Павел Генералов - Юность олигархов
И ещё ему было интересно, как начнут делить его хозяйство. А что делить начнут тотчас же, он не сомневался. Вот тут–то, в самый разгар дележа, и явится он сам, собственной персоной, в белом фраке. Он ухмыльнулся, представив себе вытянутые морды соратников, когда он оживёт. Хотя, скорее всего, уже вечером «Криминальные новости» найдут его трупу более подходящее имя.
Он наспех побрился и, обильно оросившись парфюмом, выскочил из квартиры. Телефон за уже запертой дверью надрывался. Удостовериться желают, — подумал он и спустился вниз по лестнице, чтобы не встретиться ни с кем из соседей у лифта. Верный мобильник послушно молчал.
Ехать Пекарь решил на такси и, пройдя мимо своего «мерса», надвинул поглубже белую кепку.
Настя, конечно, спала и телевизоров в такую рань не смотрела.
— Ты? — растерянно спросила она, открыв дверь. Настя была в розовой шёлковой пижаме и шлёпанцах на высокой танкетке. — Так рано? — и она сладко зевнула, прикрыв розовый рот холёной ладошкой.
— Может, сначала меня впустишь? — спросил подругу Пекарь и, не дожидаясь ответа, прошёл в квартиру. — Я у тебя зависну на пару деньков.
Включив телевизор, он стал щёлкать пультом, переключая каналы. Кулинарные рецепты, лечебные браслеты, ток–шоу с идиотами. Чуть задержавшись на песне про то ли девочку, то ли привиденье, Пекарь выключил телевизор. Всё в порядке. Он ещё не воскрес.
— Не смотрела? — кивнул он на ящик.
— Не-а, — Настя отрицательно помотала головой. — А чё, надо было?
— Такие кадры пропустила! — Пекарь с деланным сочувствием покачал головой.
— Случилось что–то? — Настя и в нормальном состоянии соображала туговато, а уж спросонья–то…
— Показывали, как меня взорвали, — похвастался Пекарь.
— Тебя? — удивилась Настя. — Разве тебя взорвали?
— Как видишь — ничего подобного! — Пекарь указательными пальцами ткнул в своё кругленькое пузо.
— А как же?
Пекарь, понаслаждавшись Настасьиным изумлением, решил смилостивиться:
— Журналист, наверное, с перепою был. Скорее всего перепутал меня с Колей — Сэндвичем. Под него давно рыли. Прикинь, он — Аникушин, а я — Опекушин. Тут и на трезвую голову хрен разберёшь, а если уж с бодуна… — он прямо закатился.
Настя неуверенно подхихикнула.
— Ему ментяра говорит: Николай Аникушин, а он своим передаёт — Опекушин, — хохотал Пекарь. Схватив Настю в охапку, он закружил её по комнате не то в вальсе, не то в танго, подпевая ритм.
Они были прекрасной парой. Маленький кругленький, и чрезвычайно энергичный Пекарь с короткими ручками и толстыми пальцами и его небоевая подруга Настя — высоченная, худющая, полусонная.
Когда–то, почти год назад Пекарь спас Настю от панели, которую та по наивности пыталась принять за подиум. Но если в общем и целом умственные способности Насти оставляли желать лучшего — туго, туго соображала девушка — то уж в житейских ситуациях она просекала свою выгоду моментально. И быстро ответила на ухаживания богатенького и не совсем противного дядечки.
С тех самых пор жизнь её наладилась: она блаженствовала в съёмной двухкомнатной квартирке в тихом районе Москвы. Денег была куча, ей удавалось даже отсылать переводы родителям и младшей сестрёнке в Могилёв. Основным её занятием по жизни стало посещение массажных салонов, бассейнов, парикмахерских и бутиков. И вполне приемлемой обязанностью — быть тайной подругой Пекаря.
Пекарь Настю на всеобщее обозрение не выставлял: он вообще был скрытным и не вёл светско–бандитской жизни. Его вполне устраивала власть тайная, власть денег. Публичность не была его коньком.
— Ну что, Настёна, спала ли ты когда–нибудь с мертвецом? — делая страшные глаза, Пекарь вальсировал всё ближе к огромной двуспальной кровати. Та ещё не была застелена и скомканное одеяло напоминало свернувшегося в калачик человечка.
— С каким ещё мертвецом? — в очередной раз изумилась Настя.
Пекарь захохотал:
— Ну, со мной же, со мной, дурочка! — прошептал он, заваливая подругу на кровать.
***— Пр–рыгай! Пр–рыгай в кр–ровать! — капитан Пичугин держал кусочек перед самым клювом Карлуши. Но когда ворон пытался в очередной раз схватить лакомство, Пичугин отдёргивал руку. — Сначала скажи! — настаивал он.
