Влада Ольховская - Нецарская охота
– Нельзя внести ясность туда, где нет логики. Я вас совсем не помню, не знаю и, честно говоря, нисколько не сожалею об этом.
– А придется вспомнить! Потому что если я сейчас уйду и позволю вам, скажем, спокойно досматривать ночной сериал, завтра мне перережут глотку! Попытайтесь вспомнить… Это было двадцать лет тому назад: автобус, везший из лагеря детей, попал в аварию, было много пострадавших… Мне помогли именно вы!
Данный факт выяснил Марк. Это он узнал номер больницы и имена врачей. Каким образом – Вика даже не представляла, особенно если учитывать, что действовал Марк в чужой для него стране. Но об этом она подумает потом. Сейчас ей хотелось видеть в своем спутнике некое высшее создание, человека, способного устроить и узнать практически все.
Демиденко больше не шутил. Он задумчиво посмотрел на девушку и открыл дверь:
– Заходите… Черт-те что!
Интерьер дома был стильным, дорогим и очень неуютным. Чувствовалось, что над проектом поработал талантливый дизайнер, никакая семья здесь не поселилась, видно, у врача не было семьи. На полированной мебели не было ни единого пятнышка. Изысканные хрупкие аксессуары стояли ровно на своих местах. Будь в доме ребенок или хотя бы собака – и вся эта хрустальная дребедень наверняка понесла бы заметный урон. Но в коттедже не было никого, кто нарушил бы этот идеальный порядок. Порядок в этом доме мало чем отличался от холодной функциональности операционной.
Врач провел их в гостиную, кивнул на черные кожаные кресла.
– Это еще не значит, что я вас не выставлю вон через пять минут, – предупредил их Демиденко. – Все зависит от того, что вы мне еще скажете.
– А не так уж и много мы скажем, – признала очевидный факт Вика. – Скорее, я попрошу вас кое-что сказать нам, потому что… Я не знаю, что происходит! До недавнего времени я вообще не вспоминала о той аварии! А теперь мне кажется, что кто-то устроил охоту на детей, выживших в давней катастрофе…
– Это правда, – кивнул Марк. – Я проверил! Все жертвы маньяка, о котором вы наверняка слышали, двадцать лет тому назад попали в ту аварию. И на какое-то время они стали пациентами вашей больницы! Если мои данные верны, оперировали – лично вы – только Вику, а господин Столяров, увы, уже давно мертв… Нам не к кому больше обратиться.
Эта информация тоже относилась к числу его достижений. Пожалуй, она не являлась такой уж секретной – можно было просмотреть новостные сводки, соотнести имена жертв аварии и жертв маньяка. Но Вика была весьма далека от логических построений. И это только увеличивало ее благодарность к Марку, словно согревавшую девушку изнутри.
– Вы ведь понимаете, что все это звучит как последствия… сотрясения мозга? – Демиденко положил подбородок на сплетенные пальцы рук, продолжая внимательно наблюдать за своими гостями.
– Я не думаю о том, как именно это звучит. – Девушка невольно сжала кулаки. – Недавно он убил мою «двойную» тезку… не знал, наверно, что я фамилию сменила! Но он явно искал шрам – его действия записала камера. Теперь он примется искать меня, и он не остановится, если я его не остановлю первой! Я хочу понять, зачем я ему понадобилась… Что плохого в том, что я выжила двадцать лет тому назад?
– Ровным счетом ничего. Я официально работал в государственной больнице. Я провел эту операцию в свое рабочее время. Я не вижу никаких причин для охоты на тех бывших детей. По правде говоря, я сильно сомневаюсь, что ваши выводы верны и кто-то преследует вас именно из-за той давней операции. Но даже если все так и есть, я к этому не имею никакого отношения.
Он произнес это твердым и уверенным тоном, как и должен был говорить с незнакомцами, явившимися в его дом с подобными бредовыми идеями. И все же в глубине его темных глаз появилось некое сомнение. Вика не была уверена, что ей это не показалось – она вообще сейчас ни в чем уверена не была. Но и сдаваться не собиралась.
– Мне больше некуда идти, – объявила она. – Спасибо, конечно, что спасли меня двадцать лет тому назад! Но если вы не поможете мне сейчас, это перестанет иметь какой-либо смысл. Не знаю, кто такой этот псих, откуда он взялся, но он крайне упрямый, так просто не отступится. Он даже посторонних людей готов убить, чтобы до меня добраться! Я не хочу, чтобы из-за меня еще кто-то пострадал. Вызывайте, кого хотите, хоть полицию, хоть иностранных легионеров, а я буду сидеть здесь, пока вы мне всю правду не расскажете!
