Татьяна Степанова - Прощай, Византия!
– Я вообще против, чтобы ты сейчас туда ездила.
– Еще вчера утром ты был «за» обеими руками.
– А теперь против. – Колосов хмурился.
– Это на тебя так повлияла новость об убийстве в Волгограде? – прямо спросила Катя. – Ты, конечно, со своим фээсбэшником все что угодно можешь думать по этому поводу, но я, лично я, пока никакой – ну, ни малейшей связи между этим и нашими случаями не вижу.
– Связь уже в том, что им про события в Волгограде известно, и они их пугают, – ответил Колосов.
– Ну, тогда тем более мне надо там побывать, а вдруг я что-то узнаю. Что-то важное?
– Ты там будешь не жить, ты просто приедешь, побудешь недолго и уедешь как частный врач. Кстати, тебе ведь за этот визит они должны заплатить. – Он усмехнулся. – Нина твоя этот вопрос провентилировала?
По поводу оплаты Катя решила обговорить все на месте. Бесплатная консультация могла вызвать подозрения, в том числе и в отношении Нины, а Кате меньше всего на свете хотелось таким образом осложнять ее положение в этой семье. Вся эта авантюра, с одной стороны, и жутко ее привлекала, будоражила любопытство, но вместе с тем, с другой стороны, на сердце скребли кошки, и совесть была неспокойна. Подопытным кроликом во всех этих авантюрных оперативных играх, комбинациях был ребенок – больной, остро нуждающийся в помощи. «Боже, они же будут спрашивать мое мнение по поводу его состояния. Что я им скажу? – думала Катя. – Это до какой наглости надо будет докатиться, чтобы чего-то там еще советовать?»
Но в этом трудном вопросе Катя решила целиком положиться на Нину – пусть она врач-стоматолог, но она все же самый настоящий «человек в белом халате», а они, даже в авантюрных патовых ситуациях, помнят о клятве Гиппократа и мудром девизе «Не навреди».
Драгоценный позвонил в обеденный перерыв (Катя только-только оторвалась от компьютера, закончив сочинение эпохального репортажа по теме улучшения раскрываемости и проблеме борьбы с укрытием преступлений, – несмотря на то, что формально она находилась все еще в отпуске, ее шеф попросил срочно сделать этот материал для интернетовского сайта).
– Катя, во сколько освободишься? – спросил Вадим.
Катя хотела было ответить: «Да я уже вроде все закончила», но что-то ее остановило, и она уклончиво ответила:
– Часа через полтора, но лучше я тебе сама позвоню, Вадик, хорошо?
Он буркнул что-то нечленораздельное. Катя подумала: вот в кои-то веки муж драгоценный собрался сделать ей какой-то сюрприз, а она тянет время, юлит. Она выключила постылый компьютер, забрала дискету с репортажем (дома вечером доделаю), забрала сумку, накинула пальто и спустилась вниз, решив, что зайдет в любимое кафе у консерватории выпить кофе и уже туда вызовет Драгоценного. Но в этот момент она увидела следователя прокуратуры Пивоварова – того самого, что вел дело по убийству Евдокии Абакановой. Он только что разделся в гардеробе в вестибюле главка и причесывался перед зеркалом. Катя была с ним знакома по прежним делам, по прежним своим репортажам.
– Вы к Колосову, Александр Саввич? А он уехал, – сказала она.
– Я знаю, мы созванивались. Я – в розыск, должен подойти эксперт-нумизмат. – Следователь глянул на часы. – Сюда к вам ему ближе, чем ко мне в прокуратуру. Опаздываю, наверное, уже ждет меня у ваших ребят в кабинете.
Словосочетание «эксперт-нумизмат» произвело на Катю магическое действие: она тут же решила остаться, мысленно поздравив себя, что так умно распорядилась временем, оттянув свидание с драгоценным мужем на полтора часа.
Эксперт действительно уже ждал Пивоварова: сотрудники отдела убийств в отсутствие Колосова выделили ему просторный кабинет. Катя просочилась за следователем, он не возражал. Она ожидала увидеть в роли эксперта по нумизматике какого-нибудь пожилого профессора с бородой и в твидовом пиджаке, вышедшем из моды. Но в кабинете за портативным ноутбуком с достоинством восседал безусый ясноглазый мальчик с лицом доверчивым и разрумянившимся от волнения.
– Каховский Денис… Денис Иванович, доцент, – представился он. – Экспертиза готова, я решил не посылать по факсу, а прийти сам.
– Большое спасибо. – Следователь Пивоваров окинул эксперта оценивающим взглядом – молод, соплив, доцент, но где лучше-то взять, когда Академия наук в таком печальном положении?
– По поводу представленной на исследование монеты, – доцент Каховский покосился на Катю и еще больше разрумянился от усердия, – могу сообщить следующее. – Он открыл файл в ноутбуке с фотоснимками.
