Александр Зеленский - Грядет царь террора
— А где главврач?
— Михаил Эммануилович Лоншак вызван на прием к министру здравоохранения! — с упором на «министра» произнесла Шарова. — Я думаю, сегодня он уже не появится. Кстати, вы не видели во вчерашней телепрограмме по ОРТ фильм о нашем центре?
— Нет, как-то не удалось посмотреть, — виновато произнес Краснов.
— О, вы очень многое потеряли! — воскликнула Роза Ивановна. — Там рассказана о нашем Лоншаке только одна правда. И про то, как он учился в Америке, и про то, как ему предлагали там остаться, но он решил работать только на своей родине… Вы, наверное, слышали о замечательном американском ученом Кене Блуме из университета в Сан-Антонио? Это тот самый, кто еще десять лет назад открыл ген пристрастия к алкоголизму и опиатам в наркомании. Так вот, он лично приглашал нашего доктора преподавать в свой университет.
— И что же Лоншак? Он отказался?
— А иначе и быть не могло! Михаил Эммануилович такой человек, такой человек!..
Какой человек Лоншак, Краснову узнать так и не удалось, поскольку Розу Ивановну позвали к больному.
— Очень извиняюсь, — сказала она. — Мне придется отказать в вашей просьбе. Как я поняла, вы хотели бы повидаться с вашими подследственными? Это невозможно, пока мы не выведем их из синдрома абстиненции. Дня через три приезжайте. Тогда и сможете поговорить или допросить этих людей, а пока… Извините! Ничем не могу вам помочь.
Шарова ушла, а Вадим Николаевич еще некоторое время оставался в ее кабинете, обдумывая ситуацию. В результате этих размышлений он пришел к выводу, что не может покинуть центр «Шамбала», не поговорив с кем-то из подследственных. Без информации от них он не мог вести дальнейшее оперативное расследование.
Прежде чем покинуть кабинет Шаровой, Краснов облачился в один из халатов, висевших на плечиках в углу за шкафом. Только после этого он, оглядевшись по сторонам, направился в сторону площадки для отдыха, где прогуливались выздоравливающие пациенты.
Подойдя к белокурой девушке, которая настойчиво пыталась коснуться мизинцем правой руки кончика собственного носа, Краснов спросил:
— Простите, пожалуйста, вы не знакомы случайно с Баевой или Куковкиной?
— Это с теми, кого вчера привезли? — уточнила белокурая бестия, так и не оставившая своих попыток.
— Да.
— Куковкина все еще спит. А Баева… Да вон она, у кустиков. Такая дура! С ней даже поговорить ни о чем нельзя…
— Спасибо, — вежливо поблагодарил Краснов и направился к Баевой, которую теперь узнал. Это была одна из тех разгульных девиц, которые пытались вчера принять ванну без воды.
— Вы кто?.. — испуганно сжалась в комочек Баева — черноволосая красотка с желтоватыми белками глаз. — Я вас не знаю.
— Зато ты знаешь махаришу Нгомо, а этого вполне достаточно, — произнес Краснов.
— Я не знаю никакого Нгомо!.. — истерично выкрикнула подержанная красотка. — Я не хочу его знать, слышишь ты? Не хочу!
— Но он же такой хороший!.. Кстати, ты не знаешь, где может находиться Нгомо сейчас? — Краснов попытался сразу взять быка за рога.
— Нет, нет, нет!.. Я не знаю, я ничего не знаю… — девушка задохнулась от потока слов, закашлялась и беспомощно уселась прямо на газон с цветами.
— Что вы хотите знать о Нгомо? — неожиданно для себя услышал чей-то голос за своей спиной Вадим Николаевич.
Он быстро обернулся и увидел вторую красавицу, носившую фамилию Куковкина. Видно было, что она только что поднялась с постели, не успев даже как следует навести красоту. Впрочем, и в таком состоянии она оставалась довольно привлекательной.
— Я его хочу отыскать, — коротко, не вдаваясь в подробности, произнес Вадим Николаевич.
— Точно я не знаю, только слышала, что они между собой говорили о какой-то горной обители, куда они все должны перебраться. Я тоже хотела поехать с Нгомо, но он бросил меня… Ничего, я еще с ним поквитаюсь! Я знаю, кого он предпочел мне… Ту самую блондинку, Лену. Ее фамилия Знаменская.
— Что?.. — не поверил своим ушам Краснов. — Ты говоришь о Елене Знаменской, жене известного врача и писателя?
— Подумаешь! Жена!.. Да у Нгомо таких «жен» хоть отбавляй… У него их десятки, сотни, тысячи!..
Краснов взглянул в глаза Куковкиной и понял, что у той начинается припадок. Зрачки глаз у нее закатились, губы задрожали, в уголках рта запузырилась серая пена. Затем она, издав рык раненой тигрицы, упала на землю и принялась биться затылком о каменный бордюр, ограждавший клумбу с цветами.
