Анатолий Безуглов - Змееловы
— Когда закончите?
— Постараемся поскорее.
— Ну, а что Клинычев?
Скорин усмехнулся:
— Юлит, выкручивается. Чует голубчик, что попался.
— Вы не тяните. В области указали, что мы частенько сроки затягиваем, — начальствующим тоном сказал Холодайкин.
— Когда это мы затягивали? — спросил начальник РОВДа.
— С лесопилкой, например.
— Вы сами знаете, что это не от нас зависело.
— Ладно, не будем вдаваться в частности. Мне самому хочется, чтобы наш район упоминали на совещаниях только в числе лучших.
— Я тоже себе не враг. Значит, одни кукуете? — переменил тему разговора майор.
— Приходится.
— Нового скоро назначат?
— Я в планы начальства не лезу, — поджал губы Холодайкин.
— Так просто спросил, — примирительно сказал Скорин, поняв, что попал в самое больное место. — Одному, видать, тяжело?
— Мы привыкли всю жизнь лямку тянуть, — вздохнул врио прокурора и добавил: — В общем, постарайтесь оперативно, по-боевому.
Начальник РОВДа засмеялся:
— Оперативнее не бывает.
34
Эти два пожилых человека, были чем-то похожи друг на друга. Видимо, долгие годы совместной жизни, пережитое горе сроднили их и оставили одну и ту же печать на облике каждого.
— Что вы мне можете рассказать? — обратился Холодайкин сразу к обоим.
Отцу Азарова на вид было лет шестьдесят пять. Матери — около этого. У Азарова-старшего черты лица более тонкие, мать — попроще. Такие лица в России встречаешь на каждом шагу. Редкая пара, пережившая войну, подхваченная ее ураганом с родных мест, разлученная и вновь соединенная, готовая на любом месте начать неприхотливую, полную труда жизнь. И все-таки счастливая. От них веяло спокойствием, которое приходит после долгих лет невзгод и страданий, испытавших на прочность человеческую верность и привязанность. Одеты они были под стать друг другу: просто, добротно. Так одеваются с расчетом на долгие годы.
— Не может Степан пойти на такое, — как бы уговаривая врио прокурора, произнес старик. — Не поверю.
— Не может, — откликнулась мать.
Всем своим видом они показывали, что произошло просто-напросто недоразумение, которое легко исправить, если встать на их точку зрения.
Эта уверенность стариков в невиновности Степана заставила врио прокурора почувствовать себя не в своей тарелке. Он говорил с родителями Азарова сухо и официально.
— Вас вызвали сюда сослуживцы сына?
— Давно уже собирались навестить его, — сказал отец. — В Ташкент все не с руки как бы, а тут решились. Степа вроде в отпуске. Хотели побыть с ним до окончания… Наше какое дело — пенсионное.
— Так вы знали?
— Откудова? — удивились старики.
— Прямо как обухом по голове… — сказала мать. — Вы уж разберитесь. Степа у нас такой заботливый, такой примерный. — Старушка не выдержала, поднесла к глазам беленький платочек в голубой горошек.
— Сдержись, Маня. — Азаров-старший тронул жену за локоть.
— У вас есть какие-нибудь факты, относящиеся к делу? — Холодайкин облокотился обеими руками на стол. Его смущало присутствие этих людей, потому что он чувствовал, что волей-неволей вступает в их жизнь как разрушитель. Он хотел еще сказать им, что все родители считают своих детей невинными ангелами, а на самом деле не знают о них ничего. И вспомнил, что эти самые слова говорила ему Седых в их споре с Рославцевой.
— Какие факты… — вздохнул старик. — Вот это к делу не пришьешь. — Он приложил руку к левой стороне груди.
35
Клинычев пришел в прокуратуру в самом конце рабочего дня. Услышав голоса в кабинете врио прокурора, он примостился на краешке стула в приемной, изредка бросая виноватый взгляд на Земфиру Илларионовну.
— У вас повестка? — спросила секретарь.
— Нет. Очень хочу поговорить с товарищем прокурором, — поспешно ответил Клинычев. — Очень нужно.
— Поздновато вы пришли. Рабочий день заканчивается.
— Подожду, может быть, примет?
Земфира Илларионовна пожала плечами.
Клинычев нервно поглядывал на стрелку стенных часов, неумолимо приближающуюся к цифре, обозначающей конец работы.
Иногда разговор за дверью прерывался, и тогда Клинычев с надеждой замирал на стуле.
Громко и неожиданно прозвенел звонок.
Земфира Илларионовна прошла в кабинет к Холодайкину и, вернувшись, бросила:
— Товарищ Холодайкин вас примет, но придется подождать.
— Очень большое спасибо. — Клинычев приложил обе руки к груди.
