Александра Маринина - Фантом памяти
- Да вы что, Андрей Михайлович! - возмутилась Куколка. - Я никогда ничего не забываю. Вам сегодня днем ничего не положено, у вас назначения только на утро и на вечер, могу журнал показать. Вам уже целый месяц днем лекарства не дают. Забыли, да?
- Это я так заигрываю, - я таинственно понизил голос. - Значит, ни санитарка тетя Зина, ни вы сами ко мне в комнату не входили, так?
- Так, - с готовностью согласилась Ритуля. - А в чем дело-то?
- Пока не знаю. Просто хочу узнать, кто же это меня навещал, если не вы и не санитарка.
- А что, пропало что-то, Андрей Михайлович? - Куколка не на шутку перепугалась.
- Да нет, все на месте, не волнуйтесь. Но кто-то явно заходил, вот я и хочу узнать, кто же это был. Не видели?
- Нет. Но я вообще-то отходила... Я же не сижу постоянно на месте, то лекарства разносить надо, то еще что-нибудь...
- То в туалет сбегаете, - с улыбкой дополнил я, - то в буфет за пирожками и конфетками. Ритуля, припомните-ка, за все то время, что я здесь валяюсь, кто-нибудь, кроме персонала, заходил ко мне в мое отсутствие?
Девушка задумалась, а я тут же осек сам себя. Почему это "кроме персонала"? Кто сказал, что человек, работающий на моего "условного противника", должен быть непременно посторонним? Что, нельзя подкупить какого-нибудь доктора, сестричку или санитарку? Элементарно.
- Под персоналом я имею в виду Эмму Викторовну, моего лечащего врача, дежурную медсестру и тетю Зину, - решил уточнить я. - Вот кроме них троих, ко мне кто-нибудь когда-нибудь заходил, когда меня не было в комнате?
- Я не знаю, - Куколка уставилась на меня широко открытыми глазами, в которых булькало недоумение, - я же не слежу, когда вы в комнате, а когда вас нет. Вы же не тяжелый больной, вы ходячий. Эмма Викторовна с самого начала нас всех предупредила, чтобы мы вас не дергали, что у вас свободный режим и вы можете делать, что хотите и когда хотите. И вообще, Андрей Михайлович, у нас в отделении четверо лежачих больных, у них постоянно что-то случается, сестры подолгу находятся у них в комнатах, и на посту в это время никого нет. И вообще, Андрей Михайлович, сестры отвечают только за здоровье больных, за медикаменты, процедуры и оказание первой помощи, комнаты у нас не запираются, и если у вас что-то пропало, то вам не ко мне нужно обращаться, а в службу охраны.
Куколка разнервничалась вконец и от защиты перешла к нападению.
- Да успокойтесь вы, ничего у меня не пропало.
- Как же успокоиться, когда вы пришли и обвиняете, что я плохо за вашей комнатой смотрю. А я не обязана, мое дело - назначения...
Девушка всхлипнула, и я почувствовал себя одновременно тираном-извергом и полным идиотом. Надо было срочно чем-то отвлечь Ритулю, но единственное, что мне в этот момент пришло в голову, была нелепая смерть Фомича и обещанный, но так и не налитый чай с конфетами. Ладно, хоть что-то.
Прием подействовал, слезы на больших, красиво подведенных глазах мгновенно высохли, губы перестали судорожно кривиться.
- А чего там расследовать-то? Все же ясно, как божий день, - Рита беспечно махнула рукой и вкусно откусила половину конфеты.
- Но хотя бы экспертизу того коньяка, которым они отравились, сделали?
- А зачем?
- Как это - зачем? Люди же умерли, полагается выяснить, чем они отравились, где эту гадость изготовили и где продали. И изъять всю партию из продажи, пока еще кто-нибудь не купил такой коньяк и не отравился. Разве не так?
- Ой, да конечно не так, Андрей Михайлович! Вы прямо как маленький, - Куколка снисходительно, как несмышленому дитяте, улыбнулась мне с высоты своего абсолютного знания местных условий. - Ну где Фомич с Мишкой могли этот коньяк купить? Только в палатке. Таких палаток между санаторием и станцией штук пятнадцать, мы все там отовариваемся, если нет возможности в Москву съездить. Все палатки держит Костя Малыш, это наш мафиози местного разлива. Костя давным-давно купил всю ментовку в поселке и на прилегающих дорогах, он им платит, а они за это не видят, что он левым товаром торгует. В этих палатках же все поддельное, все без сертификатов, неизвестно где и из какого сырья сделанное, зато дешевое. Ну и какой резон нашим ментам выяснять, в какой палатке куплен фальсифицированный коньяк? Они же у Кости на окладе сидят как раз за то, чтобы этого не делать. Менты ему сразу же свистнули, он палаточников быстренько на уши поставил, чтобы они коньяк из этой партии выкинули куда-нибудь и больше не продавали, вот и весь расклад. Теперь понимаете?
