Николай Леонов - Диктатура Гурова (сборник)
– А чего там учиться? Дело-то нехитрое! – усмехнулся Степан и покачал головой. – Да! Не думал я, что дети нас сдадут!
– Они вас не сдали, Степан! – покачал головой Гуров. – Они молчали, как партизаны! Но вот когда я собственной жизнью поклялся, что у вас никаких неприятностей не будет, они мне в общих чертах рассказали, как дело было. А потом, видимо, решили, что ничего страшного не случится, если они назовут ваши прозвища, потому что Булчут по-якутски охотник, а это при всем желании ни к чему привязать было нельзя. Но вот Шурган! Они не знали, что это такое, и я – тоже. Но я в Интернете покопался и выяснил, что в Астрахани так называют бурю с метелью зимой, а кто у нас из Астрахани? Ты! А твои мать и бабушка рассказали, что до армии ты был лихим парнишкой и водился с соседом-уголовником по кличке Шурган. И уголовники бывшие тогда ночью на улице не просто так оказались, а по моей просьбе. Ты с ними по-свойски поговорил, и стало ясно, что ты совсем не китаец. Кстати, феней твоей знающий человек прямо-таки восхитился! Но ведь тут еще один нюанс – он всех сиделых в городе знает, а тебя – нет. Вот все и срослось!
– Все это, конечно, хорошо, но что мы собираемся делать, чтобы не пустить наркотики в область? – спросил, обращаясь ко всем, Романов.
– А ничего делать уже не надо, – ответил ему Степан.
– Ну, знаешь, оттого, что Зайцев в больнице, Сафонов валяется с битой мордой, придурки и директор интерната – уже в СИЗО, еще ничего не изменилось, – возразил ему Саша. – Они сюда новых Зайцевых направят.
– Телевизор вы не смотрите, газет не читаете, так хоть в Интернете местными новостями интересуйтесь, – усмехнулся Степан.
Все переглянулись, Романов вошел в Интернет, а все, включая Гурова, сгрудившись у него за спиной, смотрели, а потом дружно ахнули: вчера, среди бела дня, под Якутском взорвался, а потом загорелся элитный пансионат, и трупы из-под плит и обломков вытаскивают до сих пор. Число жертв устанавливается, но уже и так понятно, что живых найти не удастся. О причинах взрыва еще ничего не известно, даже эксперты работать не начали, но не исключался умышленный подрыв здания, потому что именно в это время один очень известный в крае господин праздновал там свой день рождения в кругу приближенных и друзей. А поскольку этот господин имел богатое уголовное прошлое и очень подозрительное настоящее, в частности, его подозревали в том, что именно он является крестным отцом местной наркомафии, то его устранение могло быть выгодно конкурирующим криминальным структурам, стремящимся занять его место в столь доходном бизнесе. Все это прочитали, переглянулись и, как один, уставились на Степана.
– А вы думаете, я бы иначе вам хоть что-то рассказал? – удивленно спросил тот.
– Значит, брат с сестрой именно на этот праздник и улетели? – спросил Гуров, и Савельев кивнул.
– Что-то ты не очень расстроен гибелью своей любовницы, – покачал головой Максим.
– А я себя не на помойке нашел, чтобы с ней спать, – выразительно сказал Степан. – Я с ней наедине ни разу нигде не остался! Ни в Якутске, ни здесь! Она в том доме, где я сейчас живу, ни разу не была, а я и в ее номере, и в номере ее брата был только один раз, когда снимал для них, все!
– Чтобы «жучки» насовать, – тихо заметил Борис. – Ты их теперь хоть повыковыривай, а то найдет вдруг какой-нибудь постоялец, и потом крику не оберешься.
– Зачем же она вообще сюда приехала? – удивился Романов.
– Она меня очень умело, как ей казалось, подвела к тому, чтобы я ее сюда пригласил, что я и сделал, но предупредил, что дом мне не принадлежит, я там не хозяин, так что будет гораздо приличнее, если они остановятся в гостинице. А на самом деле она хотела посмотреть расклад сил на месте, потому что мало того, что первую партию Зайцев потерял, так умудрился еще и в больницу загреметь. Кстати, она его там навещала, побеседовали они кое о чем, в том числе и о пряниках. В смысле она объяснила Зайцеву, что ему теперь до конца жизни нужно будет на гроши жить, чтобы убытки покрыть.
– Парень, а назови-ка ты мне свою воинскую учетную специальность, – попросил его Фатеев.
– Это еще зачем? – насторожился Степан.
– Ты отвечай, когда тебя генерал спрашивает, – настойчиво сказал Романов – он не понимал, зачем это Василичу надо, но раз тот интересовался, значит, знал, что делает.
– Ну, 106097, и что? – с вызовом сказал Степан.
– Тогда понятно, – покивал ему Фатеев.
– А нам – нет! – сказал Виталий и заинтересованно спросил: – Василич, что это значит?
– Войсковая разведка, замкомвзвода, сержант, – объяснил тот и, покачав головой, негромко рассмеялся. – А я-то еще говорил, что нам придется их из беды выручать! Да они сами кого хочешь выручат! Особенно Степан с его навыками! Он и в огне не сгорит, и в воде не утонет!
– Вот и военком так же сказал, – как бы впроброс заметил Савельев. – Потому туда и отправили.
– Где служил? – продолжал спрашивать генерал. – Северный Кавказ? – Степан, отвернувшись, кивнул. – Ну, такой сорвиголова, как ты, там без наград не остался, – уверенно сказал Фатеев. – Что у тебя?
