Вадим Россик - Страна падонкаф
— Возьмем для начала самого невероятного кандидата. Прикинем, мог он или нет, всех убить, потом следующего. Так до главных подозреваемых и дойдем.
— Давай! Кто у нас самый невероятный?
— Мостипан? Валерик? Или этот лох Лябин?
Мандинго смеется.
— Клево! Один невероятнее другого. Не знаю, с которого и начинать!
— Ну, давай с музыканта.
— А что Валерик? На могильнике он вряд ли был. Загар бы выдал. А он всегда бледный, как моль чуланная. С Дашкой Палашовой, насколько я знаю, вообще не знаком.
— А с Марго?
— Вот Марго он, может, и знал. Она часто здесь, на «Сметане», к Валерику подсаживалась. Слушала, как он поет. У него много таких поклонниц.
— А Катя?
Мандинго тяжело вздыхает.
— Вряд ли они общались друг с другом. Катя никогда про Валерика ничего не говорила. На «Сметану» сестра приходила редко. Когда маленькая была — чаще, а в последние два года — почти не бывала. Так что с Валериком мы — мимо кассы.
Лёня выслушал Мандинго, согласился и предлагает:
— Теперь друг Валерика Артем Мостипан. Что с ним?
Мандинго засмеялся.
— Тоже интересная тема! Как говорит моя мать, «кто в мартене, кто в забое, а Мостипан там, где труднее — охраняет». А что? Некисло!
Посмеялись. Потом оба погрустнели. Вспомнили каждый свое.
— Мостипан с убитыми девчонками вообще не знался. Он же здесь самый старший. У него девушка есть. Я их видел. Неделю шуры-муры, и она уже с животом, — произнес Мандинго.
Лёня понимающе усмехнулся и кивнул.
— Ну что же. Из самых невероятных кандидатов в маньяки остался только феноменальный Леша Лябин.
— А что Лябин? Недоразвитый как недоразвитый. Праздник для психиатра.
Это Мандинго сказал. Лёня-трансвестит почесал нос.
— Давай зададимся вопросом, — он прямо так и сказал — по-умному: — Давай зададимся вопросом, мог ли этот дурачок убить четырех девочек?
Мандинго быстро подсчитал в уме: «Ага, и Катя». А Лёня продолжает гнуть:
— Между прочим, Лябин не такой уж беспомощный идиот, как кажется. Он и на могильник мог сходить и гуляет во дворах допоздна. Если недосмотреть, то Лябин садится в маршрутку и колесит по городу. Даже на Зеленом базаре бывает. То еще чмо — чрезвычайно мобильный организм!
— Ну, на! — туманно отвечает Мандинго.
— Так что к дефективному напрашиваются вопросы, — замечает Лёня, закуривая свою бабскую сигарету.
Ненужно звонит мобильник. Совсем не в жилу. Это мобильник Мандинго. Он смотрит на экранчик. Марк. Лучший друг и будущий ай-ти-манагер (мама в Хайфе уже разговаривала с Технионом — крутейшим израильским универом). Мандинго делает Лёне предостерегающий жест рукой: мол, извини, важный разговор. Лёня послушно отворачивает голову. Курит, следит за голубями.
— Хай! Что звонишь?
Марк явно жует любимую пиццу, поэтому его голос звучит несколько потусторонне, с помехами:
— Хай! Я посмотрел тот ролик с Катей.
Оказывается, несмотря ни на что, надежда в нем не умерла. Удивительное бывает рядом. Мандинго торопится узнать:
— Ну что? Ну, как? Кто там снят?
Марк наконец-то прожевал белки и углеводы. Стал членораздельным.
— Это не Катя. Какой-то накрашенный мужик. Мне очень жаль, Серж…
Ведь есть же предел человеческим силам? Мандинго больше не может говорить. Он замер. Вот только сейчас, через месяц, прощается с сестрой. Навсегда.
Понятно, что с Мандинго что-то не так. В пластмассовых глазах Лёни толпятся вопросительные знаки. Бросил сигарету, смотрит с неожиданным сочувствием.
— Ты в порядке?
Мандинго несколько раз сглотнул слюну. Выдохнул весь застрявший в легких воздух. Набрал полную грудь сырого, с запахом леса. Эх, Катя-Катя… Сестренка. Ничего, он выдержит. Как-то же нужно выживать…
Пока вычисляли маньяка, «Сметана» заполнилась народом. Мандинго и Лёня едва успевают здороваться. На манеже одни и те же. Карен, Шатров, Щекотруров с Фрязиной, пышка Курицына, ее заклятая подруга Прогонова, вечно сексуально озабоченный Калимуллин, опять кем-то побитый Збродов, птушницы… Мостипана нет — он на работе. Валерика тоже. А Витас устроился на трубе ограды. Зябко курит. Не май месяц! Прохладно.
С Мандинго, между прочим, Витас не поздоровался. Только Лёне высокомерно кивнул. Мандинго оглядел себя. Может, он стал невидимым? Потом: ну и фиг с ним! Нацист сраный! Мандинго со своего места неприязненно оглядывает Витаса. Подумаешь! Ну, подстригся, напялил джинсу «Ранглер» и амбициозные шузы «Монарх». Опрятный, что ли, сука?
