Анатолий Безуглов - Змееловы
Мог ли флирт Рославцевой-Гридневой с Азаровым быть задуман с самого начала? И вообще, какое все-таки место занимает Рославцева в истории с ядом?
Вера Петровна, сама не зная почему, ощущала все-таки здесь какую-то связь. Но какую именно — вот в чем дело.
«А нет ли тут личной неприязни к Рославцевой?» — поймала себя на мысли Вера Петровна. Действительно, Рославцева — баловень судьбы. Может быть, это настраивает ее, следователя, против журналистки? Самой Вере Петровне работа и семья достались нелегко.
Седых, привыкшая всегда критически относиться к себе, к своим поступкам, отбросила эту мысль. Да, было трудно. Но уже ушли в прошлое бессонные ночи над учебниками после тяжелого трудового дня, слезы, которые никто никогда не видел, горькое одиночество. Теперь она каждую минуту ощущала радость заботы о другом человеке, как праздника ждала появления на свет ребенка. Да и работа шла у нее пока что хорошо. Правда, последнее уголовное дело выматывает у нее все силы. Так, впрочем, бывало почти всегда: сначала кажется, что ничего не выйдет, а потом, смотришь, сдвигается с мертвой точки, раскручивается, и все становится на свои места.
Но что-то заставляло Веру Петровну все время возвращаться мыслью к Рославцевой, еще и еще раз проверять — не причастна ли журналистка к пропаже яда?
— Вера Петровна, у вас будут какие-нибудь вопросы к товарищу Трудных? — спросил Холодайкин.
— Нет, не будет, — ответила она, с трудом отрываясь от своих размышлений.
— Молодец! По-боевому справились с заданием, — похвалил младшего лейтенанта Холодайкин. — Оперативно. Мы будем хлопотать о поощрении перед руководством РОВДа. А теперь отдыхайте. Шутейное ли дело — почти весь день в воздухе… Как Москва? — спросил он напоследок.
— Столица! — восхищенно ответил Семен Трудных.
Когда младший лейтенант ушел, Холодайкин прошелся по кабинету, потирая руки:
— Хороший работник. Настоящий оперативник. Ему бы получиться немного, так не задумываясь взял бы его в помощники прокурора. — Алексей Владимирович сел в кресло и деловито продолжал: — Теперь ясно, что Азаров действовал один.
— Совсем не ясно, — возразила Седых.
— Рославцева отпадает полностью.
— Почему?
— Наивный вопрос. Знаменитая журналистка! Дочь самой Каминской и боевого заслуженного военачальника!
— А разве мы с вами не знаем случаев, когда дети высокопоставленных родителей попадали на скамью подсудимых?
— Но ведь вице-адмирал в своих показаниях говорит, что дочь его не имеет отношения к пропаже яда!
Вера Петровна усмехнулась:
— Родители всегда уверены в честности своих детей. Они убеждены в том, что знают абсолютно все о своих детях. Так ли это на самом деле, не мне вам говорить. Наверное, не раз представлялся случай убедиться. Я считаю, что, пока не будет допрошена Рославцева-Гриднева, идти дальше нельзя.
— Как вы себе это представляете? — нахмурился Холодайкин. — Вернется она из заграничной командировки не скоро. А мы, значит, будем сидеть сложа руки. Надо будет обращаться в область за разрешением продлить срок окончания следствия. А там разрешат или нет, еще неизвестно. Пустое это занятие, я вам говорю. Рославцева тут ни при чем.
— Я буду настаивать на том, чтобы получить показания Рославцевой.
— Каким образом их получить, я вас спрашиваю? — Холодайкин начал раздражаться.
— Не знаю. Надо посоветоваться в следственном отделе областной прокуратуры. Если вы не возражаете, я завтра же поеду.
— Не возражаю. Хотя не советую зря тратить время. Лучше давайте подумаем, какую версию нам взять за основу в связи с изменением ситуации.
— Да, ситуация усложнилась. Понимаете, какая штука: за границей сухой яд, вероятно, сбыть проще, чем у нас, — частная инициатива. За него можно получить иностранную валюту. И не малую сумму…
— Ерунду вы говорите. Рославцева здесь ни при чем.
— Хорошо, давайте посмотрим на факты. Яд исчез после ее отъезда. Зачем ей надо было так вести себя с Азаровым?
— Ну?
— Если бы это действительно была любовь, она бы рассказала о себе правду.
— Фантазии все это, — сурово сказал Холодайкин. — Я бы вам посоветовал серьезней заняться Азаровым. Надо покрепче прижать его. Ведет он себя вызывающе, а в оправдание ничего сказать не может.
