Алистер Маклин - Золотое рандеву
По трапу я спускался медленно и неуклюже из-за сильной боли в ноге мое мнение об обезболивающем Марстона было явно ниже его собственного. Внизу за перегородкой ждала Сьюзен. Здесь, в глубине, грохот усилился вдвое, а зрелище толкающихся по трюму бегемотов - контейнеров выглядело еще страшнее.
- Где же гробы? - спросила Сьюзен. Я ведь сказал ей лишь то, что мы собираемся обследовать некие гробы. Я не мог заставить себя сообщить ей, что мы могли в них обнаружить.
- Они упакованы. В деревянном ящике. На той стороне трюма.
- На той стороне? - она повернула голову, подняла фонарь и взглянула на скользящие по полу обломки и скрежещущие контейнеры.
- На той стороне? Да нас расплющит, прежде чем мы пройдем полпути.
- Весьма вероятно, и тем не менее не вижу другого выхода. Подождите меня минутку.
- Вы! С вашей ногой! Да вы еле ковыляете. Нет, нет! - прежде чем я успел ее удержать, она перепрыгнула через перегородку и бросилась бегом через трюм. Она то и дело спотыкалась о рассыпанные обломки, но каждый раз ей удавалось сохранить равновесие, вовремя остановиться или ловко увернуться от проносящегося мимо контейнера.
Она была проворна и легка, это надо признать, но измученная морской болезнью, утомленная постоянным напряжением сил в борьбе с качкой, она не должна была добраться до цели.
Тем не менее Сьюзен это сделала, и я увидел, как она размахивает фонарем в другом конце трюма. Мое восхищение ее смелостью могло сравниться разве только со злостью на ее поступок. Что, интересно, она собиралась делать с этими гробами, когда найдет: принести их обратно по одному под мышкой?
Но их там не оказалось, так как, осмотрев все, она покачала головой. И вот она уже шла обратно, а я предостерегал ее криком, но крик вдруг застрял у меня в горле, обратившись в шепот, правда, она не услышала бы и крика. Громыхающий, шатающийся контейнер, разогнавшись под уклон, после того, как "Кампари" резко клюнул носом в неожиданно глубокую впадину между волнами, ударил ее в спину, бросил на пол, и потащил перед собой, как будто был наделен человеческой, вернее бесчеловечной склонностью к злу и вознамерился лишить ее жизни, прижав к передней переборке. И только в последний миг перед тем, как ей умереть, "Кампари" начал выбираться из ямы, контейнер заскрежетал, остановившись в трех футах от переборки, а Сьюзен осталась неподвижно лежать между ними. Я был по крайней мере в пятнадцати футах от нее, но совершенно не мог восстановить в памяти, как сумел добраться туда и обратно. Хотя все же сделал это, ибо неожиданно мы оба оказались на нашем островке безопасности, и она прильнула ко мне, как будто я был последней оставшейся ей в мире надеждой.
- Сьюзен, - хриплый голос мой как будто принадлежал кому-то другому. - Сьюзен, вы ранены?
Она прильнула еще ближе. По какой-то чудесной случайности в правой руке у нее по-прежнему горел фонарь. Было это где-то у меня за спиной, но отраженного от борта света было достаточно, чтобы осмотреться. Маска ее была сорвана, оцарапанное лицо кровоточило, забрызганные грязью волосы растрепались, одежда промокла, а сердце билось как у попавшей в ловушку птички.
Совсем не к месту меня посетило напрошенное воспоминание, воспоминание об очень выдержанной, прелестно-ядовитой, мнимо-заботливой юной леди, которая два дня назад спрашивала меня о коктейлях, но это видение померкло, только возникнув. Несоответствие было непомерным.
- Сьюзен, - переспросил я, - вы не ранены?
- Я не ранена, - она глубоко вздохнула, точнее сказать, не вздохнула, а содрогнулась. - Просто я так испугалась, что не могла пошевелиться. Она взглянула на меня своими зелеными глазами, невероятно большими на белом, как мел, лице и уткнулась мне в плечо. Показалось, что она собирается меня задушить.
К счастью, это продолжалось недолго. Я почувствовал, как слабеют ее объятья, увидел, как сдвинулся луч от фонаря, и вдруг она сказала до странного обыденным голосом:
- Так вот они.
Я обернулся. Они действительно были тут, не дальше чем в десяти футах. Три гроба - Каррерас уже разбил ящики - аккуратно стояли, покрытые брезентом, между перегородкой и переборкой, в полнейшей безопасности. Как это не уставая повторял Тони Каррерас, его отец ничего не упускал из виду. Темные блестящие гробы с черными кистями и бронзовыми ручками. На одном из них на крышке была прибита табличка, то ли медная, то ли бронзовая, трудно было разобрать.
- Это упрощает дело, - голос мой почти совсем вошел в норму. Я взял было молоток и зубило, захваченные из кладовки боцмана, но тут же бросил их.