У Витаса вибрирует телефон. Дрожит в кармане. Ух ты! Леха-фашист беспокоит. После драки в замусоренном дворике они не общаются. Стали политическими оппонентами. Дюринг и «Антидюринг». Маркс против Энгельса. Витас за умеренный подход, а Леха — радикал. «Могли бы вы полюбить радикала? Ради чего?!»
— Зиг хайль!
Даже в мобильнике Леха остается принципиальным и радикальным.
— Хайль, — стучит зубами Витас. Витаса морозит. Ну где же Валерик с обещанным пивом? Мысль о холодном пиве притягивает на кожу из ниоткуда мурашки величиной с ладонь. Брр!
— Есть разговор. Не телефонный.
Витас не удивлен. Он ждал такого звонка.
— Ладно, подгребайте завтра на «Сметану». Вероятно, я смогу.
Надо же повыгибаться. Но не получилось.
— Завтра мы не сможем. Заказ. Давай послезавтра, в пятницу?
Опять заказ. В хмуром бизнесе Лехи и Димаса ни спада, ни застоя. Клиенты исправно занимают места в очереди на кладбище. А некоторые проталкиваются вне очереди.
— Заметано. В пятницу вечером, на «Сметане».
— Годится. Хайль!
— Ну, хайль!
Вяло. Без энтузиазма. Все равно Леха уже отключился.
Ну наконец-то! Не прошло и полгода! Валерик в кашне и с неизменной гитарой — на «Сметане». Правда, сейчас еще затарен пакетом, полным батлов с темным крепким. «Балтика шесть — классический портер с содержанием алкоголя не менее семи процентов». Так на этикетке. Любимый напиток мухачинцев и Мостипана с Витасом. Отличное пойло! Великолепно подходит для незаметного превращения в идиотов. Сам Валерик почти не пьет алкоголь. Предпочитает другие напитки. Ботаник, хы-хы!
Стрит-музыкант осторожно опускает пакет с бутылками на землю, прислоняет гитару к ограде и жмет руку Витасу.
— Ну что? Готов?
Витас спрыгивает с трубы.
— Всегда готов!
Оба смеются. Витас с трудом, непослушными замерзшими губами. И вдруг!
— Тра-та-та! Бэнг-бэнг! Тщи-тщи! Ба-бах!
Китайский городовой! Опять этот Лябин со своим легендарным пистолетом! Ведет прицельный огонь по голубям рядом с оградой. От неимоверного телесного напряга еще и пукнул. Сын грома! Даже Валерик, при всей своей интеллигентности и законченном музыкальном образовании, не выдержал такого амикошонства.
— Эй ты, техасский рейнджер! Подбери слюни!
Дурачок переносит огонь на Валерика. Новая мишень. Говорящая. Валерик неожиданно выдергивает пистолет из руки Лябина.
— Ну что, крутой Уокер? Поиграем в догони-отбери?
Валерик дразнит недоумка пистолетом. Лябин умоляюще протягивает руки и начинает хныкать. Валерик, смеясь, отходит все дальше, крутя пистолетом так и сяк. Дурачок перелезает через ограду и бежит за ним следом. У самой опушки леса Валерик останавливается и, расчетливо дождавшись, когда Лябин приблизится, швыряет игрушку далеко в густые кусты. Идиот с громким плачем бросается ее искать.
На «Сметане» ржут.
— Ну, что, всех прошерстили?
Это Лёня вернулся к нашим баранам.
— Продолжаем мозговой штурм.
Витас с Валериком ушли. Лябин надолго пропал в кустах. Терпигорец. Можно спокойно продолжать. Мандинго говорит:
— У нас остались главные подозреваемые: Шамхалов и Витас.
Лёня недовольно замечает:
— Это для тебя Шамхалов — главный подозреваемый. Простое допущение, а не факт! Для меня он — чурка, случайно попавший в эту историю. Витас! Вот кто великий и ужасный. Серийный убийца и маньяк!
Без тени сомнения! Сейчас Мандинго уже не так уверен в своей правоте. «А, может, я ошибаюсь, и Лёня прав? Марго расчленили, отрезали голову, а Витас учится в медицинском. И нудный он. Держится всегда особняком. Уклончивый. Точно, он».
Лябин все-таки нашел в кустах свой пистолет и, счастливый, весь перемазанный и израненный колючими ветками, показался на опушке.
— Леша-а! Домо-ой!
Лябинская мать, оглушительная, как система оповещения о природных катастрофах. Добивает даже до «Сметаны».
Глядя в спину уходящего придурка, Мандинго сообразил. Промелькнула в голове дельная мысль.
Витас у Валерика. Они пьют пиво на кухне. Бухают. Давно уже так не собирались. Жалко, Артема с ними нет. Исчез в бездонности семейной жизни. Сабина поглотила, как морская пучина. Ну и сам дурак!