- Теперь понимаю, - ошарашено ответил я. Конечно, я не в башне из слоновой кости живу, кое-что вижу, кое-что слышу, кое о чем читаю, но чтобы дойти до такого неприкрытого цинизма и замазывать явно криминальную смерть! Да, теперь рассказ убитого горем деда о расследовании смерти его внука уже не казался мне столь надуманным и невероятным. Особенно вызывающим и циничным показалось мне во всей этой истории то, что местные жители все это знали и принимали как должное. Ну, может, и не как должное, но мирились с этим. И главное - знали! То есть милиционеры даже и не считали нужным особенно это скрывать. А чего скрывать-то? Никуда вы, милые мои местные жители, не денетесь со своим знанием, потому как любое начальство, которому вы захотите пожаловаться, тоже на окладе у криминала сидит и хода вашему заявлению ни за что не даст, а вот по шее накостылять вам очень даже запросто могут, да нет, не бойтесь, не в милиции, там с вами вежливо поговорят, зато по дороге домой каких только неприятностей не случается...
- А за Фомича с Мишкой-грузчиком никто и колотиться не будет, продолжала между тем Куколка, - все знают, что они оба сильно пьющие были. Кому они нужны-то?
Интересно, как бы ты заговорила, прелесть моя, если бы вместо Фомича и Миши этим коньяком отравился известный писатель Корин, а? Местные милиционеры из кожи вон лезли бы, чтобы защитить свои "подкрышные" палатки, а московская милиция, которую непременно подняли бы на ноги и Муся, и матушка, и вся окололитературная общественность, рыла бы носом землю, чтобы выяснить, кто меня траванул. Или не рыла бы? При этой мысли вдоль позвоночника пробежал омерзительный холодок страха, замешанного на безнадежности. Ведь если меня хотят убрать милицейские чиновники высокого ранга, то шансов на раскрытие убийства писателя Корина никаких нет и быть не может. Несчастный случай, естественная смерть, самоубийство - все, что угодно, в крайнем варианте нераскрытое преступление, но истинные виновники найдены не будут. И мечтать нечего.
Я задумчиво прихлебывал невкусный чай из красивой пузатой кружки, делая вид, что слушаю Куколкино щебетание. Интересно, у нее действительно чай невкусный, или это мне кажется, потому что мысли отравляют все мое нутро? Прямо над моим ухом что-то тихонько звякнуло.
- Ой, - Рита подняла голову и посмотрела на табло, где горел один из квадратиков с номером комнаты. - Посидите, Андрей Михайлович, я сейчас.
Она вспорхнула и полетела в конец коридора, где в двухместной комнате приходил в себя после черепной травмы какой-то бизнесмен. Я видел его несколько раз, но куда чаще - его посетителей, являющихся непременно в сопровождении охраны. Крутой, одним словом.
Ритуля появилась через пару минут, бледная и перепуганная. Подлетела к столу, схватилась за телефон.
- Эмма Викторовна, Лопарев в ванной упал!.. Да, да... нет... Встать не может, наверное, перелом... Хорошо.
- Что случилось? - спросил я, когда медсестра повесила трубку.
- Да упал он, боров стопудовый, - с досадой бросила Куколка, судорожно ища что-то на столе. - Вот черт, куда ж я ключи дела?
- Какие ключи?
- Да от процедурки, там каталка стоит. Надо его на каталку и быстренько везти на рентген. Да где же эти ключи, елки-палки?
Рита проверяла карманы, выдвигала ящики стола, бестолково суетилась, но ключей как не бывало.
- Давайте дверь взломаем, - предложил я. Она ровно три секунды смотрела на меня в немом изумлении, потом решительно кивнула:
- Ладно, давайте. А то если мы долго провозимся, он потом такой хай поднимет, что жить не захочется.
Двери мне никогда взламывать не приходилось, но я в кино видел, как это делается. Либо сильный удар ногой, либо - с разбега и плечом. Уже стоя перед процедурным кабинетом, я вдруг с удивлением осознал, что в мою раненую голову даже не закралось сомнение: а смогу ли я? Хватит ли сил? Отчего-то я был абсолютно уверен, что хватит. На удар ногой я, конечно, не отважусь, я все-таки писатель, а не каратист, а вот плечом сумею выбить дверь наверняка.
Так и случилось. Дверь открылась после первого же удара, но мое самолюбие это не особенно потешило, я ведь понимал, что и дверь, и замок наверняка хлипенькие. Ритуля вихрем ворвалась в кабинет и загрохотала каталкой. И тут я сам себя удивил во второй раз.
