Фридрих Незнанский - Убей, укради, предай
С поддержкой будущего свекра он быстро рос и дорос в конце концов до помощника председателя. А Госкомспорт по тем временам ворочал огромными деньгами: строительство, ремонт и обслуживание спортивных сооружений – от детских спортивных школ до больших стадионов, поездки за рубеж, валютные премии за победы на международных соревнованиях. В общем, украсть было что, да и взятки давали – тоже было за что. Наличие и величина взятки иногда были единственными аргументами при решении, кого назначить на должность главного тренера или директора стадиона.
А я кусал локти и пытался уговорить себя забыть и Митину, и друга детства Кулинича. Но не получалось. Она ведь, собственно, и не порвала со мной окончательно. Как бы оставила шанс. В общем, я оказался в том же Госкомспорте, мне накинули очередное звание и посадили в отдел, курировавший спортивные клубы армии. И года два мы исправно наживали несметные богатства. У Кулинича, естественно, оказалось денег больше, они поженились. Надо было, конечно, валить из Госкомспорта, я себя уже на всю жизнь обеспечил, да еще время началось такое опасное. Брежнев – знаете, наверное, такого деятеля – умер. Андропов начал какой-то порядок наводить. Но слишком слаба человеческая сущность перед искушениями, денег же никогда много не бывает, а там, казалось, так все схвачено, такие покровители на самом верху. В общем, конец мой был быстрым и бесславным.
Прогорели мы в восемьдесят третьем на афере с машинами, продали десять «Волг», полагавшихся отличившимся спортсменам, кавказским торгашам. Папа Митиной не смог или не захотел помочь. Был громкий процесс в военном суде Московского гарнизона, я же был офицер. За мошенничество, взяточничество и злоупотребление служебным положением нам дали по восемь лет с конфискацией. И началась новая моя жизнь…
Черному все это было, конечно, очень интересно, но ужасно скучно, поскольку его больше интересовало не пыльное прошлое, а нынешние отношения Митиной и Кулинича. Вывернулся он из-под нее, отмотав срок? Сумел доказать, кто в доме хозяин? Избил ее хоть раз по старой русской традиции? Или она до сих пор об него ноги вытирает?
Однако Балабанов вдруг мгновенно раскис, пустил слезу и, размазывая ее по щетине, заявил:
– Не могу. Завтра приходи. Растравил душу, теперь за себя не отвечаю, могу и… не знаю, что могу сделать. Завтра давай.
Турецкий. 15 сентября, 14.50
Мысль о том, что Гусев жил практически рядом с ним, можно сказать на расстоянии выстрела из винтовки, и, выйдя на балкон, Турецкий даже мог, наверное, наблюдать за киллером в бинокль, если бы, конечно, догадывался об этом, пробудила в Турецком зверский аппетит и острое желание заехать домой пообедать. Но, как всегда не вовремя, позвонил Меркулов и порадовал, что наконец-то разрешили доступ к телу господина Чеботарева.
– А на два часа раньше нельзя было? – возмущался Турецкий. – В ЦКБ я уже сегодня был, а сейчас я хочу есть.
– Купи себе булочку, – посоветовал Меркулов. – А потом навести Степан Степаныча. Пожалуйста. Считай это моей личной просьбой.
Турецкий тем не менее заехал домой, похлебал супа в одиночестве – Ирины и Нинки не было, подумав, поджарил себе еще кусок мяса, не торопясь съел. Вышел на улицу, купил все-таки булочку, съел и ее и только потом с чувством глубокого удовлетворения поехал в ЦКБ. Господину Степан Степанычу подождать полезно – он заставил себя ждать гораздо дольше.
Чеботарева по-прежнему сторожил батальон охраны, но Турецкого пропустили теперь без всяких препирательств. Раненый в халате поверх пижамы был уже не в постели – сидел себе в кресле, попивал чай, почитывал газету. Лицо у него, конечно, было то еще, Турецкий с трудом удержался, чтобы не заржать. Взрывом Степан Степанычу начисто опалило брови, ресницы и все то немногое, что было у него выше лба. Остальное он, видимо, сбрил для симметрии. И теперь по прошествии пяти дней идейный лидер «Единения» имел совершенно глобусообразную голову с материковыми пятнами загара и ожогов и островками пластыря, дополняли картину чахлые кустики начавших заново расти бровей.
Не дождавшись приветствия, Турецкий уселся в кресло напротив и выдал Чеботареву портрет подрывника:
– Вам знаком этот человек?
Степан Степанович, нехотя отложив газету, долго его рассматривал:
– Никогда раньше не видел.
– У вас есть подозрения, кто мог вас «заказать» и почему?