- Тут кроме отвертки ничего не понадобится. Два из них должны быть пустыми. Дайте мне фонарь и оставайтесь здесь. Постараюсь закончить как можно быстрее.
- Будет еще быстрее, если я подержу фонарь, - ее голос был еще спокойней моего, но пульсирующая голубая жилка на шее говорила, чего стоит ей это спокойствие. - Поторопитесь, пожалуйста.
Мне было не до споров. Я взялся за конец ближайшего ко мне гроба и хотел подвинуть его поудобнее для работы. Не тут-то было - он застрял между другими. Тогда подсунул руку под гроб, пробуя его приподнять, и вдруг нащупал пальцем дырку в дне. Затем другую, третью. Обшитый изнутри цинком гроб с отверстиями в дне? Это было, по меньшей мере, странно.
Выдвинув гроб, принялся за шурупы. Они были бронзовые и очень большие, но и отвертку из боцманской кладовки я взял не маленькую. И, кроме того, меня все время свербила мысль, что если скормленный часовому наркотик был столь же плох, как и обезболивающее, вколотое мне в ногу, то он вполне уже может просыпаться. Если уже не проснулся. Так что крышка слетела с гроба в считанные секунды. Под крышкой, вместо ожидаемого мною крепа, я увидел старое затрапезное одеяло. Возможно, в этой стране существовали отличные от общепринятых погребальные обычаи. Я стащил одеяло и убедился в своей прозорливости. Обычаи их действительно были своеобразны. Вместо тела покойного у них, оказывается, было принято укладывать в гроб аматоловые шашки, набор детонаторов и небольшую квадратную коробочку с проводами - по всей вероятности, часовой механизм. Мгновенное определение вида взрывчатки не было особой доблестью - на каждой шашке было разборчиво написано страшное слово. Сьюзен заглянула мне через плечо:
- Что такое аматол?
- Мощная взрывчатка. Здесь хватит, чтобы разнести "Кампари" на кусочки.
Больше вопросов у нее не возникло. Я положил на место одеяло, прикрутил крышку и принялся за следующий гроб. У него снизу тоже были дырки, возможно, чтобы взрывчатка не отсырела. Снял крышку, осмотрел содержимое и поставил ее обратно. Номер два был дубликатом номера первого. И вот я приступил к номеру третьему. Тому, который с табличкой, самому для меня интересному. Табличка в форме сердечка гласила с исчерпывающей лаконичностью: "Ричард Хоскинс, сенатор". И все. Сенатор чего, я так и не понял. Но впечатляло. Впечатляло достаточно, чтобы обеспечить почтительное отношение на всем пути в Штаты. Я снял крышку с осторожностью, тщательностью и благоговением, как будто под ней на самом деле лежал Ричард Хоскинс. Я-то знал, что нет его там.
То, что находилось внутри, было завернуто в плед. Я осторожно вытащил плед. Сьюзен поднесла фонарь. На одеялах и вате лежал полированный алюминиевый цилиндр длиной в 75 дюймов и диаметром в 11 дюймов, с беловатой керамической головкой. Просто лежал - и было в нем что-то пугающее, что-то непередаваемо зловещее. Хотя, возможно, не в нем самом, а в моих мыслях по его поводу.
- Что это такое? - голос Сьюзен был так тих, что ей пришлось подойти поближе и повторить: - О, Джонни, скажи, ради бога, что это такое?
- "Твистер".
- Что-что?
- "Твистер".
- О, господи! - до нее дошло. - Это... это атомное устройство, похищенное в Южной Каролине? "Твистер"? - она отступила назад, шатаясь. "Твистер"!
- Он не кусается, - заверил я, не будучи, впрочем, сам в этом вполне уверен. - Тротиловый эквивалент у него пять тысяч тонн. С гарантией разобьет любой корабль в мире на мельчайшие осколки, если только просто не испарит. И именно это собирается сделать Каррерас.
- Я... я не понимаю, - то ли она не расслышала моих слов - наш разговор постоянно прерывался скрежетом металла и треском ломаемого дерева, то ли действительно не поняла их смысла. - Он собирается взорвать этой штукой "Кампари" после того, как перегрузит золото на тот корабль, что его ожидает?
- Нет никакого такого корабля. И не было его никогда. Перегрузив золото, добросердечный Мигель Каррерас собирается освободить всех пассажиров и команду "Кампари" и позволить им уплыть на "Тикондероге". В качестве еще одного свидетельства своей сентиментальности и великодушия он собирается предложить забрать этого сенатора Хоскинса и его славных спутников для погребения в родной земле. Капитан "Тикондероги" вряд ли осмелится ему отказать, а если рискнет, Каррерас найдет средства убедить его переменить свое решение. Видите это? - я показал на панель у хвоста "Твистера".