосторожней, земля осыпается, можно в озеро угодить.
Она вела заблудившихся и лихорадочно соображала, куда лучше их отвести: к себе или в первый дом у церкви. «Лучше к церкви. В том доме есть рукомойник, печь хорошая, матрасы, устроятся там, а я их пока кашей накормлю. Ох, что же делать? Что же делать?!» Анфиса пока не придумала, как расправиться с солдатами.
Солдатики поспешали сзади, переговариваясь о том, что им повезло. Настроение у них поднялось, словно у каждого был сегодня день рождения. Нарастающий гул в небе заставил их остановиться. Довольно низко из-за холма выплыл вертолет. Рядовые закричали и замахали руками:
– Эй, мы здесь! Здесь! – орали они во все горло и подпрыгивали. Но вертолет скрылся, и наступила тишина.
– Вас небось ищут?!
– Может, и нас. Только здесь мы были не видны. Хорошо бы найти какое-нибудь место открытое, можно развести костер, и дым покажет, где мы. Лучше ночью. Как вы считаете, Аня? – заговорили возбужденные событием ребята.
– Что-нибудь придумаем, не огорчайтесь. Можно и костер.
Они продолжили путь среди частых зарослей орешника, пока не пришли на поляну перед деревенькой. Анфиса по-хозяйски открутила проволоку. Подумала, что, если они растопят печь – дым привлечет вертолет, но это совсем не обязательно, может, он уже и не вернется. Но лучше это сделать чуть попозже.
– Располагайтесь вот здесь, на матрасах. Вы сами-то городские или деревенские будете?
– Да мы все городские, – ответил рядовой Ряскин, устраиваясь на единственном диване.
– Вот я вас сейчас накормлю, а потом печечку затоплю, полюбуетесь на огонек, погреетесь.
– Анечка, вы просто добрый ангел! Может, помощь нужна? – спросил рядовой Дунаев.
– Нет! Все уже! Ложитесь, отдыхайте. Я гречневой каши принесу, уже готова, в одеяло укутана. Я быстро!
Анфиска выскользнула из дома. Если бы существовал какой-то аппарат, фиксирующий выброс адреналина, то, наведенный сейчас на Анфиску, он бы зашкалил или сломался совсем. Ноги мелко дрожали и ей не повиновались. Анфиска присела, пытаясь восстановить дыхание и хоть как-то прийти в себя. Теперь все пойдет так, как получится, от нее уже ничего не зависело. А если не получится? Они же ее сдадут! На смену энергетической атаке пришло полное бессилие. Она сидела на земле, тихонько постанывая от подступившего страха, и пыталась угомонить поток мыслей: вернуться в дом и открыть вьюшку; потом вытащить их из дома, чтобы подышали воздухом и пришли в себя, а тем временем уйти в лес и там спрятаться – нет, в лесу я умру, а место уже будет засвечено. Или пойти к себе спать, а утром навестить дом; нет, она не должна отсюда уходить, если они останутся живы, утром выйдут по нужде… А если все-таки случится, как она задумала, куда их девать? В подземелье! Анфиска вскочила, прошлась по лужку. Потом осторожно вернулась к дому. Солдатики болтали.
– А каша-то закончилась! Вот я дурья башка! Сейчас печь растоплю и приготовлю чего-нибудь… Нате вот вам по консерве пока!
Ребята стрескали за обе щеки консервы и прилегли кто куда. Под потрескивание огня они очень быстро заснули крепким сном. Она зашла и осторожно потрясла каждого за плечо. Спят. Взяла со стола снятые кем-то из них часы. Хорошие часы. С днем, месяцем и бегущей без остановки секундной стрелкой. Им-то, может, уже не пригодятся, а мне в самый раз! Проверила, плотно ли закрыты окна. Ну, что называется, с Богом! Закрыла вьюжку и вышла.
Ночь прошла в сомнениях и небольших угрызениях совести. Ранним утром – новые часы показывали пять часов двадцать минут – Анфиска пошла к дому и сначала наблюдала за ним из-за кустов. Весенний морозец пощипывал нос. Рассвет близился, и глаза ее были прикованы к двери, а уши прислушивались к малейшему шороху. К восьми часам еще никто не выходил, и она решилась приблизиться к дому.
– Может, сбежали?! – Постучала к окошко, подождала, постучала в дверь, снова подождала. Анфиска, рывком открыв дверь, отбежала подальше и еще немного подождала, не организуется ли какое движение. Только тогда, набравшись храбрости, вошла в дом и первым делом выдернула вьюшку.
Ее идея принесла свой трагический результат: лица солдат посинели, а брюки намокли от мочи, как бывает при отравлении угарным газом.
