Александра Маринина - Жизнь после жизни
— Ну, примерно так, — кивнула Настя. — Хотя это и нелогично, обычно начинают с мелочей и потом постепенно переходят к более серьезным вещам, но здесь мы не можем апеллировать к обычной логике, поскольку имеем дело с сумасшедшим. Он мог совершить два убийства и понять, что больше не может, слишком тяжело. Или слишком опасно. Или вообще не нужно, двух трупов вполне достаточно, чтобы потом по-тихому, по мелочи добиться своего. Обратите внимание, оба этих мелких эпизода прямо или косвенно связаны с Тамарой Николаевной.
— А это что, важно? — не понял Федулов.
— Очень важно. Она — любовница Бегорского, владельца клуба.
— Ну да, я помню, что-то такое мне говорили.
— А вы не обратили внимания, — поддела его Настя. — Так вот, Бегорский очень привязан к Тамаре, он очень ее любит, и если она уедет из Томилина, он тоже здесь не останется, он закроет клуб и больше сюда не вернется. Так что злоумышленнику есть прямой смысл творить свои безобразия поближе к Тамаре, чтобы у нее нервы не выдержали. А теперь скажите мне, годится Константин Еремеев на роль такого злоумышленника?
Настя специально не стала ничего рассказывать Федулову о таинственной встрече у гаража. Пусть подумает и даст ответ на основании того, что она рассказала, потому что ее рассказ построен исключительно на домыслах, а вчерашняя встреча с супругами Путилиными — это уже факт, который невозможно оспорить.
— Да кто его знает, — медленно произнес Дмитрий. — Может, и годится. Если бы он показался мне сумасшедшим, я бы еще тогда, год назад, обратил на него внимание. А раз не обратил, значит, ничего такого мне не показалось. Может, вы ошибаетесь?
— Наверняка, — вздохнула Настя. — Наверняка ошибаюсь. Но проверить надо. Впрочем, надо проверять все, Дима. Меня начальник много лет учил, что очень опасно увлекаться одной версией и не проверять остальные. Я, собственно, к чему все это рассказала вам: мне нужна Алла Ивановна Ярцева.
— Ярцева? — Майор наморщил лоб, вспоминая. — Кто это?
— Врач-психотерапевт, она консультировала в клубе два раза в неделю, несколько месяцев назад переехала с мужем в областной центр. Дима, что с вами? Вы же сегодня утром первым делом сообщили мне сведения о Ярцеве, а теперь спрашиваете, кто это?
— Так это его жена, что ли? — догадался Федулов. — Черт, а я сразу и не связал одно с другим. Илюха мне сказал, что вы интересовались каким-то Романом Ярцевым в связи с Аидой Борисовной, и попросил передать… Да я и не вникал, он попросил — я передал.
«Вот поэтому вы и убийства не раскрываете, — с тоской подумала Настя. — Вы не вникаете, не связываете одно с другим, ничего не запоминаете и ничем не интересуетесь».
— Мне стало известно, что Алла Ивановна была близка с Еремеевым, — сухо сказала она. — И кроме того, она в силу профессии должна неплохо разбираться в психопатологии, если таковая у Еремеева имеется. Поэтому мне нужно обязательно с ней поговорить. Вы можете помочь ее найти и связаться с ней?
— Да, конечно, — удрученно пробормотал Дмитрий, — я ее найду.
Насте вдруг стало жалко его, такого большого, сильного и такого смущенного и словно раздавленного собственной оплошностью. Наверное, именно этим провинциалы и отличаются от столичных сыскарей: тех в чем ни уличи, хоть в оплошности, хоть в преступлении, — им по барабану, будут смотреть ясными глазами и улыбаться как ни в чем не бывало.
Они выпили еще по две чашки чаю, прикончили коробку с пирожными, обменялись кое-какой информацией, поделились друг с другом соображениями и расстались вполне довольные. Так, во всяком случае, показалось Насте Каменской.
* * *Она спохватилась, что обещала Подружке с утра зайти, а теперь уже почти полдень. Спохватилась — и тут же осеклась. Господи, о чем она думает? Разве собака может понимать человеческую речь настолько, чтобы ждать Настю с самого утра? Она наверняка только чувствует интонацию, не более того. Но все равно ей было стыдно за невольный обман, и она решила все-таки сбегать в зверинец хотя бы на несколько минут. «Я только поглажу ее, — твердила себе Настя, судорожно натягивая куртку и ботинки, — только поглажу — и сразу займусь делами».
На улице валил снег. Он стоял перед глазами кружевной пеленой, мешал смотреть, оседал на ресницах, стекал мокрыми каплями по щекам и не закрытым шарфом участкам шеи. Настя шла из флигеля по аллее, думая о том, что только в детстве видела так много белого, пушистого и чистого снега. В Москве почему-то всегда грязно, даже если снега много, и нет ощущения настоящей зимы, а только тягостное ощущение неубранности и захламленности, а еще настойчивые мысли о том, что теперь из-за пробок никуда не проедешь. В Москве Настя не любит снегопадов и боится их, а здесь, в тихом провинциальном городе, в старинной усадьбе, кажется, что нет ничего прекраснее бесшумно и мягко падающего снега.
