Филлис Джеймс - Взгляд на убийство
— Есть кто-нибудь, кто не согласен со мной? Есть?
— Конечно нет, — заметил доктор Штайнер.
Он говорил успокаивающе, но его проницательные маленькие глазки смотрели в сторону, стараясь встретиться взглядом с доктором Багли. Во взгляде скрывалось замешательство, но Багли уловил в нем также ухмылку скрытого злорадства. Главный врач разыграл всю сцену не слишком искусно. Он позволил отбиться от рук Альбертине Мэддокс, и контроль над заседанием медицинского совета вскоре оказался чисто формальным. Особенную жалость вызывало то, что доктор Этеридж казался вполне чистосердечным. Он взвешивал каждое слово и, к этому выводу давно пришли все, испытывал неподдельный ужас от насилия. Он никогда не был чужд состраданию, его действительно потрясла и опечалила насильственная смерть беззащитной женщины. Но слова прозвучали фальшиво. Он нашел убежище в педантизме, в осторожной попытке снизить эмоциональный накал совещания банальным соглашением. И достиг успеха только в громком лицемерии.
После неожиданного выступления доктора Ингрем на совещании, казалось, воцарилось уныние. Доктор Этеридж делал судорожные попытки руководить им, но это удавалось плохо, разговор стал скучным и бессвязным, с одного перескакивали на другое, однако все время возвращались к убийству. Чувствовалось, что медицинскому совету надо на этот счет выработать свою общую точку зрения. Переходя ощупью от одной версии к другой, наконец остановились на предположении доктора Штайнера. Убийца явно проник в клинику раньше, днем, когда еще не действовала система-записи приходящих в специальный журнал. Он незаметно пробрался в подвал, не спеша выбрал орудий преступления, затем позвонил мисс Болам, вызвал ее вниз, отыскав номер в табличке, которая висела рядом с телефоном. После убийства незаметно поднялся на какой-нибудь из верхних этажей, выбрался из окна, ухитрившись закрыть его, прежде чем стал пробираться к пожарной лестнице. Этим его действиям, свидетельствующим о большой удаче, связанной с необычной, удивительной ловкостью, должного значения не придали. Под руководством доктора Штайнера версию тщательно доработали. Телефонный звонок мисс Болам к секретарю правления расценили как не имеющий отношения к делу. Она, бесспорно, хотела сообщить о каких-то мелких проступках, действительных или выдуманных, которые никак не могли быть связаны с ее последующей смертью. Предположение, что убийца поднялся наверх в лифте, было вообще отвергнуто как фантастическое, несмотря на то, что, как заметила доктор Мэддокс, человек, который смог закрыть тяжелое окно, балансируя с наружной стороны на карнизе, а затем пройти пять футов до пожарной лестницы, мог с таким же успехом решить и проблему подъема лифта.
Доктор Багли, утомленный своей частью разработки образа действий мифического убийцы, наполовину прикрыл глаза и смотрел из-под опущенных век на вазу с розами.
В тепле комнаты мягкие лепестки цветов заметно раздвинулись. Теперь красный, зеленый, розовый цвета аморфно, слившись вместе, как ему казалось, плыли по столу, отражаясь в его блестящей поверхности. Вдруг доктор Багли открыл глаза полностью и увидел пристальный взгляд доктора Этериджа. В этом изучающем взгляде читалось огорчение.
— Некоторые члены нашего совета устали, — сказал главный врач. — Я — также. Если ни у кого нет срочных дел, требующих обсуждения сейчас, объявляю заседание закрытым.
Доктор Багли подумал о том, что у него нет шансов побыть наедине с главным врачом в опустевшей комнате. Но когда он проверял, закрыты ли окна, доктор Этеридж сам обратился к нему:
— Итак, Джеймс, вы уже приняли решение о том, кто сменит меня на посту главного врача?
— Не лучше ли заняться этим вопросом, когда будет дано объявление о вакансии? — спросил тот в ответ. Но тут же добавил: — А что вы думаете о Мэсоне Джайлсе или Мак-Бэйне?
— Мэсон Джайлс не согласится. Он ведет, большую преподавательскую работу и не захочет совмещать то и другое. А Мак-Бэйн слишком крепко связан с основным окружным комплексом для подростков.
Багли подумал, что для главного врача было типичным время от времени сдерживать свои чувства и не смягчать фактов, рассчитывая на то, что за него это сделают другие. Таким образом он экономил жизненные силы.
— А Штайнер? — спросил он. — Я полагаю, что он подходит.
