Галина Романова - Призрак другой женщины
– Кать, может, уедем куда-нибудь, а? – ныл Витька каждый день и таскался за ней с чемоданом, как сейчас. – Пересидим. Переждем, нас ведь не подозревают с тобой ни в чем. А вернемся, когда…
– Когда от дома камня на камне не останется, – прерывала она его стоны. – Нет, Витя, дом я не оставлю. Чудится мне, из-за него все это… Из-за дома. Может, бабка тут где клад захоронила, а, Вить?!
– Вот дала, а! – Он скалился в улыбке. – Когда она сюда явилась, у нее котомка одна при себе была, бабы рассказывали. И подол у сарафана драный. Сына за руку держала, отца твоего. Крепко держала. Вот и все ее богатство было. Он, хоть и взрослый уже достаточно был, а за мать цеплялся, как сосунок. Времянку какую-то сбили ей в этом самом месте, она сразу готовить начала командированным, денежки потекли понемножку. Потом она стройку затеяла, ночей не спала. Все караулила каждый мешок с песком, каждое бревно, каждый гвоздь. Кровью и потом ей дом этот достался. Бабка твоя, бабы говорили, постарела лет на десять, пока его построила. А потом…
– А что потом? – заинтересовалась Катерина.
О бабке она почти ничего не знала. Она никогда не распространялась о себе, расспросов не поощряла. А говорить с чужими людьми о бабке Кате было противно.
– А потом твой отец заматерел, встретил твою мать и влюбился без памяти.
– А бабка была против?
– Еще бы! Она отцу твоему невесту присмотрела из местных. Богатую! А он ни в какую. Мать и рассвирепела. Бабку свою в гневе видела? – Витька поежился.
– Видела. – Катя тоже поежилась и потрогала левое ухо, пару раз потаскала ее бабка за него.
– Вот… Молодые и уехали отсюда. Тебя родили. Жили, по слухам, счастливо, но бедно.
– Нормально жили, – надулась она.
Ей тут же вспомнился смех мамы, когда отец кружил ее по комнате. И еще букетики полевых цветов. Мама всегда им радовалась. Сейчас уже, конечно, мало что помнилось. Лиц вот совсем не помнила, но сохранилось в душе ощущение легкости и милого восторга, в котором она пребывала, пока жила с родителями.
– Потом они сгорели, так? – склонил Витька голову.
– Да, я в лагере была. Бабка за мной тут же приехала.
– Помню… Это помню… Когда ей сообщили, она волчицей выла. А потом слухи поползли один гаже другого… – Витька запнулся и взглянул на нее с опаской.
– И?!
– Одни болтали, что бабка этот пожар «заказала», решив отомстить невестке за то, что сына украла и внучку. Она же – мать-то твоя – не разрешала ей с вами видеться… А еще слухи ползли, что месть это была бабке твоей.
– Месть?! За что?!
– Не знаю. – Витька твердо выстоял под Катиным испытующим взглядом. – О прошлом ее никто ничего не знал. Но шептались, что было за что.
– Кто?! Кто конкретно шептался?!
Витька маетно тер ладонь о ладонь и молчал.
– Ви-иикторр!!! – взревела Катя и потянулась к нему, чтобы отвесить подзатыльник.
– Отец Макара трещал, – выдавил он с неохотой. – Только я тебе ничего не говорил. Это так давно уже было… Что это даст-то теперь?! Теперь бежать надо.
– А есть куда, Витя?
Катя смотрела на ворота, изо всех сил надеясь, что вот сейчас они распахнутся и во двор войдет он – тот самый парень с умными, понимающими, печальными глазами. Который ей верил, который хотел помочь, который неожиданно уснул на ее диванчике. И потом утром с ними завтракал хорошо, по-домашнему. А потом пропал. Катя его ждала, ждала, а его все нет и нет.
– Его, может, с дела этого на другое перекинули? – предположил как-то Виктор, очень правильно угадав причину ее раздражения по гремящим сковородкам и крышкам. – У него таких дел…
– Этим маньяком весь город занимается, – возразила Катя и все равно ждала Олега.
– И этот красивый малый с печальными глазами… – снова безошибочно дал характеристику Мишину Витька, – только может казаться таким приятным, а на самом деле он…
– Кто? – строптиво надула губы Катя и выбросила целую сковородку подгоревших котлет в ведро.
– Он, Катерина, гражданин начальник… А мы… Мы с тобой несчастные запуганные зайцы. И нам надо бежать! И я даже знаю, куда!
Тут Витька, сидевший прямо на полу у открытого чемодана, вытащил из заднего кармана забытых кем-то у бабки и выстиранных до новизны джинсов конверт и помахал им.
– Вот! Сестра зовет нас с тобой пожить у нее.
– Где это?
– За Уралом, в тайге, дом у нее в деревушке на десять дворов. Там нас с тобой точно никто не найдет.