«Надо уходить», — подумал Краснов, заметив двух санитаров, бежавших к бившейся в приступе эпилепсии девушке. Он проскользнул туда, где кусты росли наиболее густо, добежав до забора, скинул халат, забросил его на ветку дерева, а затем сноровисто перелез через каменный забор. Только очутившись по ту сторону ограды, Краснов перевел дух.
Все время, пока он добирался до Москвы, его не переставал мучить вопрос: «Как могла Лена Знаменская попасть в лапы Нгомо? Да, Александр Григорьевич как-то говорил о ее пристрастии к какой-то секте… Стоп! Вот оно! Значит, свет клином сошелся на “Детях Шивы”!.. Ну и дела! Нужно срочно отыскать Знаменского!» Так решил Краснов.
Глава 23. «“Миазматики” были правы…»
На новом месте мне всегда плохо работается. Нужна по крайней мере неделя для того, чтобы я полностью пообвыкся, устроился в новой для себя обстановке. Только по прошествии недельного срока у меня появляется творческая активность.
Странное дело, попав помимо собственного желания в горы, я довольно быстро вошел в рабочее состояние. На это мне понадобилось всего два дня. Может быть, такой краткий срок привыкания к новому месту был обусловлен ограниченным пространством, в котором я вынужден был существовать? Моя комната на втором этаже, лаборатория — вот и все, что я видел каждый божий день. Люди — лаборанты, охранники — были одни и те же, к тому же их было не много. Наверное, всем этим и объяснялось то, что я с первых дней целиком и полностью погрузился в работу, поскольку ничто другое вокруг меня не отвлекало и не вызывало большого интереса.
Работа Крупина, к которой я должен был присоединиться, вызвала у меня двойственные чувства. С одной стороны, я быстро осознал вторичность этих разработок, с другой — опасность для человечества его находок и обретений. Впрочем, это положение требует более подробного изложения, чтобы быть правильно понятым. Дело в том, что все разработки, проводимые в этой горной лаборатории под руководством Крупина, кем-то когда-то уже проводились. Тут Виталий Ованесович явно не был первопроходцем. Например, Крупин много экспериментировал с так называемой элективной средой Сабуро. Микробиологи хорошо знают, что эта среда является не чем иным, как пептонным агаром с мальтозой. Крупин стал высаживать на среду Сабуро все подряд, начиная от патогенных кокков до спирохет, выдавая этот «метод» за свое ноу-хау. Это было бессмысленным занятием хотя бы потому, что другими исследователями давно уже доказано, что на среде Сабуро хорошо развиваются в основном только дрожжеподобные грибки. Но Крупин с каким-то тупым, как мне показалось вначале, упорством продолжал высаживать на эту среду микобактерии туберкулеза и даже неизвестно откуда привезенные микробактерии проказы.
Памятуя пословицу, что упрямство — это твердость глупца, я сразу же проникся презрением ко всему, что делал Крупин. И при первой возможности, когда мы остались с ним один на один, предложил ему объясниться.
— Я ищу, — сказал он и при этом хитро прищурился. — Кое-что уже нашел. Со временем найду еще…
— Но что?! — вскричал я. — Что вы конкретно ищете? Ведь должны же быть какие-то конкретные задачи, которые вы решаете. Кто-то же перед вами их ставит…
— Если я вам скажу, что работаю на гения, который ставит передо мной непонятные для нашего убогого разума задачи, что вы на это ответите?
— Что сумасшествие часто рядится в одежды гениальности, — ответил я.
— Ну вот! Услышать нечто подобное от вас я и ожидал, — кивнул Крупин. — Но не спешите с выводами… Не надо спешить!
И только позже я заподозрил, что Крупин и его незримый гений (которым, скорее всего, являлся мулат Нгомо) пытаются методом проб и ошибок отыскать новое биологическое оружие. Когда я впервые до этого додумался, то сам над собой посмеялся. Кому и зачем это может быть нужно? Я понимаю экспериментаторов, которые работают на военно-промышленный комплекс, создавая все новое и новое оружие. Это хоть и глупо при том уже и так огромном количестве обычного оружия, способного десятки раз уничтожить все человечество на Земле, но все же объяснимо. Но вот зачем этим заниматься какой-то религиозной общине, этого я был понять не в состоянии.
Видимо, новые виды бактериологического оружия нужны были Нгомо и его сектантам для того, чтобы шантажировать правительства каких-то стран, запугивая их страшными картинами поголовной мучительной смерти населения. Этим они могли добиться получения каких-то льгот для самих себя. А может быть, они вообще хотели ускорить гибель всей человеческой цивилизации? Ведь вынашивали же подобные планы сектанты из пресловутой «Аум Синрикё». Почему же не могут объявиться новые секты, апологеты которых мечтают о том же? Но это уже полная психиатрия.