— У нас тоже улик вообще-то достаточно убедительных нет.
— Есть. А вот у него в оправдание ничего нет.
— А как же презумпция невиновности?
— Это, так сказать, формальная сторона закона.
— Нет, Алексей Владимирович, не формальная, а самая его сущность, — запальчиво возразила следователь. — Пока суд не вынес своего решения, никто не имеет права считать человека виновным.
— В душе-то мы точно знаем, преступник он или нет, — усмехнулся Холодайкин. — Хорош же следователь, который передает дело в суд, не зная, виновен его подследственный или нет. Скажите по совести, вы же каждый раз отлично знаете, с кем имеете дело.
— Если бы это было так, суд стал бы не нужен. Не забывайте, есть и оправдательные приговоры. Мы только ищем и расследуем факты, а окончательно решает суд.
— Не доказывайте мне прописных истин, — раздраженно сказал Холодайкин. — И вообще у меня на пустые споры нет времени. Сами знаете, вся прокуратура на моих плечах. — Он посмотрел на часы. — Вот из-за вас и обед пропустили. Мне врачи диету назначили. Все расписано, как по графику…
Они вместе вышли из кабинета.
Добравшись до своего стула, Вера Петровна вдруг почувствовала, что силы покидают ее. Она успела нажать кнопку звонка и сказать вбежавшей Земфире Илларионовне:
— Что-то мне не по себе…
Через полчаса карета «скорой помощи» увезла ее в родильное отделение районной больницы.
32
Узнав, что Веру Петровну Седых положили в больницу и выйдет она на работу в лучшем случае через полгода, Холодайкин принял все следственные дела к своему производству. Вскоре он поехал в областную прокуратуру и вернулся оттуда в приподнятом настроении.
— У нас ожидаются перемены, — заявил он по приезде Земфире Илларионовне. — Савин переведен на временную инвалидность. (Секретарь ничего не ответила на это.) Так что, к сожалению, мы с ним больше работать не будем… Как здоровье Веры Петровны?
— Вроде бы неплохо.
— Рад за нее. Так и передайте: пусть о делах не беспокоится. Прошу вас, вызовите Клинычева по делу Азарова. На завтра, к одиннадцати.
Земфира Илларионовна молча записала распоряжение в перекидной календарь.
…Утром в кабинет Холодайкина заглянул посетитель.
— Можно, товарищ прокурор?
— Вы откуда? — сурово посмотрел на него врио прокурора.
— Из экспедиции.
— Клинычев?
— Нет, Пузырев. — Вася смущенно теребил в руках кепку.
— Я вас не вызывал.
— Хочу вам рассказать все, как было…
Холодайкин строго оглядел Пузырева, раздумывая, пустить или нет.
— Хорошо, садитесь. Вы шофером работаете в экспедиции?
— Да. За аппаратурой еще слежу. Механик вроде. Из-за меня все получилось, гражданин следователь. — Василий опустил голову.
— Выкладывайте, Пузырев. Самое главное.
Хлопнула от ветра форточка, и Алексей Владимирович поднялся из-за стола, чтобы закрыть ее.
Вася вынул из кармана своего любимого полоза, с которым никогда не расставался и который до обморока напугал Рославцеву (из-за чего Азаров до ареста так и не разговаривал с ним), и, подавляя грустный вздох, нежно опустил на бумаги прокурора.
Холодайкин сел на место, положив руки на стол. Полоз развернул свои кольца и стрельнул язычком.
Алексей Владимирович с несвойственным для его возраста проворством вскочил со стула, закричав на всю прокуратуру:
— Убери эту дрянь!
Вася тоже вскочил и поспешно схватил змейку. На крик в кабинет заглянула встревоженная Земфира Илларионовна.
— Ты что это, специально на меня змей напускаешь?! — взвизгнул Холодайкин.
— Так вы же сами просили. — Пузырев все еще держал извивающегося полоза в руках.
Земфира Илларионовна исчезла.
— Что просил? — бушевал Холодайкин.
— Выкладывайте, говорите самое главное. — Вася показал на змею. — А она и есть самое главное.
— Спрячь сейчас же! — приказал врио прокурора. Ему стало немного неловко своего испуга. Он сел, с опаской поглядывая на карман Пузырева, в котором исчез полоз. — Что стоишь? Садись.
Вася опустился на край стула.
— Простите, товарищ прокурор. Но он не ядовитый.
— А я откуда знаю! — проворчал Алексей Владимирович, успокаиваясь. — А теперь рассказывай. Только смотри, без этих фокусов…
— Да нет, что вы! Ей-богу не буду, — сказал Пузырев и честно, с подробностями рассказал историю с полозом и обмороком Оли.
