Александра Маринина - Чувство льда

Врачи, как очень скоро выяснилось, были правы, а Тамара Леонидовна – нет. Результаты операции оказались ужасающими, и с тех пор она ни разу не вышла ни на сцену, ни на съемочную площадку. Однако, и сидя дома, Тамара Филановская продолжала оставаться великой актрисой.

– Отлично, – подытожил Александр, закончив придирчивый осмотр. – Ниночка, запиши для памяти: к этому платью подойдут серьги с жемчугом и бриллиантами, браслет от Картье и кольца, которые я привез из Лондона. Вечеринка послезавтра. Кто седьмого марта дежурит?

– Я, – отозвалась сиделка, – я с Ирой поменялась, ей нужно дома побыть по семейным обстоятельствам.

– Хорошо, значит, не забудешь, когда будешь Тамару одевать. И вызови на седьмое число маникюршу, пусть ей руки в порядок приведут. Да, Тамарочка? Да, моя красавица? – ласково заговорил он, обращаясь к бабушке. – В таком платье и с такими украшениями ручки должны быть идеальными. Ты на нашей вечеринке будешь самой красивой, все просто в обморок упадут – до чего ты будешь хороша!

Он встал с дивана, обнял старуху, поцеловал в макушку и тут же перевел строгий взгляд на сиделку.

– Нина, почему корни седые? Почему вы не можете вовремя вызвать парикмахера? Сколько раз я просил, чтобы вы как следует следили за Тамарой Леонидовной! Сейчас же позвоните, пусть завтра приедет. Или нет, пусть приедет седьмого, в середине дня, покрасит и уложит волосы, чтобы была красивая прическа.

– Хорошо, Александр Владимирович, – испуганно пролепетала Нина. – Вы не волнуйтесь, все будет сделано.

– Правильно, Сашенька, – пропела Тамара Леонидовна, – скажи им, скажи построже, а то меня совсем запустили. Пусть я стара, но я остаюсь женщиной, и не позволяй им пользоваться моей беспомощностью.

– Не позволю, Тамарочка, не позволю, ты всегда была самой красивой женщиной страны и останешься такой. Нина, что ты стоишь? Иди делай салат, я с голоду тут с вами умру.

Сиделка метнулась прочь из комнаты, прошуршав взметнувшейся юбкой что-то виноватое и почти обиженное. Александр помог бабушке устроиться в ее любимом кресле, сам сел на пол, положил голову ей на колени, потерся щекой о шелковистую ткань нового платья. Любовь Григорьевна, присев на краешек диванного валика, наблюдала эту сцену с привычным, но так и не прошедшим удивлением. Неужели он действительно так любит бабку? Тому, что племянник любит свою тетушку, она вовсе не удивлялась, а как же может быть иначе, ведь она заменила ему мать, всегда была рядом, вырастила, воспитала, кормила и одевала, лечила и ухаживала. А бабушка минуты лишней с внуками не провела, стеснялась их – у молодых женщин внуков не бывает, если есть внуки, значит – старуха, бабушка все играла и играла свои бесчисленные роли, ездила на гастроли, репетировала, участвовала в правительственных концертах, лежала в косметологических клиниках – одним словом, занималась только собой, своей карьерой и своей славой, отдавая внукам лишь минимум внимания и душевного тепла, да и то исключительно в узком семейном кругу, когда никто не видит. Так почему же Саша так беззаветно ее любит?

Любовь Григорьевна вообще плохо понимала своих племянников, несмотря на то, что вырастила их и воспитала. Но Андрей, при всех его заморочках и диковинных теориях, был ей все-таки ближе, понятней, а вот перед Сашей она пасовала. Не понимала она его такой безразмерной и безграничной любви к людям, особенно к тем, кто не сделал ему ничего хорошего. Впрочем, покойную сестру Надю с ее любовью ко всему человечеству она тоже не понимала. Вероятно, Саша унаследовал это качество от матери, а Андрюша – нет, он своим протестным мышлением скорее в отца пошел. Что ж, бывает.

В отца… Господи, пусть окажется, что сын этого отца написал те проклятые записки. Тогда по крайней мере все понятно и совсем не страшно, хоть и противно. То есть нет, страшно, конечно, страшно, что мальчики узнают, кто и каким способом лишил их отца, но с этим можно справиться, можно, Нана сделает все, как надо, поручит кому-нибудь, да хоть тому же Тодорову, и если нужны будут деньги – Любовь Григорьевна их достанет, это не проблема. Вполне реально откупиться от шантажиста и сохранить мир в семье. Но если записки писал не он, то… Нет, не думать об этом, не думать!

Катя заглянула в кухню, где сидели Андрей и его гость. Еще не открыв дверь, она услышала голос Андрея:

– Нет, это совершенно невозможно.

– Но может быть… как-нибудь?..