«Олег уж точно не найдет», – тут же подумала она. Да и искать не станет. Сочтет, что она от следствия скрывается. Да и не улыбалось ей – городскому до мозга костей жителю – жить в каком-то медвежьем углу.
– Нет, Виктор. – Она решительно поднялась с кресла и еще раз пнула чемодан. – Хочешь – поезжай. Я не тронусь с места.
Витька вздыхал минут пять.
– Куда же я без тебя, – сморщил он болезненно лицо, подхватил чемодан и поволок его обратно в бабкин угол.
Когда он вернулся, то застал Катерину за сборами.
– Ты куда? Я с тобой! – встал он у нее на пути. – Одну никуда не пущу. Погоди, я сейчас оденусь.
– Я к Макару. – Катя закатила глаза и поперла танком на Виктора. – Отпрыгни от двери, дуэнья.
– Макар в рейсе, – не испугался Виктор и не сдвинулся с места. – Зачем тогда?
– Ну, с отцом его, с отцом хочу поговорить! Отойди немедленно! – взорвалась Катя, но тут же попятилась от побелевшего мгновенно Витьки. – Ты чего это?!
– Не пойдешь!!! Ни за что не пойдешь к нему!!! Ты его не знаешь, дурочка! Это… Это чудовище, Катька! Не пущу!!! Уж лучше с ментом своим мути, чем с этим… Нет! Нечего тебе там делать!
– Но разговор с ним неизбежен, ты же понимаешь.
Она сдалась и решила не ходить. Швырнула куртку обратно на вешалку, стащила с ног сапоги и носки, привычно оставшись босиком. Но Витькин испуг ее сильно озадачил, и над этим она размышляла весь день и добрую половину вечера. Потом, когда ее жилец снова собрался в ночной дозор, пристала.
– Расскажи мне, чем так опасен отец Макара? Что в нем такого? Нормальный с виду мужик, всегда здоровается, – начала она вспоминать их редкие встречи. – Интересный даже. И бабка хотела, чтобы мы породнились. Вечно ко мне с Макаром приставала. Если бы она знала о его отце что-то гадкое, разве стала бы…
– А она и не знала! Не знала она!!! Он пасть свою только недавно и раскрыл! – закудахтал Витька, запахивая куртку и напяливая на голову заячий треух, который не захотел менять ни на какие обновки. – Как начало вокруг все это твориться, так он и пасть открыл.
– Так, стоп! Ты же говорил, что папаша Макаркин про месть говорил в связи со смертью моих родителей. Так это давно было! Чего ты мутишь, Витя?!
– Родители твои давно погибли, а он вот вспомнил вдруг что-то недавно. – Он сдвинул треух на затылок и почесал вспотевший лоб. – Бабы из магазина на железке рассказали, что он заходил за водкой, был уже готовый и орал на весь магазин, что не просто так все это происходит. Что бабке твоей кто-то мстит. И сынка, мол, со снохой сожгли тоже из мести. Недавно это, Кать, недавно. Если бы он раньше крякал, бабка-то твоя ему быстро б рот заткнула. И ты права, ни за что Макарку бы тебе не прочила в женихи. А так…
А так Катерина просидела полночи в стареньком кресле, слушая странный шелестящий шорох за окном, очень похожий на чьи-то легкие шаги, и все думала и думала. Думала и думала.
А что, если и правда все страшное, что теперь навалилось, как-то связано с прошлым ее бабуси?! Она же непростым человеком была. Очень непростым. И если напрячь память, то можно вспомнить несколько весьма странных, если не сказать загадочных, эпизодов. Люди в их доме появлялись и исчезали, вместе с ними появлялись и исчезали какие-то свертки, баулы, сумки, чемоданы. Появлялись деньги, и неплохие деньги. Велись странные разговоры, очень сильно напоминавшие Кате заговоры. А однажды, это она тоже вдруг вспомнила, ей показалось, что бабка прячет на чердаке что-то, похожее на ружье. Но стоило ей спросить, как она тут же получила подзатыльник и совет не соваться.
Она и не совалась. И жила вполне спокойно. До тех пор, пока бабка неожиданно не умерла странной неосторожной смертью. А что, если она не сама упала на рельсы?! Что, если ей помогли упасть и удариться?! Эксперт, с которым Катя разговаривала, утверждал, что женщина была старой, утратившей осторожность, поэтому и поскользнулась, поэтому и упала, сломав височную кость. Но Катя совершенно отчетливо рассмотрела на виске у мертвой бабки две обширные гематомы. Решила тогда, что они при падении образовались, а сейчас вдруг задумалась. А что, если ее убили?!
– Опять никого!
Витька вошел с грохотом. Гремел он нарочно, чтобы бояться меньше. Морда была бледной до синевы, и губы тряслись. Он швырнул треух в угол кухни, куртку аккуратно повесил за дверью в коридорчике. Там же оставил обувь. Вошел, потрогал бок чайника, обжегся – Катя его только вскипятила – и полез за чашками.
– Я не буду, – запротестовала она.
