Колесницы судьбы - Анна и Сергей Литвиновы
Данилов остановился на многоэтажной парковке возле аэропорта. По переходам налегке, с маленьким чемоданчиком на колесиках, попал в колоссальное здание аэровокзала.
Он не был здесь с начала пандемии, и его поразило, как мало стало людей и реклам, пусто и тихо.
Зарегистрировался на рейс.
С Петренко они договорились встретиться прямо в самолете.
«Отчего-то кажется, – продолжал раздумывать Алексей, – что за рулем машины безопасней, чем в такси. А самолет?.. Замечательная возможность для бесов, чтобы умертвить одновременно и меня, и Петренко. Ткнуть машину с размаху в землю, и дело с концом. А то, что вместе с нами погибнут десятки ни в чем не повинных людей, – подобные мелочи прислужников сатаны не волнуют».
Для защиты от злых бесплотных сил все средства хороши. Он зашел в походную часовню и горячо помолился Спасителю и Николаю-угоднику, покровителю всех путешествующих.
С Петренко они сошлись на посадке. Полковник, как всегда, выглядел подтянутым и строгим. Едва расселились в самолете, сказал: «Я спать» – и в самом деле моментально уснул.
Данилов этой легкости позавидовал. Он и раньше не отличался быстрым соскальзыванием в объятия Морфея, а сейчас, когда над ними навис дамоклов меч, и вовсе страшился заснуть.
Прошедшей ночью даже не ложился. Наконец задремал сидя: часа в три утра на кухонном диванчике. И через минуту, казалось, очнулся.
Вот и сейчас, в самолетном кресле, спать захотелось неудержимо, держать над собой и Петренко шапку-невидимку становилось все тяжелее, и вдруг – он провалился.
Почти сразу явилось видение.
Козлов, в виде огромного, многометрового истукана, стоит, вроде как каменный, но в то же время живой, на пустынном и мертвом берегу дикой реки. Ни людей вокруг, ни зданий, ни растительности. А он возвышается, словно Хеопсова пирамида, голова теряется где-то вверху, в тучах, среди которых бьют мелкие злые молнии. Лик его ужасен, и весь он как Божия гроза.
– Вздумали со мной тягаться?! – громовым голосом ревет он сверху, из поднебесья, и мелкие камушки, потревоженные рыком, сходят мини-лавинами с его громадной фигуры. – Думаете шутки шутить? Да я вас всех в бараний рог!
Голос громовыми раскатами разносится по пустынной местности.
– Но я могу вас помиловать! Есть время отойти в сторонку. Опамятуйтесь! И я все прощу! До завтрашнего утра вам срок, всем троим!
Следует удар молнии. Он страшно гремит, и от него раскалывается земля на берегу мертвой реки.
В панике, в поту Данилов просыпается. Самолет тряхнуло, и Алексей в ужасе, в тяготе возвращается в действительность.
А Петренко рядом похрапывает как ни в чем не бывало, счастливый человек.
Стюардесса со своей тачанкой рядом, протягивает Данилову бутерброд и скороговоркой предлагает:
– Что будете пить? Кофе, чай, воду, сок?
– Кофе давайте, да покрепче.
– Не могу, роднуля, крепость одна на всех. Могу ливануть побольше.
– Давайте.
На подлете к Перми проснулся Петренко. Потянулся с довольным видом. Проговорил:
– По части секретности Советский наш Союз был впереди планеты всей. Но позади здравого смысла. Вот почему, спрашивается, военный городок назывался Свердловск-37, но при этом находился в двухстах двадцати километрах от самого Свердловска? А от Перми – всего в ста?
– Байконур какое-то время имел почтовый адрес Ташкент-четыреста, – усмехнулся Данилов, которому в прошлом пришлось заниматься секретными ракетными делами. – А переброска ракет на Кубу в шестьдесят втором называлась «Операция Анадырь».
– Сплошная «Операция Ы», чтобы никто не догадался.
Аэропорт Перми встретил их ледяным косым дождем. Такси по Интернету они заказывать не стали. Петренко оставил с чемоданами Данилова, а сам пошел договариваться с возчиками лично. По какой-то одному ему ведомой системе выбрал, вернулся с шофером, кивнул на чемоданы: «Едем!»
Водитель безоговорочно подхватил обе поклажи и поспешил к своему авто.
Куда и зачем они едут, Петренко молчал, а Данилов не лез с вопросами.
Быстро вырулили на трассу. Город остался в стороне со своими многоэтажками.
Автодорога оказалась пристойная: ровная, со свежей разметкой. Леса вокруг были желтее, чем в Москве или под Питером: все-таки Урал, суровый край. Дорога взбиралась с холма на холм. Иногда среди лесов вдруг выступал зеленый луг или озеро небесной красы.