Карлуша знал довольно много фраз, в том числе несколько матерных. Пичугин без устали трудился над пополнением его словарного запаса. Естественно, в отсутствие Морозова. Похоже, постоянное проживание в неестественных условиях подземелья шло на пользу лингвистическим способностям птицы. Обучение одной фразе стоило от ста до двухсот граммов сыра. Предпочитал патриотичный Карлуша сыры отечественного производства вроде костромского или пошехонского.
— Опять птицу мучаешь?
Монстр Иванович по чекистской манере возник будто ниоткуда, хотя на самом деле вошёл в обычную дверь. Точнее, в одну из дверей своего подземного кабинета.
— Никак нет, товарищ генерал–полковник! Ему нравится! — вытянулся Пичугин.
Карлуша, воспользовавшись заминкой, выхватил из пальцев капитана вожделенный сыр.
— Иди, погуляй, мне подумать надо, — приказал Морозов. — Но будь поблизости, я тебя скоро вызову.
Пичугин мгновенно ретировался.
— Ну что, брат Карлуша, — вздохнул Монстр Иванович, оставшись один на один с птицей. — Говоришь, доверяй людям?
Однако говорящая птица на сей раз не удостоила генерала ответом, а только косила на него полуприкрытым жёлтым глазом.
Монстр Иванович, распечатав новую пачку, достал папиросу. Но не закурил, а принялся разминать её, постукивая мундштуком по краешку пепельницы.
Решение он уже принял. Как всегда нелёгкое. Смолковский нарушил все договорённости. Ну, не все, но принципиальные. Сколько раз ему было сказано: деньги должны работать на Россию! Вот ведь козёл — не понимает! Последние транши в сторону сразу трёх новых офшоров переполнили чашу терпения. Не только генеральского, но и на самом верху.
— Пр–рыгай в кр–ровать, стар–рая бр–рядь! — прервала его размышления гнусная тирада ворона.
Морозов не мог не рассмеяться. Ну, Пигугин, учитель словесности! Монстр Иванович чуть было не решил дать Смолковскому ещё один шанс, но чувство долга победило секундную человеческую слабость. Он нажал кнопку переговорного устройства:
— Пичугин, ко мне!
Капитан возник перед ним в мгновение ока.
— Как у нас там со здоровьем господина Смолковского? — спросил Морозов нейтральным тоном. — Говорят, сердце пошаливает?
— Когда? — понял задание Пичугин.
— Вчера, — устало кивнул Монстр Иванович, сломав измученную папиросину.
«Вчера» в его устах означало «немедленно». То есть в течение двадцати четырёх часов, учитывая время на полную подготовку операции.
— Бр–раво, генер–рал! — одобрил Карлуша.
— Действуй, майор!
Лицо Пичугина удивлённо вытянулось. Но лишь настолько, чтобы порадовать генерала.
— Приказ о новом звании уже подписан. Авансом, — и Монстр Иванович, наконец, закурил.
Глава пятая. Лев и львицы
16 мая 1998 года
— Нюш, заснула? — Гоша ткнул сестру в бок. — Уже приехали.
— Ты что дерёшься! — взмутилась Нюша, пытаясь нанести ответный удар. Но Гоша был не так прост — подставил коричневую папку. — Ну, погоди!
Она вылезла из «форда», сильно хлопнув дверцей.
— Э-э, Нюхастый, полегче хлопай — это тебе не «жигуль»! — возмутился Гоша, закрывая свой почти новый автомобиль.
Нюша, не слушая его, двинулась к Толикову дому.
— А сумки? Я за тебя всё тащить должен? — Гоша, увешенный пакетами, догнал сестру уже у двери в парадное, где Нюша старательно набирала нужный код домофона.
— Тащи за себя! — отпарировала вредная сестрица.
Толик со Светланой Юрьевной жили на четвёртом. Всего на этаже было две квартиры вместо четырёх. Такая вот хитрая планировка. Для небедных людей.
— Ребята, проходите, там открыто, — откуда–то издалека крикнула мама, когда Гоша с Нюшей вывалились из лифта. Путём насильственных переговоров часть сумок за время недолгого пребывания в лифте переместилась к Нюше.
В квартире пахло вкусно: жареным мясом и, кажется, пирогами.
— Надеюсь, с капустой? — в сторону кухни крикнул Гоша.
— И с капустой, и с яблоками, — ответил Толик, выплывая из кухни с хлебом и пучком вилок. — Вы чего так долго?
— Да вот Нюша…
— Да вот Гоша, — хором ответили брат с сестрой и дружно рассмеялись.
— Понятно, пробки, — согласился Толик. И снова обернулся к кухне — Светлан, давай, закругляйся, уже через три минуты начало!
— Уже закруглилась! — Светлана Юрьевна несла огромное блюдо с отбивными и отварным картофелем. — Давайте быстро, пока не остыло!