Ему пришлось ждать около часа, пока Холодайкин освободится. Потом врио прокурора еще долго продолжал писать, не обращая никакого внимания на присутствие Клинычева. Тот нервничал, непрестанно вытирая носовым платком вспотевший лоб и ладони.
Наконец Холодайкин обратил на него внимание:
— Клинычев, Клинычев, — укоризненно покачал головой врио прокурора, — обманули вы меня… (Леонид опустил голову.) Ведь Бутырину вы деньги давали. За икру. Отпираться будете?
— Нет, не буду.
— Оно лучше, — Алексей Владимирович поудобней устроился в кресле и приготовился слушать.
— Понимаете, сестра замуж выходит. У нас без подарка нельзя. Вот я и решил послать к свадьбе…
— К свадьбе, говорите?
— Ну да!
— Это два с половиной-то пуда икры на свадьбу?
— Совсем немного. Вы были когда-нибудь на свадьбе у нас на Кавказе?
— Не приходилось.
— Не меньше двухсот человек бывает. А то и больше.
— Возможно, — недоверчиво посмотрел на него Алексей Владимирович. — Любят, стало быть, у вас икру в Сухуми?
— Еще как!
— Ну, а деньги где взяли?
Клинычев растерянно уставился на Холодайкина, а потом тихо сказал:
— Азаров дал.
— Откуда они у него?
— Сам не знаю.
— Так-так. — Врио прокурора невольно придвинулся к столу: — И знал, для чего они тебе?
— Знал.
— А сам он не хотел купить икры?
— Нет. Говорит, и так заработает не меньше. — Клинычев вдруг осекся, поняв, что выдал себя, но Холодайкин промолчал, что-то усиленно соображая. — Вы отметьте где-нибудь. Я вам все, как было, открыл. Откуда я знал, что Бутырин браконьер? Думал, сам дома делает икру… А так бы я никогда…
— Погодите, — остановил его Алексей Владимирович, — так у вас же ни у кого нет наличных денег?
— Действительно, нету. А у Азарова есть. Выдал мне новенькими двадцатипятирублевками. Гражданин прокурор, вы примете во внимание, что я вам все рассказал?
— Добровольное признание учитывается, — уклончиво ответил врио прокурора, протянул Клинычеву листок бумаги, ручку и добавил: — Запишите подробно, когда, сколько, зачем и при каких обстоятельствах дал вам деньги Азаров. Кто-нибудь был при этом?
— Нет, не было. И еще…
— Что еще?
— Как-то к нам в экспедицию приходил человек…
— Какой человек? — заинтересовался Холодайкин.
— Ну, молодой. Моего возраста. Гридневу спрашивал.
— И все? — равнодушно произнес врио прокурора.
— Нет. Просил Азарова показать яд, змей…
— А что Азаров? Показал?
— Не знаю.
— Кто был в это время на базе?
— Мы со Степаном, то есть с гражданином Азаровым.
— Так Азаров показывал ему яд? Говорил с ним наедине?
— Не знаю. Я пошел в лес. Змей ловить.
— Ладно, запишите все в протокол. И подробней. Особенно про деньги.
Клинычев покорно стал писать, грызя кончик ручки…
— Ну что, кончили? Давайте. — Холодайкин бережно принял показания и внимательно прочел.
— Свои порядки устанавливают, — недовольно сказал Клинычев.
— Кто это?
— В экспедиции решили деньги со всех взять и вызвать адвоката из Москвы.
Алексей Владимирович усмехнулся:
— Пусть вызывают. Законом разрешается.
— А почему я должен отдавать свои деньги, заработанные с риском для жизни? Откуда я знаю, виноват Азаров или нет?
— Из Москвы, говорите? — Холодайкин хмыкнул. — Смотри-ка!
— И я говорил: если он виноват, то и двадцать адвокатов не помогут. Венька Чижак доказывал, что поможет. Его самого-то какой-то известный адвокат в Москве защищал.
— А что, у Чижака есть судимость? — насторожился врио прокурора.
— Суд был. А что и как, не знаю.
Холодайкин кивнул.
— Ладно, проверим. Ну вот что, Клинычев, засиделись мы. (Тот суетливо поднялся.) Вы ступайте, а у меня еще дел по горло.
— До свидания, — вежливо попрощался Клинычев и, пятясь, вышел из кабинета.
Холодайкин некоторое время выждал, потом тоже покинул прокуратуру и направился в КПЗ.
Азаров подтвердил, что давал взаймы Клинычеву деньги. Но откуда они у него появились, объяснить отказался наотрез.
Человека, который спрашивал Гридневу, не знает. А лабораторию и террариум ему не показывал: не было времени, надо было спешить на отлов змей.
