Наталия Левитина - Она что-то скрывает

Так понял или нет?

В истории с компроматом мне хотелось бы сохранить инкогнито. Пусть Фёдор занимается всем этим самостоятельно, ему не привыкать к возне с тротиловыми шашками и ядерными боеголовками. А я – девушка тихая, миролюбивая, лучше трусливо отсижусь в укрытии, если Богдан Гында, разъярённый публикацией, вдруг начнёт ответный крестовый поход…

Так и не разобравшись, связаны ли между собой эти два события, я набрала номер ветерана. Слушая гудки в трубке, заранее улыбалась: как приятно сообщать человеку хорошую новость… Сейчас мой дед обрадуется!

Ответила внучка Иннокентия Михайловича.

– Здрасьте-здрасьте, – не переставая улыбаться, сказала я. – Это Юля. Давайте скорее зовите к телефону деда, у меня для него шикарное известие! Мы выиграли битву! Мы идём в мэрию на торжественное заседание! И дед получит ключи от квартиры! Ну, Таня, быстрее зови Иннокентия Михайловича, мне не терпится сказать ему!

– Юля, здравствуй, – устало и как-то тускло произнесла в трубку внучка Иннокентия Михайловича. – Ты знаешь, – она всхлипнула, – дед умер сегодня ночью… Я как раз собиралась тебе позвонить…

Глава 21

Редис в качестве антидепрессанта

Отгремел праздничными салютами День Победы, промаршировали по Красной площади войска. Зацвели яблони и черемуха, распустились тюльпаны, превратив город в благоухающий весенний сад…

В открытое окно аудитории врывался свежий ветер, солнце радостно сияло.

– Что с тобой? – возмутилась Лиза. Она смотрела на меня гневно и одновременно растерянно. – Юля, но ведь так нельзя! Ты снова не подготовилась! Как нам заниматься? Да и сейчас отсутствуешь, совсем не слушаешь меня!

– Только что с похорон, – мрачно сообщила я.

– О, – тут же отпрянула учительница. – Надо же. Извини. Почему ты не отменила урок?

– А зачем? – пожала я плечами. – Главная роль в траурном мероприятии была отведена не мне. К счастью.

Эту роль исполнял дед Кеша. Ордена и медали ветерана блестели на ярком солнце. Моё сердце сжималось от боли и ощущения вины: наверное, славный старик прожил бы на несколько лет дольше, если бы родственники и я не вовлекли его в борьбу с бюрократической машиной. Так ли нужна ему была эта квартира? Конечно, он хотел оставить её внукам, однако всё это стоило неоправданно больших усилий…

И безрезультатных!

Ведь квартиру Иннокентий Михайлович так и не получил. Выходит, я наполнила последние месяцы его жизни мелочной суетой…

На похоронах, погружённая в свои мысли, я никак не могла сосредоточиться на происходящем, а сочиняла и сочиняла в голове гневную и ядовитую статью.

Но зачем?

Главное – ушёл классный старик, бывший источником добра и душевной теплоты не только для своей семьи, но и для всех, кому случалось оказаться рядом…

…– Извини, – повторила Лиза. – Я зря тебя обвиняю.

– Конечно, зря. Если ещё вспомнить, что это вторые похороны за три месяца, – тоскливо и обиженно пробубнила я.

Жалейте меня!

Я несчастная!

– Ой, – вовсе растерялась Лиза. – Какой ужас! Юлечка, прости!

Англичанка была полностью деморализована. Но совесть тут же скорпионом впилась мне в печень: вообще-то с моей стороны это был эмоциональный шантаж. Я не подготовилась к уроку вовсе не из-за того, что надо было участвовать в траурном мероприятии, а из-за лени…

Нет, это даже не лень, а какое-то оцепенение, – я впадаю в анабиоз, увидев, какой объём знаний предстоит впихнуть в мой бедный мозг. Мне почти открылась ужасная тайна: я никогда не смогу говорить по-английски. Но признаться в этом Лизе – разочаровать милую девочку. Поэтому я выбрала для оправданий беспроигрышный аргумент. И он подействовал. Услышав о том, как жестоко обошлась со мной судьба в последние три месяца, Лиза уже не может продолжать урок, она расстроена, в её карих глазах сияет искреннее сочувствие…

Подвезла Лизу до офисного центра, где у неё корпоративное занятие.

– Эти ребята, наверное, уже вовсю болтают по-английски? – с завистью спросила я. – В отличие от меня.

– У них очень сильная мотивация. Да и начальство хорошо стимулирует, – улыбнулась Лиза. – Они из кожи лезут, чтобы выбиться в отличники.

– А я – двоечница. И у меня атрофирован речевой центр мозга.

– Однозначно, он у тебя атрофирован! – засмеялась Лиза. – Стоит пообщаться с тобой несколько минут, и сразу это понимаешь.

– Вот видишь. Я никогда не выучу английский.