– Простите, ребята, я думала, что у меня не получится.
Следующий день был полон забот: Анфиске надо было убрать в доме, оставив все как было, и перетащить трупы к подземелью. Она три раза впрягалась, как в сани, засунув под мышки солдатские ботинки и постоянно рискуя быть замеченной, ведь солдат вчера искали. Волокла, отдыхала, опять волокла, старалась не смотреть в мертвые лица; сбросив тела вниз, она закрыла вход плитой. Ту ночь она провела в барском доме, прикорнув на полу у статуй.
Однажды она снова проснулась от шума вертолетов. Был пасмурный теплый день. Из окна своей дальней хибарки она видела, как из двух вертолетов высыпают солдатики и строятся на поляне.
– Ох! Дождалась! – взвыла Анфиска и начала бешено носиться по дому, собирая свои припасы, одежку, рюкзаки рядовых; покидала все в подпол и сама туда шмыгнула. Затаилась, прислушалась. Потом зажгла фонарик и при его свете запихала все под лесенку, где ничего не видно, и сама туда залезла. Нервы ее были на грани срыва.
Но Анфиска не была бы Анфиской, если бы ее мучили угрызения совести и виделись мужики, волокущие «ее» могильный камень (такая мысль ее мимолетно, но все же посетила). «Свидетелей надо было убрать», – заключила она, обдумав все заново. Затем мысли ее переключились на подсчет времени, в течение которого они здесь пробудут и оставят ли кого на ночь.
«Да ну их, – думала подпольщица, – что я теперь, должна здесь всю жизнь сидеть?»
Украденные часы показывали семь вечера, и она стала выбираться из своего укрытия. То, что она увидела, восхитило ее. Во-первых, в домике у церкви обнаружились новые припасы. Во-вторых, кусты орешника, бузины и ольхи, что спускались с холма к озеру, солдатики начали вырубать, и уже обнаружилась старая липовая аллея, которую она видела на чертежах и рисунках. Конечно, не все липы сохранились, но их было достаточно, чтобы понять, насколько красива была эта аллея сто лет назад. В-третьих, они начали чистить дорогу, соединяющую это место с большой дорогой. Ее тоже Анфиска видела на планах, но не могла понять, откуда она начиналась. «Ну, здесь недели на две работы, – подумала беглянка, – что же я, буду сидеть здесь, в подполе? Ну уж нет! Позабавлюсь напоследок». Мысль про «напаследок» навеяла грусть, но она уже так устала быть в бегах, что неизбежная поимка входила в ее мысли и планы.
Начали прилетать каждый день вертолеты, привозить солдат, а потом их забирать. Те чистили, вырубали, пилили, заколачивали; словом, работа кипела. Анфиска подворовывала, мистифицировала и вообще развлекалась.
И однажды она увидела те самые цепи!
Глава 21. Пожар в Серебрянке
1915 год
Зашипела пружина напольных часов, и их полночный мелодичный звон разбудил кота Черныша, тот сладко потянулся и спрыгнул с подоконника. Доктор какое-то время смотрел на пламя керосиновой лампы, потом встал, достал из комода черный бархатный футляр, открыл его, подправил сбившиеся звенья золотой цепи, поцеловал синий камень.
Кот громко урчал и мыкался у ног. Доктор погладил его широкую мягкую спинку:
– Сейчас, Черныш, открою тебе дверь. Иди на веранду, подыши воздухом!
Проводив кота, он вернулся к письменному столу, положил перед собой открытый футляр, достал свою тетрадку. У него вдруг стало необычайно хорошо и легко на душе. Некоторое время он перелистывал записи и тихо разговаривал с черным футляром, точнее с Марией Афанасьевной.
В этот момент он услышал крик у калитки.
– Доктор! Виктор Павлович!
Он открыл окно кабинета, две светлые женские фигуры махали ему снизу, в темноте было непонятно, кто это:
– Кто там?
– Это мы, Тягуновы. Мишеньке плохо. Очень сильный жар.
– Подождите, я скоро! – И прошептал про себя: – Значит, все-таки дифтерит. Надо спешить!
Он, не думая долго, бросил в чемоданчик тетрадь, футляр и выбежал из кабинета.
Тягуновы жили на соседней улице, и очень скоро они дошли до их дома. Доктор пробыл с Мишей более трех часов, пока не стало понятно, что кризис миновал. Ночь была тяжелая. Вокруг ходили грозы, и кусты под окном шумели от порывов ветра. К утру он повалился на диван, в голове гудело от усталости, за окном полыхали зарницы.
