Татьяна Устинова - Гений пустого места
– Друга… серьезно наказал, а Вселенная в Сердобск вернулась, мед на базаре продает.
– Ты мне тоже предлагаешь своими силами разбираться?..
– Да чего разбираться, Митяй! Мы с тобой, с божьей помощью, разобрались почти! Значит, ищи друга, который в офисе у тебя как дома. Машину ищи, которая ночью возле здания стояла. И симпатию свою спроси, с кем она там амуры крутила, а может, и не крутила, а просто языком чесала, какой у нее мужик крутой, это ж надо – ка-а-кими деньжищами на работе ворочает!
Хохлов молчал. Думать о том, что во всю эту историю может быть замешана… Галя, было дико.
– С убийством сложнее. Вникать нужно. Если областные не разберутся, ну, подключусь я тогда!
– Игорь, я не умею думать, как думают профессионалы! Вот ты сразу про камеру в проходной сказал, а я про нее вообще не знал!
– Ты думай последовательно, – посоветовал Никоненко серьезно. – Не торопись. Если на месте, где был найден труп Кузмина, нет портфеля и шапки, значит, или кто-то их забрал, или убили его не там! Кто мог забрать? Или убийца, или бомжик какой себе гардероб обновлял. Бомжика исключаем, двор охраняемый и с забором, получается, убийца забрал. Шапку ты нашел у избиенной Родиной, так? Значит, убийца про Родину знал. Знал, где живет, знал, что одна живет, знал, что Кузмин с ней дружбу водил и любовь крутил. Давай ищи человечка, который все это мог знать. Таких тоже немного, это я тебе точно говорю. Начни опять же с друзей-приятелей. Зачем убийце шапка с трупа – тоже хороший вопрос, и тоже надо бы ответ поискать! Если он в ней к избиенной Родиной явился, значит, дело не в том, что она с трупа свалилась, а преступник этого не заметил. Значит, он ее с намерением прихватил, а намерение у него может быть только одно – чтобы в этой шапке его все принимали за Кузмина. И развивай, развивай линию последовательно! Зачем ему это понадобилось?.. Как труп у дома оказался? И тут уж надо с охранником по душам потолковать! И толкуй жестко, так, чтобы он сразу понял: ты точно знаешь, что он кого-то среди ночи во двор впустил!
– А он впустил? – спросил Хохлов.
– Ну, Митяй, итить твою налево! Ну, труп же не с неба упал! И не сам нарисовался! Чему нас учит диалектический материализм?
– Чему?
– Тому, что труп просто так, сам по себе, ниоткуда взяться не может! Где портфель? Что у него там было ценного? О каких деньгах речь идет? Может, и вправду о твоих, и сообщницей у него избиенная Родина!
– Как?!
– Ну, она твоему сторожу в водку снотворного плеснула, а денежки забрала. А третий, который за рулем сидел, Кузмина замочил и к Родиной за своей долей пришел!
– Да он ее бил, Игорь! По зубам! Он ее связал!
– Ты чего, своими глазами это видел? Может, это у них инсценировка такая! Чтобы от себя подозрения отвести! Ты с избиенной приятельствуешь, так?
– Так, – мрачно подтвердил Хохлов.
– Небось в гости захаживаешь? Ну, там, выпить, посидеть? Тортик приносишь, винца сладенького? Так?
– Так.
– Да ты проводи аналогии-то, проводи, с банкиром, у которого камушки тиснули! Родиной ничего не стоило у тебя ключики из кармана взять и сообщнику на лестницу вынести. Пока он дубликаты делает, ты у нее культурно отдыхаешь, и она тебя всячески привечает, подливает, подкладывает, угощает! А когда он их сделал – раз, и условный звоночек в дверь, как будто соседка за солью пришла. Ключики тебе в карман возвращаются, а у ребят радужная перспектива открывается! Подходит в качестве рабочей гипотезы, как говаривал старик Шерлок наш Холмс?
– Нет, – сказал Хохлов злобно.
Злобно именно потому, что все гладко выходило. И очень похоже на правду.
На правду, которая была решительно, абсолютно невозможна!
– Почему? – удивился бездушный профессионал Никоненко.
– А зачем они Кузю убили?
– Чтобы не делиться.
– А зачем во дворе у Пилюгиных?
– Чтобы подозрения от себя отвести! Пилюгин с Кузминым все время ссорился, так? Так. Все об этом знали, так? Так. Вечером, когда ты у них гостил, пепельница, впоследствии обнаруженная на месте преступления, имела место быть, или ты не запомнил?
– Была, я в нее пепел тряс, – подтвердил Хохлов.
Больше всего на свете ему хотелось, чтобы подполковник заткнулся и не сказал больше ни слова. Хорошо бы немота поразила его навечно.
– Значит, Кузмин вполне мог ее прихватить с собой.
– Зачем?! Чтобы оставить на месте собственного убийства?