Главный врач улыбнулся:
— О, я не думаю, что окружной отдел здравоохранения назначит доктора Штайнера. Хотя это сугубо внутреннее дело клиники. У нас должен быть кто-то свой, кто справится с делами нашего учреждения и против кого не будет возражать окружной отдел. Если нам пришлют чужого, могут случиться слишком большие перемены. Вы знаете мою точку зрения. Если произойдет скрытое объединение психиатрии с общей медициной, это станет величайшим благом. Мы сможем получить койки. Стин сможет занять надлежащее место в управлении учреждений для амбулаторных больных. Я не говорю, что это вероятно, но это возможно.
Что думают об этом варианте в окружном отделе здравоохранения? Доктор Этеридж слышал об этом в общих чертах. Небольшие учреждения для амбулаторных больных без соответствующего штата, не выполняющие функции реабилитации и не имеющие связей с больницами общего профиля, в глазах тех, кто планирует переустройство, окажутся анахронизмом.
— Меня не волнует, где я занимаюсь своими пациентами, пока меня оставляют в покое, не выводят из себя, пока не слишком велик показной эффект со стороны начальства и пока крахмалят белье, — сказал доктор Багли. — Эти предложения слить психиатрические единицы с больницами общего профиля очень хороши до той поры, пока больницы не убедятся, что нам необходимы персонал и площади. А я слишком устал с кем-то бороться. — Он посмотрел на главного врача. — Кстати, я никак не могу понять… Я звонил вам в кабинет вчера вечером из комнаты медицинского персонала, хотел предложить поболтать после окончания работы…
— В самом деле? В котором часу?
— В шесть двадцать или шесть двадцать пять. Телефон не отвечал. Позже у нас, конечно, возникли другие заботы, чтобы думать об этом.
— Наверно, я был в библиотеке, — сказал главный врач. — Буду рад, если вы найдете время пересмотреть свое решение. И надеюсь, что вы пересмотрите его, Джеймс.
Он выключил свет, и они вместе спустились по лестнице. Неожиданно остановившись, главный врач повернулся к Багли:
— Вы звонили в шесть двадцать? Я нахожу это очень любопытным, очень любопытным.
— Да, мне кажется, именно в это время.
Доктор Багли с удивлением и раздражением отметил, что это в его, его собственном, а не главного врача голосе звучали нотки вины и замешательства. Появилось сильное желание уйти из клиники, чтобы избежать голубого, задумчивого взгляда, который столь легко приводил его в замешательство. Но здесь оставалось и кое-что еще, что должно было быть сказано. Возле двери он заставил себя приостановиться и глянуть в лицо доктора Этериджа. Несмотря на все старания говорить бесстрастно, голос доктора Багли зазвучал принужденно, даже враждебно:
— Мне интересно знать, должны ли мы сделать что-нибудь для медсестры Болам?
— Каким образом? — мягко спросил главный врач. Не получив ответа, он продолжил: — Весь персонал знал, что они могли просить меня принять их в любое время. Но я не приветствую секретов. Это расследование убийства, Джеймс, и оно вне моей компетенции. Полностью вне моей компетенции. Я думаю, что у вас хватит ума занять ту же позицию. Спокойной ночи.
Глава шестая
Ранним утром понедельника, в годовщину смерти своей жены, Далглиш отправился в маленькую католическую церковь на задворках Стрэнда, чтобы поставить свечу. Его жена была католичкой. Он не разделял ее религиозных взглядов, и она умерла прежде, чем он начал понимать, что эти взгляды значили для нее и какое значение такое серьезное различие между ними могло иметь для брака.
Первую свечу он зажег в день, когда она умерла, чтобы придать какую-то определенную форму нестерпимому горю и, возможно, в детской надежде на то, что это хоть немного умиротворит ее душу. Это была уже четырнадцатая свеча. Он думал о своей обособленной и уединенной личной жизни, о посещении храма не как о суеверии или благочестии, а как о привычке, с которой он не смог бы расстаться, даже если бы захотел. Во сне он видел жену довольно редко, но зато абсолютно отчетливо, а просыпаясь, не мог долго удержать в памяти ее лицо.
Далглиш опустил монету в прорезь, взял свечу и поднес фитиль к умирающему огоньку расплывшегося огарка. Фитиль вспыхнул мгновенно, ярким и чистым пламенем. Для него всегда было важным, загорится ли фитиль сразу. Мгновение он глядел на пламя, не чувствуя ничего. Затем повернулся и направился к выходу.
Церковь казалась почти пустой, но она распахнула перед ним атмосферу интенсивной и молчаливой деятельности, которую он чувствовал, но в которой не смог бы участвовать. По пути к двери он узнал женщину, одетую в красное пальто и темно-зеленый головной платок, которая задержалась, чтобы опустить пальцы в чашу со святой водой. Это была Фредерика Саксон, старший психолог клиники Стина. Они вместе достигли входной двери, и ему пришлось приложить усилия, удерживая дверь открытой, из-за внезапного порыва осеннего ветра. Она улыбнулась ему дружелюбно и без смущения.