Подружка ждала ее, стоя у решетки вольера. Увидев Настю, собака завиляла хвостом, и Насте даже показалось, что она улыбнулась. Впрочем, собаки ведь не умеют улыбаться. Наверное, просто показалось.
— Прости, — покаянно сказала Настя, выпуская Подружку в проход, — я заработалась, заболталась и не успела к тебе вовремя. А ты меня ждала, да? Ты меня ждала, хорошая собака, умная собака, самая лучшая собака на свете…
Собака ластилась, терлась об ноги и норовила лизнуть присевшую на корточки Настю в лицо. В кармане куртки зазвенел мобильник, звонил Вторушин, который сообщил, что в Санкт-Петербурге никакого доктора исторических наук по имени Аркадий Вольдемарович не обнаружилось.
— Почему-то я так и думала, — пробормотала Настя. — Спасибо. А в томилинских гостиницах вы его поискали?
— Естественно, — в голосе Вторушина зазвучало высокомерие. — У нас всего две гостиницы, так что это было нетрудно. Ничем не могу порадовать. Вероятно, ваш Аркадий Вольдемарович останавливался дома у своих знакомых. Или у него паспорт совсем на другое имя.
Настя собралась было уходить из зверинца, но Подружка так крепко прижималась к ней горячим лохматым телом, что невозможно было оторваться. Ладно, все равно надо позвонить, можно и отсюда. Пусть несчастное животное еще минутку порадуется.
Она позвонила Чистякову.
— Лешик, ты все еще член ВАКа?
— Пока не выгнали, — усмехнулся муж — А что, у кого-то проблемы с диссертацией?
— Нет, это у меня проблема со свидетелем. Ты можешь получить доступ к базе данных?
— Легко. А что нужно?
— Некий доктор исторических наук по имени Аркадий Вольдемарович, фамилии не знаю.
— Ну ты даешь! Он что, страшный убийца и растлитель малолетних?
— Нет, он, скорее всего, пособник. Леш, ты мне поможешь?
— Да куда ж я денусь, помогу, чем смогу. А ты почему так тяжело дышишь? У тебя одышка? Ты простудилась?
В голосе Алексея зазвучала тревога, и Настя улыбнулась. Как хорошо, что он есть, такой любимый, такой родной, такой заботливый и такой надежный.
— Я сижу на корточках, мне неудобно, — объяснила она. — Поэтому и дышу тяжело.
— А почему ты сидишь на корточках? — строго допрашивал Алексей.
— Потому что я играю с собакой.
— С собакой? Это что-то новенькое. Откуда пес?
— Он бездомный, я его развлекаю. И вообще, это не он, а она.
— А, ну тогда ладно, — успокоился Чистяков. — Если она — тогда совсем другое дело. И как срочно тебе нужна информация?
— Чем скорее, тем лучше. Если честно, то я уверена, что никакого историка Аркадия Вольдемаровича нет в природе, но мне нужно быть уверенной на сто процентов.
— Ладно, я понял. Хотел сегодня поваляться на диване с книжкой, но, видно, придется складывать себя в штаны и тащиться в ВАК.
— Спасибо, Леш, ты настоящий друг.
Она усилием воли заставила себя распрощаться с Подружкой, которая уныло поплелась в угол вольера и оттуда смотрела на Настю с немым укором, и отправилась в главный дом: на сегодня Настя запланировала встречу с главным бухгалтером и по совместительству кадровиком Верой Алексеевной Бегорской.
Кабинет Веры Алексеевны находился рядом с кабинетом Бегорского, у них была общая приемная, в которой никакого секретаря не было, судя по всему, никогда. Мягкие кресла для тех, кто ждет приема, много растений в горшках и никаких столов и сейфов.
Вера Алексеевна оказалась очень приятной женщиной, но больше всего Настю удивило то, что она выглядела значительно моложе Тамары и самого Андрея Сергеевича. Она почему-то думала, что первая жена всегда должна быть старше четвертой.
Вера знала все и про всех, она работала в клубе с самого первого дня, поэтому могла подробно отвечать на все Настины вопросы. Да, после публикации статьи в «Томилинском курьере» уволились три человека: бухгалтер, уборщица и повариха. Вера была убеждена, что все направлено против Бегорского, что его пытаются выжить из усадьбы и оба убийства связаны именно с этим, а вовсе не с попытками вернуть усадьбу законным наследникам. Те трое сотрудников, которые уволились, боялись, что скоро начнут убивать не только членов клуба, но и тех, кто работает в «Золотом веке». Они поверили в статью и в содержащийся в ней прозрачный намек на наследника, воюющего за свою усадьбу. Сама же Вера Алексеевна в маньяка не верила и считала все произошедшее единым планом, направленным против ее бывшего мужа.