– Орден Мужества, медаль «За отвагу», наградной нож. Из рук президента, – по-прежнему отвернувшись, перечислил Савельев.
– Орден за что дали? – уточнил Фатеев.
– Да бандгруппу из трех человек, включая главаря, один положил, – нехотя сказал Степан, а потом, повернувшись, объяснил: – Да там делать было нечего! Они так обнаглели, что совсем страх потеряли. Вот я и подсуетился, – он пожал плечами.
Слушая их, мужики не зависли, не обалдели, не растерялись – они просто выпали в осадок, тупо смотрели на Степана, пытаясь совместить в голове то, что они только что услышали, с тем, что они знали о нем раньше, но у них это плохо получалось. У них не было даже сил на то, чтобы переглянуться. Вот так сидели и таращились! Да и для Гурова все это было большой новостью, потому что Стас ему ничего подобного не говорил. Да, он сказал, что Степан до армии очень близко общался с соседом-уголовником, что пользовался в своем районе крайне сомнительной репутацией, хотя ни задержаний, ни приводов не было, но вот про награды и службу в войсковой разведке он даже не заикнулся.
– Но Колька нам ничего этого не говорил! – очнувшись, почти крикнул Романов.
– А он не знает, – объяснил Степан. – Дома вообще никто об этом не знает. Когда я им написал, что нас привезли на Северный Кавказ, они там все за сердце похватались, включая деда, а потом у них началась истерика в письменном виде. Что ни письмо, сплошные слезы и мольбы, Христа-бога ради, нос за пределы части не высовывать, потому что, если со мной что-нибудь случится, они этого не переживут. Вот я им и написал, что вещевой склад охраняю, чтобы не волновались. Ну, и как бы я им объяснил, откуда у меня награды взялись?
– Прости, Степа, но ты дурак! – сердито заявил Саша. – Ты представь себе, как тобой отец будет гордиться! – Степан коротко глянул на него и отвернулся, а Романов, вздохнув, сказал: – Ну, это ваше семейное дело! Сами разберетесь! Тогда скажи мне, какого черта ты в политех поперся, если тебе был прямой путь в юридический!
– А вы никогда не слышали, что туда даже на вечернее без денег не попасть? Причем очень больших! А у нас их почему-то нет! – язвительно сказал парень. – И чтобы по квоте поступить, тоже платить надо! И никакие награды мне бы здесь не помогли!
– Ладно! Скажи, ты здесь в полицию работать пойдешь? Уж там-то рутины точно не будет! Каждый день что-нибудь новенькое! – спросил Саша, и Степан удивленно вытаращился на него. – Чего смотришь? Отвечай! Если пойдешь, то вопрос можно считать решенным. Для начала опером, а осенью на заочный в юридический поступишь, я организую. Не нужен тебе дом, так мы тебе квартиру дадим, не проблема!
– А что? Пойду! – несколько растерянно ответил Степан, а потом уже более уверенно и радостно заявил: – Конечно, пойду!
– Все! Решили! – Романов хлопнул ладонью по столу. – Теперь следующее. Кто твой друг?
– О нем разговора не будет! – жестко ответил Савельев.
– Степан! Не дури! – попросил Гуров. – Напоминаю: я Диме с Олей своей жизнью поклялся, а я ей, как ты понимаешь, все-таки дорожу, так что говори! – Степан упрямо помотал головой. – Ну, тогда я скажу! Это майор Филимонов! – Савельев вскинулся, и Лев сказал ему: – Не прожигай меня взглядом! Я его просто вычислил, что было несложно. Вот давай рассуждать. Биография у тебя хоть и непростая, но короткая. С кем ты мог так слаженно работать в паре, восстанавливая справедливость и борясь за правое дело? Только с человеком, которому верил? Да! Но и с тем, с кем ты уже сработался! Причем, заметим, вы оба скрывали свои лица. Ну, с тобой все понятно – прав был дядя Вася, у тебя особая примета, да и человек ты в городе известный, а вот второй? У него какая была причина лицо скрывать? А только та, что его тоже могли узнать и огреб бы он тогда неприятности по самое не хочу. А, собственно говоря, за что? Ну, ходили вы ночью по городу, одетые, как китайцы, но это дело вкуса, воздухом дышали и звездами любовались, а тут на вас налетали какие-то отморозки. Вы отбиваетесь от них и… Что сделали бы на вашем месте обычные люди? Правильно, пошли в полицию! Или хотя бы дождались ее. А вы вместо этого с места происшествия скрывались до ее прибытия, хотя никакой вины вашей ни в чем не было. Вывод? Твой напарник не хотел светиться, потому что сам там служит – как бы иначе он смог опознать Тихонова? Но встречаться со своими коллегами он не мог, потому что там же работал и Сафонов, напрямую причастный к этому делу. И кто же это мог быть? Кто-то из Астрахани? Но я просмотрел все личные дела, и никого оттуда в полиции не было, все сплошь местные. Значит, Астрахань отпадает. Москва? Тем более! Остается армия. Когда я смотрел личные дела сотрудников, то отметил, что Филимонов служил на Северном Кавказе в то же время, что и ты. Он родом из-под Якутска, так что взять себе прозвище Булчут для него было совершенно естественно. Ушел он из армии капитаном, развелся с женой, детей у них не было, и вернулся на родину, где пошел служить в полицию в Якутске с сохранением звания, так что майора он получил уже там. Потом перевелся в Новоленск, где живет в общежитии. А теперь самое главное! Его, единственного из всех офицеров полиции, не было в управлении, потому что он 18 апреля вылетел из Новоленска в Якутск, вот потому-то в ту ночь ты и был один! Как видишь, все просто.
