Феликс Меркулов - Он не хотел предавать
Вероника Николаевна растерянно смотрела на осколки посуды, подумала: и в самом деле, надоело! — и бросила все на пол.
Пусть убирает тот, кто это сделал.
— Идем в кино? — предложил Юра.
Она улыбнулась:
— Идем.
И они поехали в маленький кинотеатр у Никитских ворот. А потом гуляли пешком по бульвару от Никитских до Арбата, и Веронике Николаевне нравилось, что ее сын — такой взрослый, красивый, что на него уже посматривают девушки, — не стыдится гулять под руку со своей мамой.
В октябре девяносто первого министр культуры Малышев был отправлен в отставку. Он не стал принимать предложений о новой работе, гордо написал заявление о выходе на пенсию по состоянию здоровья — и в пятьдесят лет остался не у дел. Может быть, ему казалось, что о нем еще вспомнят, еще придут и попросят, но никто не вспоминал, не приходил и не просил. О нем все забыли.
Вероника Николаевна заставила сына первым подойти к отцу, попросить прощения, и формально они примирились… Но это была такая же видимость, как у нее — видимость счастливого брака…
Андрей Виссарионович не скрывал раздражения новой властью. Казалось, ему доставляло удовольствие при сыне издевательски бросить мимоходом:
— Слышала, Вера? Поляков стал банкиром. Банкир! Сука продажная. Я этого банкира узнал, когда он в зале для делегаций в аэропорту Гандера, на глазах у всех, сгреб в свою сумку со стола все пакеты с орешками. Это то же самое, что тебя запустить в зал для заседаний, а ты первым делом собираешь в свою сумку бутылки с минеральной водой. Называется, пусти свинью за стол, а она и ноги на стол… Банкир! Его папаша — директор химкомбината в Воронеже. Сидел в середине восьмидесятых за взятки. Его жена в Комитет советских женщин к Терешковой обращалась, чтобы амнистировали старого хрена. Вот сейчас у таких людей в руках власть…
Юра молчал и никогда не вмешивался в разговор, но Вероника Николаевна чувствовала, что у сына свое мнение, свои взгляды. И когда после окончания института он пошел на работу в милицию, а затем в «Интерпол», она не удивилась — Юра поступал согласно со своими принципами.
Андрей Виссарионович, узнав о решении сына, издевательски заметил:
— Вор у вора палку украл. Кого защищать будешь?
Юра промолчал.
— В нашей семье ментов не было, — бросил провокационное замечание отец.
— Так что, предлагаешь мне сменить фамилию? — ответил Юра.
Андрей Виссарионович, казалось, только этого и ждал.
— Раз ты так решил — пожалуйста! — заявил он. — Продался с потрохами, так зачем же имя марать?
— И чем же я твое имя замарал? — сжав губы, спросил Юра.
— Перестаньте! — со слезами крикнула Вероника Николаевна, чтобы прекратить этот дурной разговор. — Вы оба с ума сошли! Хватит, замолчите, за что вы мучите меня?! Перестаньте!
Мужчины замолчали, разойдясь по своим комнатам, но что это меняло, что?!
Мира в доме не было. Была вражда с мелкими уколами и подковырками, ядовитыми замечаниями при напускной и подчеркнутой вежливости. Юра молчал, терпел, но любил ли он отца, как любил его в детстве? Нет. В нем тоже что-то умерло, очерствело, и Вероника Николаевна с болью наблюдала, как отдаляются друг от друга муж и сын, и все ее попытки сблизить их разбивались, как волна о каменный мол.
— Не понимаю, за что он меня так ненавидит? — спрашивал порой Юра и не верил, когда она убеждала его, что отец его по-прежнему, и даже сильнее, чем в детстве, любит и переживает за него.
Юра иронично улыбался:
— Ну если это называется любовью!..
И не верил.
Между тем Андрей Виссарионович действительно любил сына и по-своему переживал за него.
— Вырастил — и кого?! Хама! — часто сокрушался он. — Ни уважения к отцу, ни благодарности. Что я ему плохого сделал? Кормил, учил, растил, одевал, обувал… А теперь отец у него плохой, теперь отец у него дурак?
Все переломилось. Словно были две жизни — жизнь до и после.
Вот что такое был для Малышевых девяносто первый год…
Георгий окинул взглядом комнату.
— Надо же, министр, а я и не знал. Юра никогда ничего о себе не рассказывал.
Вероника Николаевна кивнула — да, сын не любил выставляться родством.
— А сейчас он чем занимается?
Вероника Николаевна ответила со вздохом.
— Теперь? Ничем.
— А как же вы живете?
— Пенсия, — развела руками Вероника Николаевна.
