Гора Мертвецов - Мила Бачурова
– Ниночка, миленькая, – бормотал Олег. – Держись, пожалуйста! Я знаю, что тебе больно, но иначе никак! Мы должны убрать снег, по-другому не получится. Держись!
Нина его не слышала.
От её криков сердце заходилось так, что Олег подвернул шапку. Смешную, с красивыми узорами и длинными ушами, Нина вязала её по схеме из иностранного журнала. Таких шапок больше ни у кого на курсе не было.
Сейчас Олег подвернул шапку, чтобы заткнуть уши и не слышать криков.
«Держись. Держись!..»
Он повторял это, как молитву. Каждый раз, когда крики становились невыносимыми. Когда думал, что следующего уже не выдержит. И в какой-то момент вдруг осознал, что привык. Что не обращает внимания на крики, что сердце больше не переворачивается. Всё, что осталось – снег под его ножом. И каждый новый вырезанный «кирпич».
«Держись, дружище. Держись…»
Лицо Рувима, которое показалось, когда они сумели приподнять ткань палатки, было не его лицом. Страшной, иссиня-багровой маской. Нос сломан, из ноздрей подтекли кровавые ручейки.
Рувим был ещё жив. Глаза открыты, смотрят перед собой. Но как будто мимо. Не видят.
– Всё нормально, – пробормотал Рувим. – Я в норме, парни.
И замолчал. Голова запрокинулась, подбородок странно затвердел. Олег поднёс ладонь к лицу Рувима. И понял, что дыхания не чувствует.
Когда убрал руку, Генка молча опустил фонарь. Громко, судорожно вздохнул Женька.
– Дальше копать бесполезно. – Олег услышал собственный голос будто со стороны. – Если Рувим… А его, получается, накрыло меньше, чем других… То больше мы тут уже ничего не сделаем. Вытаскиваем из палатки всё, что можем вытащить. Отбираем самое необходимое. И спускаемся вниз.
– А Гришка?
Гришку искал Женька. Малой лежал в одном спальнике вместе с ним и Генкой, а значит, его не должно было засыпать.
Олег слышал отголоски крика, заглушаемые ветром.
«Гри-иш! Гришка, мать твою! Гри-иш!»
– Если Гришка до сих пор не отозвался, значит, и его засыпало. Ночью выходил, потом обратно в ваш спальник не полез. Лёг между нашими, чтобы не будить никого… Всё, больше не копаем. Спасать нужно Нину. Её мы обязаны спасти.
Нина, которую Женька обмотал всем, что нашлось в аптечке, по счастливой случайности лежащей в не засыпанном рюкзаке, к тому времени уже затихла. Потеряла сознание.
Ниночка.
Девушка, дороже которой нет никого на свете. Чьё изломанное, измученное тело они пытались укрыть хотя бы от ветра.
От холода не укроешь. Здесь от него никому не спрятаться. Чтобы стало теплее, надо спускаться вниз.
Когда они вытащили из палатки вещи, которые смогли вытащить, собрали уцелевшие, не засыпанные снегом лыжи, смастерили волокушу для Нины и начали спуск, забрезжил серый рассвет. К тому моменту, как спустились, уже можно было идти без фонарей. А всё дальнейшее слилось в один бесконечный кошмар.
Нину тащили на волокуше из лыж и настеленного поверх лапника. Двое тащат, третий тропит – прокладывает тропу в снегу. Палатки у них больше не было. На ночь укрывались в лесу, кое-как обогревались у костра. Сидя вокруг него, спали по очереди – двое спят, третий следит, чтобы костёр не потух. В первую ночь Генка во время дежурства заснул. Огонь погас. Олег проснулся от разъяренного вопля Женьки. После этого время сна каждого засекал по будильнику на ручных часах.
Из продуктов они сумели откопать мешок с сухарями и две банки тушёнки. В последний момент Олег вспомнил о котелке, откопали его. Без кипятка бы точно не выжили. Чая не было, сахара тоже. Консервы, макароны, крупы – всё осталось в палатке, похороненное под лавиной.
Перед тем, как подняться, в лесной зоне они построили «заброску» – выкопали в снегу яму, сложили туда часть вещей и продуктов, чтобы не тащить с собой в гору. Но к заброске пришлось бы вернуться, пройти в общей сложности ещё пять километров. А то, что каждая секунда промедления приближает Нину к смерти, понимали все.
Решили не возвращаться. Дойдут. Не так уж далеко… Как же они ошибались.
Силы таяли час от часа. Спать толком не могли даже в отведённые часы, то и дело просыпались из-за холода. Холод пробивался сквозь все надетые вещи. Обжигал ту сторону тела, которая не была повёрнута к костру. Заставлял просыпаться и менять положение.
На второй день Женька, спускаясь с пригорка, сломал лыжу. Подвернул ногу, хромал. Пришлось вытаскивать одну лыжу из волокуши. Продвижение сильно замедлилось, но без лыж Женька вовсе не смог бы идти.
У Нины была сломана правая рука, лучевая кость. Раздроблены правая ступня и лодыжка. Это были те повреждения, которые они видели и могли определить, открытые переломы. Скорее всего, сломаны ещё и ребра. Скорее всего, повреждены внутренние органы… Об этом Олег старался не думать.
Ночью они обогревали Нину по очереди, кто-то ложился рядом с ней и обнимал. Когда наступала его очередь, Олег боялся засыпать. Боялся, что пока будет спать, Нина умрёт.
В первые сутки девушка стонала. Потом перестала стонать, хотя обезболивающее закончилось. Они пытались её накормить, размачивали в кипятке сухари, но есть Нина отказывалась. Пила из ложки горячую воду. Возможно, благодаря этому ещё жила.
На исходе второго дня у девушки начался бред. Нина металась, пыталась сползти с лапника. Звала Олега, но когда он с ней заговаривал, не узнавала. Звала маму, Таню – соседку по комнате.
И каждому из тех, с кем говорила в бреду, шептала:
– Духи… Они отомстили нам. Гора Мертвецов не отпустит живых. Никто не уйдёт. Никто…
Поначалу Олег пытался её уговаривать.
– Ниночка, успокойся. Ну какие духи, о чём ты? Мы идём, уже почти пришли. Скоро будет больница, врачи, тебе помогут!
Нина его не слышала.
– Духи… Это они. Они здесь! – она рвалась из его рук. Пыталась вскочить и убежать.
– Связывать надо, – глядя на Нину, обронил Генка. – Это уже вроде белой горячки. У меня отчим в том году допился, так же чертей гонял.
– Духи, – пробормотал вдруг Женька. – Это она слова шамана повторяет. На капище, помните?
Парни переглянулись. Встречу с шаманом помнил каждый.
По глазам ребят Олег понял, что они, все трое, думают об одном. О том, что бормочет в бреду Нина. Гора Мертвецов не отпустит живых.
Не только он чувствует, что с них не сводят пристального взгляда. Не любопытного – равнодушного. Выжидающего. Тому, кто наблюдает, их судьба известна заранее. И он просто ждёт.
042. Наши дни. Екатеринбург
– Ну охренеть