Клочковатые тучи низко неслись над пейзажем. Временами срывался мелкий холодный дождь. Тогда немногословный водитель включал дворники, прибавлял тепла в кондиционере.
Когда они, судя по всему, подъезжали, Петренко безапелляционным тоном проинструктировал таксиста:
– Высадишь нас метров за пятьсот от места. Мы отойдем, а ты будешь ждать. Долго. Часа три-четыре. Потом мы вернемся. Отвезешь нас назад в аэропорт. Получишь в итоге три счетчика. Продиктуй свой телефон для связи.
Они свернули с трассы на второстепенную дорогу, тоже прекрасно асфальтированную. Висел «кирпич», но Петренко успокоил:
– Запрет для тех, кто не знает. А ты езжай спокойно.
На заповедной дороге совсем не оказалось никакого движения, ни попутного, ни встречного. Такси неслось по пустой трассе во весь опор. И вдруг – дорогу перегородила полицейская машина. Рядом двое полисменов, оба с укороченными «калашниковыми». Первый служивый решительно поднял руку.
– Тормози, – скомандовал Петренко.
– А куда тут денешься, – проворчал шофер.
«Что бы это могло быть? – пронеслось у Данилова. – Обычный пост, рутинная проверка? Или бесы, насланные Козловым? Или выполняющие не его прямую команду, а заложенную в них программу защищать своего господина? Сейчас возьмут и положат нас из своих автоматов, и водилу заодно».
А с виду люди как люди. Усталые, скучающие, но в то же время упивающиеся своей значительностью.
Первый вразвалочку подошел к авто со стороны переднего пассажира, безошибочно угадав в Петренко главного.
– Куда следуем? – лениво спросил.
– В Озерковск, он же Свердловск-37.
– Разрешение на въезд в город имеется?
Столь же неторопливо Петренко достал из внутреннего кармана красненькое служебное удостоверение. В нем, если верить Варе, содержалась пометка: «проезд/проход всюду», которая давала возможность проникать на любые, самые засекреченные объекты. Сличив фото с лицом Петренко, полисмен равнодушно вернул ксиву хозяину.
Подошел к Данилову:
– Ваши документы.
У Алексея, разумеется, не имелось ни петренковского удостоверения-«вездехода», ни другого разрешения на въезд в закрытую зону. Но он представил себе, что бумага такая в наличии, вот она, у него в руках – и он постарался внушить эту мысль проверяльщику. А сам протянул ему самый обыкновенный общегражданский паспорт.
Тот хмуро перелистал его. «Там есть штамп: разрешен въезд в секретный город», – мысленно уверял полицейского молодой человек. И – сработало. Страж порядка протянул обратно Данилову документ и даже мимоходом козырнул.
Оба полицейских уселись в свою машину. Таксист осторожно объехал ее и помчался дальше.
– Полкилометра до проходной, – наконец сказал он.
– Давай тормози и жди нас здесь.
Водила припарковался на обочине. Данилов и Петренко вышли. Чемоданы они оставили в багажнике.
– Куда мы? – спросил старшего товарища молодой человек.
– На любом, самом наисекретнейшем объекте имеется дыра в заборе.
– А зачем она нам, если у вас пропуск-«вездеход»?
– У тебя ж его нет. И потом, к чему оставлять на проходной следы своего визита?
Они углубились в лес. Еле заметная тропинка удалялась от дороги под углом примерно в сорок пять градусов. Осенний лес вокруг сиял зеленым, желтым, красным. Дождь прекратился, но земля и трава были сырыми. Ландшафт вокруг оказался захламлен сухостоем и старыми упавшими деревьями. Временами приходилось перешагивать или перелезать через рухнувшие стволы. Рука лесника, видать, не касалась этого бора.
Наконец тропинка уперлась в серую бетонную стену и побежала вдоль нее.
– Куда мы идем? – поинтересовался Данилов у Петренко. – Можете мне наконец рассказать?
– Когда-то этот типус, – расщедрился на объяснения полковник, – оказался моим первым делом в рядах комиссии. Почти четверть века с тех пор минуло. Способности этого парня некогда, в восьмидесятые годы прошлого столетия, тоже вызвал к жизни Варин отец – в стенах своего Института прикладных психологических исследований Минобороны. Только он, этот мужик, в противоположность господину-товарищу Козлову, совсем с другим знаком получился – в смысле морали и нравственности. Когда мы в комиссии с ним поладили и наконец взялись исследовать, тесты показали: эмпатия у него зашкаливает. Вдобавок характерны высокое миролюбие, дружелюбие, верность, бескорыстие. Очень хороший человек, одним словом. И такой же, как ты, сильный экстрасенс.
– Комиссия с ним поладила. Звучит угрожающе.
– Потому мы за ним тогда и охотились, чтобы плохие парни его