И, смутившись, поспешно добавила:
— Конечно, маленькая, но нам хватает. Какие у стариков особые расходы? Дети, внуки, но у нас их нет.
Голос ее осекся. Она улыбнулась через силу.
— Вы пейте чай, Георгий, совсем остыл. Может, подогреть?
Прикасаться к чужой беде порой просто невыносимо. Бессмысленны слова, и любые утешения не приносят облегчения душе. Да и что сказать?
— А кто это на той фотографии, рядом с Элизабет Тейлор? — спросил Гольцов первое, что пришло в голову. — На Красной площади?
Вероника Николаевна повернула голову и посмотрела на снимок в рамке. Усмехнулась:
— А вы в детстве в кино бегали?
— А как же, — подтвердил Георгий. — Я помню эту актрису, только имя… Вера Кадочникова?
— Она самая.
— Вы на нее похожи.
— В самом деле? — неестественно натянутым тоном произнесла Вероника Николаевна, дернула бровью, и вдруг до Георгия дошло — так вот почему ее лицо казалось ему знакомым! Не только потому, что она похожа на Юру.
— Это вы?!
— Что, не похожа?
— А я голову ломаю весь вечер, ну кого же вы мне напоминаете! А почему Кадочникова, и Вера, а не Вероника?
— Кадочникова — это моя девичья фамилия, а имя… В ту эпоху было модно бороться с космополитизмом, а имя Вероника звучало для наших чиновников из Минкульта слишком по-западному. Видите, какая я древняя старуха? Пора в музей восковых фигур.
— Вы ничуть не изменились! — хотел сказать приятное Георгий и поздно понял, что сморозил глупость.
Вероника Николаевна добродушно рассмеялась:
— Вы хотите сказать, что я и в молодости выглядела не лучше? Бедные мои зрители.
— Нет-нет, вы красавица!
Вероника Николаевна порозовела.
— Хватит врать.
— Честное слово!
Она отмахнулась от комплимента, но с искренним интересом спросила:
— А и детстве на мои фильмы бегали?
— Еще бы!
— А на какие?
В пионерский лагерь кино привозили раз в неделю, по воскресеньям, и показывали на открытой эстраде, когда темнело, и потому — очень поздно. Тогда имя актрисы ничего не значило для них, десятилетних мальчишек. Они запомнили название фильма, написанное наискось на листе ватмана: «Крутой вираж». Вожатая трудилась над плакатом все утро, и теперь вывешенный на доску объявлений шедевр каллиграфии потрясал воображение. Выведенные тушью и сухой кисточкой буквы казались острыми, шероховатыми и… опасными. Сразу чувствовалось — привезли фильм не хуже, чем «Пираты XX века», который они смотрели на прошлой неделе.
Это был детектив с назидательным сюжетом: о подростках, попавших под влияние матерых уголовников. Но не назидание интересовало их, десятилетних зрителей, а лихо закрученное действие с гонками по горному серпантину, разбитыми автомашинами, фальшивыми рублями и не фальшивыми алмазами. Они не запомнили имени актрисы, игравшей главную роль, но запомнили ее героиню — Лялю.
Возвращались они после просмотра в спальный корпус притихшие, обалдевшие от впечатлений, а главное — от Лялиной преданности и любви, какая бывает только в кино. Огромная, как подсолнух, луна скользила вдоль тропинки над озером, провожая их от эстрады до лагеря. И долго они не могли уснуть той ночью, жгли карманные фонарики, шушукались на всю палату, обмениваясь впечатлениями.
…Узнав об этом, Вероника Николаевна рассмеялась.
— Да, помню тот фильм. Съемки в Крыму… Мне было двадцать шесть, а играла я восемнадцатилетнюю девчонку. Со мной снимались Женя Жариков и Джигарханян.
— Точно, бандита играл.
— После этой роли мне письма мешками приходили от поклонников. Одно письмо, помню, написал весь личный состав подводной лодки.
— В любви объяснялись?
— И в любви, и замуж звали.
— А почему вы сниматься перестали?
— Снималась, но редко. Семья, дом, ребенок… Быт заел, а может, ролей интересных не предлагали… Не знаю. Все это было так давно. В другой жизни.
— Юра вами гордился?
— Нет.
— Нет? — не поверил Георгий.
— Он не любил смотреть мои фильмы. Говорил: я не люблю, когда ты целуешься с другим мужчиной, а не с папой. Я ему объясняла, что это только понарошку, но он все равно ревновал. Юра с детства был очень преданный и однолюб… Скажите, у Юры были на работе девушки? — резко поменяв тему, вдруг спросила Вероника Николаевна.
— Да, — ответил Гольцов. — Коллектив у нас почти наполовину женский.