– Сидеть вы, девушка, будете в отделении, а не здесь, – фыркнул врач, но почему-то отвел глаза в сторону. – Да не знаю я никакой тайной правды, которую я мог бы открыть вам дрожащим голосом и под тревожную музыку за кадром… Если вы и не ошибаетесь, ничего плохого в той операции не было! В больницу привезли пострадавших детей, мы их спасли – в чем же здесь криминал? Вот только…
– Только что? – оживилась Вика.
В его глазах вновь отразилось сомнение – нет, ей не показалось!
Демиденко не торопился с ответом, он, похоже, раздумывал, а надо ли ему откровенничать с абсолютно посторонними людьми. Но он, хирург с многолетним стажем, увидел шрам на ее шее, который не замечали другие люди, он знал, что она не лжет.
Вика ждала его ответа.
– Это неофициальное заявление, – наконец произнес Демиденко. – То, что я вам сейчас скажу… Это и не факты даже, это не более чем мои домыслы…
– Но мы ведь и не следователи! – напомнила ему девушка. – Мне это для себя нужно знать, чтобы понять, что делать дальше!
Хирург задумчиво постучал пальцами по подлокотнику кресла:
– Я тогда работал в больнице совсем недолго, можно сказать, только начинал… Оперировал, но не распоряжался в больнице. Когда произошла авария, под «прессом» оказались мы все, но в первую очередь – Евгений Михайлович. Доктор Столяров то бишь. Он должен был все организовать, грамотно распределить хирургов по операционным – а врачей не хватало! – понять, какие операции следует провести в первую очередь, а кто и подождать может. Даже теперь, с учетом всего моего нынешнего опыта, я не знаю, как поступил бы на его месте, и я рад, что тогда разбираться со всем этим пришлось не мне. Евгений Михайлович оказался как бы под двойным «прессом». Во-первых, это были дети в тяжелом состоянии, да еще так много сразу. Во-вторых, это были непростые дети! Раз вы там отдыхали, то должны знать, что лагерь-то был по нынешним меркам элитным, дети простых смертных туда не попадали. Поэтому за каждого умершего ребенка Столярову пришлось бы отчитываться перед его высокопоставленными родителями – так, словно он их чадо и убил.
– Это же нечестно! – возмутилась Вика.
– Это жизнь. В ней много несправедливости. Он каким-то образом со всем справился… Нескольких человек мы все-таки потеряли, но большинство детей спасли. Обошлось без скандала, персонал клиники и Евгений Михайлович получили впоследствии массу премий. Это объективные факты – он спас этих детей. А вот дальше начинаются мои домыслы. Столяров не очень-то радовался тем премиям, мне казалось, что он даже стыдился их. Себе он ничего не взял, никаких денег. Даже те деньги, что вручали ему лично в руки, он передавал на благо клиники. Да и вообще, прежним человеком он больше не был…
– В смысле?
– Нервным он каким-то стал, раздражительным. Операции почему-то старался больше лично не проводить – сказал, что руки у него начали дрожать. Ушел на пенсию, хотя до аварии этого не планировал, твердил, что его прямо из операционной на кладбище повезут! Ну и на пенсии, скорее, не жил, а просто доживал. Вскоре умер, хотя на здоровье никогда раньше не жаловался. И все – после того дня!
– Раз уж мы заговорили о домыслах… Может, они у вас имеются и по поводу причин такого его поведения? – поинтересовался Марк.
– Я в настоящее время не только оперирую. Я заведую отделением. И зная специфику этой работы, я теперь оцениваю тот день иначе… Да и думал я об этом часто, что тут скрывать. Даже с учетом того, что времена тогда были другие, есть вещи, которые… ну, даже на уровне домыслов они – неправильные. И если мои догадки верны, дальнейшее поведение Евгения Михайловича становится вполне понятным.
Вика вдруг почувствовала, что у нее быстро-быстро забилось сердце. Оно словно ощутило: вот – это то самое! То, что они искали! Демиденко может сколько угодно говорить, что это его домыслы, но он в них верит, и это – правда.
– Дети были в тяжелом состоянии, – продолжил врач. – Пострадали они очень серьезно, да вы это и без меня знаете. Вашу операцию я, как это ни странно, хорошо помню. Она была одной из самых простых – извлечь железку и осторожно сшить вам шейку, самая большая опасность заключалась даже не в травме, а в сильной кровопотере. А вот для остальных… порою требовалась срочная трансплантация. И все это… было сделано. В один день – сразу нескольким детям.
– И… что? – спросила Вика, понимая краем сознания, что вопрос ее прозвучал совсем уж глупо.