Голос гостя был виноватым и каким-то просительным. Странно. Этого мужчину Катя никогда прежде не видела, но в этом-то как раз ничего странного не было, мало ли какие новые знакомые появляются у Андрея. Странным был его тон. К Андрею приходили обычно поделиться проблемами, поговорить, что-то обсудить, выслушать совет, но уж никак не просить. О чем речь, хотелось бы знать? Впрочем, какая разница?

– Нет, не может быть и не как-нибудь, – голос Андрея звучал очень четко и напряженно. – Мы с вами не сможем договориться. И вообще это не предмет договоренностей, неужели вы сами не понимаете?

– Но я хочу помочь… – бормотал гость.

– Я бы тоже искренне хотел помочь, от всей души хотел бы, но не таким способом, понимаете? Не таким! То, что вы предлагаете, – не метод решения проблемы. И проблема, позволю себе заметить, вообще не в этом. Вы наметили себе ложную цель, и, идя к этой цели, вы всех сделаете несчастными, в том числе меня и себя самого.

Кате стало скучно: опять эти разговоры про цели, методы и проблемы! Вечно одно и то же. Она-то думала, здесь что-то необычное, интересное, все-таки к Андрюше, как правило, приходят девицы и тетки, а тут – мужчина, но оказалась все та же нудятина. Она коротко постучала в дверь и вошла.

– Извини, Андрюша, я вас прерву, – она мило улыбнулась. – Буквально на секунду.

– Что случилось, Катюша?

Андрей посмотрел на нее как-то особенно, Катя даже не поняла, что такого было в его взгляде. Нет, не во взгляде, взгляд был самым обычным, а вот выражение лица показалось ей каким-то уж слишком многозначительным, будто, глядя на нее, он все еще продолжал молчаливый диалог со своим гостем. И гость тоже посмотрел на нее, но совсем иначе, со странной смесью любопытства и покорности судьбе. Ей пришло в голову, что так осужденный на смертную казнь смотрел бы на гильотину, если бы для него решили заранее провести ознакомительную экскурсию. Мол, вот она, красавица, смотри, любуйся, ты же никогда прежде ее не видел, час еще не настал, но настанет обязательно и уже совсем скоро.

Она поежилась под этими странными взглядами.

– Саша только что звонил, он резал овощи и сильно поранил палец. Он просил тебя быть осторожнее и сегодня ничего не резать.

– Хорошо, – улыбнулся Андрей, – я не буду резать.

– Это я к тому, – продолжала Катя, – что, если вы будете пить чай, я бы бутерброды сделала заранее, чтобы ты за нож не хватался. Сделать?

– Катюша, если мы надумаем попить чаю, я тебя позову на помощь, хорошо? Мы еще не закончили разговор…

– Саша сейчас у Тамары Леонидовны, они очень хотели бы, чтобы ты тоже приехал, ты давно их не навещал. Но я вижу, что ты занят, и я сказала, что приеду одна. Все-таки это твои тетя и бабушка, нужно оказывать им внимание. Так что, когда вы созреете для чая, меня уже может не быть дома.

– Спасибо тебе, Катюша. Не нужно бутербродов, не обращай на нас внимания, действуй по своему плану.

Она вежливо попрощалась, притворила за собой кухонную дверь и отправилась в комнату одеваться. Действуй по своему плану! Можно подумать, она умирает от желания в промозглый мартовский вечер вылезать из уютной нарядной трикотажной пижамки, одеваться, краситься, ловить машину и ехать к двум дурам-старухам, одна из которых – сущая змеина, а вторая – впавшая в детство сумасшедшая, и изображать там лубочно-родственные картинки с выставки. Дескать, семейные ценности превыше всего, но Андрюшенька так занят, так занят, просто ужас, а уж она, Катя, с преогромным удовольствием навестит его престарелых родственниц, посидит с ними за столом и поговорит о жизни и мировых проблемах. Можно подумать, это она сама себе такой план составила. Будь ее воля, она бы лежала на диване и смотрела телевизор, но Саша… Такой шанс выпадает редко: увидеться с Сашей без Андрея, без Сашиной жены и в неформальной обстановке, и упускать этот шанс было бы полным идиотизмом.

Надо правильно одеться. Правильно – значит так, как нравится Саше Филановскому, даже если, по Катиному мнению, это идет в ущерб ее внешности. Вспомнить бы, что ему сейчас нравится… На новогодней вечеринке у подавляющего большинства издательских дамочек в ушах были крохотные сережки-пуссетки, а на пальцах – тонюсенькие колечки из белого золота с едва различимыми бриллиантиками. Катя тогда здорово удивилась, ведь Новый год она всегда считала праздником, когда уместно одеваться ярко, броско и украшения надевать крупные, чтобы издалека было видно. Однако шеф издательства был строг, и все хотели ему угодить, вот и носили то, что ему нравится. Значит, на текущий исторический момент для Александра Владимировича эталоном изящества и признаком хорошего вкуса являются маленькие украшения из белого металла. Золота с бриллиантами у Кати нет, но есть серебро с фианитами. Пойдет. Неважно, сколько это стоит, важно, как выглядит.