– Выучишь сразу же, как только почувствуешь, что он тебе нужен. Если вообще нужен.

Да, верно.

Пора бы признаться – затея была неудачной, самое время от неё отказаться. Хватит уже мучить себя и Лизу.

– Знаешь, зато у Вани речевой центр активизировался невероятно! Вчера пыталась посмотреть фильм – не удалось! Ребёнок заглушает телевизор, болтает без умолку! Ощущение – словно прорвало плотину!

– Как я за тебя рада!

– А как наш папуля рад! Он ужасно переживал из-за сына. Комплексовал и нервничал. Теперь счастлив: сынок наконец-то заговорил.

– Уже не пилит тебя, что пошла работать, а не сидишь дома?

– Пилит-пилит. Он принципиально не согласен.

– Ну, понятно. Хочет вечером приходить домой к накрытому столу. А ты – рядом в миленьком переднике, с поварёшкой наперевес. Ребёнок умыт и причёсан, и держит наготове картинку, нарисованную для папы. Какая идиллия!

– О, это не про нас, – засмеялась Лиза. – Готовить я не успеваю, конечно. Иногда у меня бывают занятия и в девять вечера. Приходится договариваться с бабушками, чтобы забрали из садика Ваню… Вот, даже тебе умудрилась один раз подбросить ребёнка. Как считает муж, это ненормальная ситуация. Я должна сидеть дома с сыном.

– А финансы позволяют? Вы сможете прожить на одну зарплату?

– Конечно. Финансовых проблем у нас нет. Мой заработок – это несущественно, капля в море. Трачу не на семейные нужды, а на духи и губную помаду.

– Ясно. Наверное, именно поэтому твоё желание работать расценивается мужем как прихоть капризной девочки.

– Да, ругаемся из-за этого. Но я не сдамся! Обожаю свою работу, не могу жить без английского, без учеников.

– Ты молодец. Так и надо. Не позволяй замуровать себя в четырёх стенах.

– Но, конечно, меня не оставляет чувство вины. Возможно, Ване было бы лучше, если бы я сидела дома? Наверное, я плохая мать.

– Не смеши. Не много пользы может дать ребёнку мамаша, не сумевшая самореализоваться и страдающая из-за этого. Если домашнее хозяйство не для тебя – а многие девушки, не будем скрывать, для этого вовсе не приспособлены, у них отсутствует ген домоводства, – ты бы через месяц превратилась в злобную фурию. И кому от этого лучше?

– Ой, Юля, умеешь ты успокаивать. Да, я бы загнулась, если бы ограничила свою жизнь плитой и раковиной. Бррр, даже и думать страшно.

– Так что мужу придётся смириться.

– Ну, в конце концов, он всегда мне уступает. Рычит, но соглашается с моим мнением.

– Наверное, сильно любит?

– Любит, – зарделась Лиза. – Я это чувствую. Обожает меня и Ваню.

– Классно, – умилилась я. – Ах!

– Я тоже очень сильно его люблю. Он чудесный… Ты знаешь песню? Её поёт один итальянец… Как же его зовут? Он уже старенький.

Лиза напела первую фразу, и я узнала мелодию, сводившую с ума меня и всех подруг, когда нам было лет по четырнадцать. Это была песня Риккардо Фольи «Storie di tutti i giorni».

Как-то так…

Итальянского языка я тоже не знаю, убогая.

Между прочим, когда эта песня гремела из динамиков на школьных дискотеках, Риккардо вовсе не был «стареньким», он был гарным итальянским хлопцем.

– Там есть такие слова, – сказала Лиза. – «Un giorno in piu che passa ormai con questo amore che non e grande come vorrei». Если дословно перевести – «проходит ещё один день вместе с этой любовью, которая не так велика, как мне бы хотелось». Ужасно, правда? Вроде бы есть любовь, есть чувства, но ты понимаешь, что всё это не то. Всё бы могло быть иначе, ярко и безумно. Но жизнь проходит, а ты продолжаешь довольствоваться тем, что имеешь…

– И так у вас с мужем?! – задохнулась я.

– Наоборот! – воскликнула Лиза. – У нас как раз и есть то, о чём мечтаешь. Когда смотрю на мужа и понимаю, насколько же я счастлива! У меня замирает сердце от любви и радости. А когда вижу, как они играют вдвоём, папа и сын, двое моих самых любимых мужчин, то ощущаю себя на вершине блаженства!

– Чудесно, – с завистью вздохнула я. – Чудесно.

Хорошо Лизе, у неё муж под боком. Им можно полюбоваться, пощупать, проверить, исправно ли функционирует.

А мой друг далеко. И только по телефону может поддержать меня в эти печальные дни, когда я постоянно думаю об Иннокентии Михайловиче.

В восемь утра я подпрыгнула от телефонного звонка. Это Марго, и она была полна благородной решимости помочь мне забеременеть. Теперь моя яйцеклетка в надёжных руках, и ей никуда не деться, – с Марго шутки плохи!