Катя увидела на экране что-то похожее на два золотых блюда с грубым рисунком. «Та самая монета, надо же, какая она в увеличенном виде, – подумала она. – Рисунок словно детский, какие-то фигурки… Здесь вот одна, а здесь целых три. Лица – точка, точка, запятая. На головах вроде венцы или короны, у одного в руке какая-то палка…»
– Перед нами, без всякого сомнения, византийский золотой солид, – сказал Каховский, – датированный второй четвертью седьмого века. Место чеканки – Константинополь, вот здесь указан вес, диаметр. Монета отчеканена в период кратковременного совместного правления императоров Константина, Ираклия и Феодора-Давида, единокровных сыновей императора Ираклия. Нет никаких сомнений, что монета абсолютно подлинная, и в связи с этим она представляет собой огромную художественную и коллекционную ценность.
– Ценность? – переспросил следователь Пивоваров. – Что, неужели такая редкая?
– Совершенно уникальная! – воскликнул доцент с жаром. – Из истории нам известно, что период совместного царствования юных детей императора Ираклия был очень недолгим и занимал всего несколько месяцев. Существуют монеты царствования самого императора Ираклия – их немало, и они весьма ценны, но золотой солид времен совместного правления Константина и его братьев – это настоящая находка. Событие для нумизматики. Вот тут видите, – он указал на снимке, – реверс и аверс монеты. На аверсе изображен юный император Константин с акакией в руках.
– С чем, извините? – перебил его Пивоваров. – С акакией?
– Так в Византии назывался свиток с прахом, символизировавший бренность человеческого существования. Император Константин правил совсем недолго и погиб в результате дворцового переворота, затеянного его малолетними братьями и сестрами – детьми его мачехи, второй жены императора Ираклия Мартины. Вот тут на реверсе монеты – видите – он изображен вместе с ними: с Ираклием и Феодором-Давидом. Они все трое увенчаны коронами. Справа на монете изображен знак креста – символ смирения и одновременно божественности власти.
– Сколько может стоить такая монета? – спросил Пивоваров.
– На аукционах цена на византийские золотые солиды эпохи раннего Средневековья обычно колеблется от четырех до шести тысяч долларов, – ответил Каховский. – Что касается этой уникальной монеты, ее ценность гораздо выше. От десяти тысяч и дальше в соответствии с запросами и возможностями тех коллекционеров, которые захотят приобрести эту монету. Если бы она попала на нумизматический аукцион, думаю, таких охотников нашлось бы немало. Особенно за рубежом, на Западе сейчас огромен интерес ко всему, что связано с Византией. Простите, я могу задать и вам вопрос?
– Да, конечно, Денис Иванович.
– Эта монета фигурирует по уголовному делу, я правильно вас понял? – спросил Каховский. – Вы не могли бы назвать мне фамилию человека, возможно, коллекционера, которому она принадлежит или принадлежала?
– К сожалению, пока в интересах следствия мы не можем этого вам сказать. – Пивоваров покачал головой.
На лице эксперта отразилась досада. Но он – хоть и молодой, да ранний, но вежливый – ни единым словом не выразил своего жесточайшего разочарования…
– Ты представляешь, Вадик, в этом деле замешано еще и византийское золото, – сообщила Катя Драгоценному, с которым встретилась ровно через полтора часа на привычном месте – на Большой Никитской, возле зоомузея (сколько уж раз верный Драгоценный приезжал сюда и терпеливо ждал ее за рулем – не счесть!).
– По какому еще делу?
– По абакановскому. – Катя вздохнула и рассказала мужу о выводах эксперта и, самое главное, об информации по Волгограду. – Семья генерала Мужайло убита при невыясненных обстоятельствах. Кто такой был этот генерал? Фамилия вроде на слуху, но я про него ничего не знаю.
– А признаться в этом своему оперу гордость не позволяет, да? – хмыкнул Кравченко – Драгоценный, выруливая от зоомузея к консерватории.
– Во-первых, он не мой опер, а просто опер. – Катя пожала плечами. – И потом, Колосов сам, кажется, сильно плавает во всей этой эмгэбэвской истории. У него и память плохая, не то что твоя профессиональная, тренированная. – Она опускалась до грубой лести мужу. – Ну так кто же был этот генерал Мужайло?
– Афанасий Петрович-то? Зам Абаканова он был в конце сороковых – начале пятидесятых, в его ведении как раз дела следствия были. А во всем остальном неразлучны они были в те годы, как Труляля и Траляля. – Кравченко свернул на Тверской бульвар (Катя понятия не имела, куда он везет ее с таким загадочным видом). – В пятьдесят четвертом его арестовали, дали большой срок за перегибы, нарушения закона, фальсификацию уголовных дел. Фактически он один отвечал за то, что делали они вместе с Абакановым. Попал он в свою же собственную систему исполнения наказаний, эти жернова его и раздавили. Он умер в заключении. Кто там в этом твоем Волгограде убит был – его дочь-старуха, внук и его семейство? Ну да, дочь у него была. Ничего конкретного я про нее не знаю, но, кажется, ей в жизни повезло меньше, чем абакановскому сынку, деда-министра у нее не было. Из столицы их, конечно, после ареста отца выслали. Но, как видишь, сына своего она вырастить сумела: кто он там был, банкир?