– Это все чьи-то злобные происки, – отмахнулся Чеботарев, как будто его не убить собирались, а машину поцарапали или под дверью нагадили. – Я же честный человек, кто-нибудь хоть раз поймал Чеботарева за руку? Не было такого никогда. Пытались всякие любители компромата. Даже уверяли, что у них есть против меня чемоданы документов. Все это чушь собачья, потому что ничего такого не было. И нет. И не найдут.
– О чем вы хотели поговорить с Романовым в день покушения? – продолжал задавать «важняк» давно уж припасенные вопросы.
– А какое это имеет отношение к следствию? Никакого не имеет. Я хотел с ним обсудить политический момент. Стратегию «Единения» на предстоящих выборах.
Н– да, сотрудничеством тут и не пахнет, хмыкнул про себя Турецкий. До разговора, значит, Степан Степаныч снизошли только ради послать на фиг. Ладно, наше дело маленькое -мы спросим, а там хотите – отвечайте, хотите – нет.
– Как вы относитесь к выдвижению Уколова в претенденты на пост главы движения?
– Нормальный демократический процесс, – глубокомысленно изрек Чеботарев после некоторой паузы. – Вы видели, чтобы я рвался к власти, расталкивая, понимаешь, всех локтями, или держался за нее зубами? Кто вам сказал, что я стремлюсь захватить в нашем движении единоличную власть? У нас коллегиальное руководство, как и положено в нормальной политической партии. Это же вам не армия. У нас каждый знает свою задачу и занимается своим делом. Уколов – грамотный человек, и ему найдется место в руководстве движения.
– Но речь же идет о месте лидера, – настаивал Турецкий. – О том, кто будет под первым номером в избирательном бюллетене.
– Под первым номером будет тот, за кого проголосуют избиратели на выборах.
– То есть вы не считаете, что это действия, направленные против вас и инспирированные Пичугиным? Известно же, кто стоит за Уколовым.
Чеботарев остался непрошибаемо равнодушен.
– Я уже говорил. Могу повторить. Выборы руководителя движения – это нормальный демократический процесс. И я не согласен, что за Уколовым кто-то стоит, у нас в «Единении» нет марионеток.
– А что вы можете сказать по поводу Бэнк оф Трейтон?
– А что надо говорить?
– Но ваше имя часто упоминается в этой связи. Это каким-то образом могло послужить причиной покушения?
– Бэнк оф Трейтон вообще от начала до конца взят американской прессой с потолка. Им нужно делать сенсации, вот они ее и сделали. Направленную против России в первую очередь, а потом уже против Чеботарева. И это уже не первая сенсация в западной прессе, направленная против России. И против Чеботарева. Я знаю, – не без пафоса заявил он, – многим на Западе не нравится, что Россия – великая держава, но все равно придется им с этим считаться.
– Вы можете сообщить хоть какие-то сведения, от которых мы могли бы оттолкнуться в расследовании? – сделал Турецкий последнюю попытку разговорить Чеботарева.
Как и все предыдущие, попытка оказалась неудачной.
– Вам поручили вести следствие, вы и ведите. Я что, выставляю претензии, что вы что-то делаете не так, как надо? – Чеботарев снова взялся за газету. – Я в вашу работу не лезу. Занимайтесь своим делом, а я сам разберусь, кто меня «заказал» и за что меня «заказал».
– Ладно, дело ваше. Хотя, конечно, и мое тоже это дело. И последний момент. Пусть ваша служба безопасности будет о всех ваших планах по передвижению как в городе, так и за его пределами сообщать мне заблаговременно. Оревуар.
Ну и флаг вам в руки, досадливо сплюнул Турецкий, выбравшись за ворота ЦКБ. Желаете, чтоб добили?! Ради бога. Одним говнюком меньше будет. Но если вы, дражайший Степан Степанович, сами весь этот цирк устроили, а теперь собираетесь нашими руками своих закадычных врагов потрошить… То фиг вам! И не мечтайте даже.
Без четверти семь Турецкого вызвал Меркулов:
– Реддвей просил тебя прибыть на угол Денисовского переулка и Доброслободской, это в Лефортове. Сказал, чтобы ты приехал на служебной машине и сразу ее отпустил. Пойдешь по правой стороне в направлении Большого Демидовского переулка, увидишь пластиковый навес…
– Он на улицу вообще выглядывал, когда мне свидание назначал?! – Турецкий подошел к окну: лило как из ушата, и это еще слабо сказано, гром гремел даже не отдельными раскатами, а непрерывной канонадой. – Выбрал момент в шпионов играть! Тоже мне водолаз! У меня даже зонтика с собой нет.
– Не брюзжи. Сказано же: встреча под навесом. – Меркулов извлек зонт из шкафа и торжественно вручил Турецкому.