– Родина могла его убедить, что просто необходимо избавиться от третьего, а пепельница нужна все затем же – чтобы подкинуть ее на место преступления и невинного человека подставить, Пилюгина твоего! Але, Митяй! Ты чего молчишь? Але!!
– Игорь Владимирович, – сказал Хохлов очень твердо. – Этого быть не может. Ну, просто потому, что не может быть, и все.
Никоненко не стал восклицать, что Хохлов говорит так от слабодушия и недостаточной подкованности в вопросах криминологии.
Он какое-то время помолчал, а потом посоветовал серьезно:
– Бросай ты это дело, Митяй. Оставь все как есть. Даже если твоего Пилюгина до суда доведут, адвокат обвинение в клочки порвет. Деньги… ну, жалко, конечно, но ты еще заработаешь!
– Игорь, я не могу бросить!
– Тогда надо наплевать на все и думать не так, как тебе хочется, а так, как тебе подсказывают факты и логика. Факты, логика и интуиция. Понял, Митяй?..
Хохлов молчал.
– Чего молчишь-то? Спроси меня еще о чем-нибудь, я тебе отвечу!
Хохлов помолчал, а потом спросил:
– Тебе, Игорь Владимирович, щенок не нужен?
– Какой… щенок?
– У меня большой выбор, – продолжал Хохлов, – из трех штук.
– Ну, ты даешь, Митяй! – фыркнул большой милицейский начальник. – А порода какая?
– А никакая. Подзаборная. Но очень здоровые, как лошади.
Милицейский начальник еще немного пофыркал.
– Ну, оставь мне одного, что ли, – сказал он задумчиво. – Мне Витася обещал, но у него элитные, высшее общество, и когда будут, неизвестно, а я бы взял. Участок-то мы прикупили, так Буран один не справляется!
Бураном звали подполковничью собаку, и была она необыкновенного ума и повышенной лохматости. Никоненко был уверен, что его Буран – нечто среднее между академиком и профессором и на порядок выше доктора наук. В молодости Буран научился пить кофе – вылизывал его из чашки вместе с гущей – и открывать двери: ставил лапу, наваливался тушей и входил в любую дверь. Подполковник мечтал научить его курить сигары, чтобы коротать с ним перед камином зимние вечера.
– Так мы приедем с Алинкой за щенком! И вот еще что мне скажи, какое отделение дело ведет?
– Наше городское ОВД, или как оно называется?..
– Так и называется. Я сейчас туда позвоню, Митяй! Попрошу, чтобы другана твоего долго не мариновали и не прессовали особенно. Хотя мне в это дело лезть тоже не с руки, ты пойми! Мы московские, а то областные!.. И ты в самодеятельность не ударяйся! Я понимаю, тебя за живое задело, но… не сможешь ты.
– Я смогу, – сказал Хохлов, нажал кнопку отбоя и хотел было бросить телефон в стену, чтобы больше не попадался на глаза, но пожалел и аккуратно положил его в пепельницу.
Зря он позвонил Никоненко! Надеялся, что тот, как герой мультфильма, тотчас же явится на помощь, закричит: «Спасатели, вперед!» – и возьмет на себя все сложности нынешней хохловской жизни. Он даже представлял себе, как спасенный, благодарный и немного растерянный Димон приезжает к нему, Хохлову, домой вместе с Ольгой, и они сидят у него на диване, целуются, а Хохлов рассказывает, как непросто ему было разобраться во всей этой чертовщине, но он все-таки разобрался. Димон совершенно оглушен его благородством, лезет со словоизлияниями, а величественный Хохлов говорит что-то вроде «на моем месте так поступил бы каждый» или «на то и друзья, чтобы выручать их из беды»!
Ничего не выйдет. Спасатели не торопятся, а если и прибудут, вряд ли им удастся восстановить мир в том самом виде, в каком он существовал до катастрофы. Да они и не станут восстанавливать! Они лишь разгребут завалы и вытащат из-под них живых и мертвых.
Интересно, каким к тому времени окажется сам Хохлов, живым или мертвым?
Живым – ему ничего не угрожает и вряд ли станет угрожать, если только он не вступит в рукопашную с тем самым «третьим», который украл его деньги и убил Кузю. О котором говорил Никоненко.
Мертвым – если его задавят обломки рухнувшего на голову мироздания, а из-под таких руин уж точно не выберешься никогда, и никакие спасатели не разгребут завалы.
Они дружили двадцать лет – полжизни! Не так уж и мало. Если подполковник прав, и в ограбление замешана старая подруга Родионовна, и Кузя тоже принимал участие, и вдвоем они подставили Димона, а потом Кузя был убит, и в его убийстве Арина тоже виновата, значит, эти полжизни пошли псу под хвост.
И точка.
Хохлов закинул руки за голову, отъехал вместе с креслом и положил ноги в грязных ботинках на стол, прямо на бумаги, чего никогда не делал. И стал качаться.
