Потерянная заря - Наталия И. Новохатская
Больная точка в этой истории, как ни странно, распространилась и на меня, я как бы вступила в круг посвященных, которых одинаково тяготит тайна, однако выяснять – себе дороже. Поэтому я с трудом слушала невнятные речи Аврорского, не прерывала вопросами и хотела, чтобы он поскорее закончил.
В дальнейшем рассказе доминировал истопник Алик, он узнал от медсестры постепенно и в несколько приемов, что той ночью (или на следующую) в больницу поступили две пациентки и были отправлены в «тяжелый флигель»: одна под грифом «криминальный аборт», другая – самоубийца с «передозом».
Передоз выглядел чудовищно, местная девица располосовала себе руки бритвой от кисти до локтя и засыпала сверху наркотический порошок без растворителя. Медсестра объяснила, что в тяжелых случаях ломки и при неимении шприца забубенные торчки поступают именно так. Самоубийцу в больницу привез муж, «скорой» они не дождались, машины застряли в снегах, и он тащил жену от поселка на детских санках, не чаял довезти живой. Предыдущая семейная история была печальна и неприглядна. Парень вернулся из армии и обнаружил, что жена его не дождалась, сбежала от родителей и отправилась в Москву, как в поселке выражаются «на блядки», где окончательно застряла. Но ее родители знали адрес.
Муж поехал в столицу, нашел жену в непотребном виде на подозрительной квартире, взял в охапку и увез обратно к своим, где удерживал силой, думал, что таким образом исправит ситуацию. Через три дня беглая супруга достала «белый порошок» и приняла дозу чудовищным способом, потому что шприца в доме мужа не держали. Или решила покончить с собой радикальным способом, никто не знал в точности. Фамилия супругов была – Примоленные, Семен и Александра.
Пациентка под грифом «криминальный аборт» поступила без документов и своей фамилии не называла. Когда относительно пришла в себя после срочного медицинского вмешательства и не совсем удачного переливания крови. Именно по этому признаку в больнице поставили диагноз, ситуация оказалась характерная, если бы её привезли мать с мужем, ругали медицину на чем свет стоит, и требовали сохранить беременность, то результат вышел бы тот же самый, однако без грифа. Или если девица была местной. А если бы сопровождающие объяснили, что беременная гостья оказалась на даче у знакомых, и там с нею стало плохо, было бы вполне достоверно – посетовал Аврорский скорее для себя. Но опять же было поздно.
Однако далее произошел классический сюжет ранее упомянутого трэш-триллера. Истопник оказался классическим шантажистом и вымогал деньги, выматывая нервы жуткими подробностями, недомолвками и путаницей. По его словам выходило, что в больнице произошли крупные неприятности с участием милиции, однако существо криминала осталось в секрете даже от персонала. Не то органы права и порядка занимались личностью «жертвы аборта», пытаясь выяснить, кто способствовал, не то неудачливый «дембель Сеня» был заподозрен в покушении на жизнь разгульной супруги и привлечен к дознанию.
Во всяком случае, как докладывал Алик, «тяжелый флигель закрыли для всех, кто не там не работал, и через некоторое время оттуда вывезли труп. Куда его дели, и кто опознавал, в больнице не докладывали, со знавших взяли подписку о неразглашении. Однако Семен Примоленный гулял на свободе, хотя ходил по поселку, чернее тучи – таковы были свидетельства медсестры Калерии. Она же объявила, что оставшаяся в живых пациентка сбежала однажды ночью, кто-то привез ей одежду и вывел беглянку в туалетное окно. Кто из них кто, точнее, кто жив и кто умер – сельчанам и прочему медицинскому персоналу выведать не удалось.
Утомленный ненужными теориями и истощенный поборами, Кирилл Аврорский положил конец потоку информации, заплатил последний транш и послал информатора-шантажиста подальше, предварительно начистив ему морду, удержаться он не смог. Для себя Кирилл сделал вывод, что выжила и сбежала Ольга Славич, а Семена Примоленного очистили от подозрений, поскольку обнаружили, что неверная жена скончалась от передоза, и в поселке её никто больше не видел. Ольге Киреевской он рассказал последнюю версию, не упоминая об остальных.
4
– Ну и зачем? – загадочно высказался друг Отче Валя в конторе «Аргуса», куда я пришла доложиться на прощание перед отъездом. – Тебе, понятно, очень лестно, не успела приложить волшебную ручку к бытовой истории, как оно пошло-поехало вкривь и вкось, потом доехало до черт знает чего, фирменный знак прелестного дитятка. А мне, грешнику, зачем эти откровения, и главное, что с ними делать?
– Затем и приехала, – сдержанно отметила я, крутясь на своем бывшем стуле. – Прощаться могла по телефону, ни времени, ни сил нету, послезавтра отбываем с коляской в отдельном багаже и с мелким подмышкой. Что будем говорить Мельникам, или вообще никому ничего? Твои предложения?
– Без твоей утомительной помощи, голубка моя, – заявил Валентин. – Я бы давно сознался Мельникам, что ни пса не вышло, информации мало, и все такое прочее. Деньги плачены и освоены, всё, что в человеческих силах сделано, прошу прощения и снисхождения, мерси за внимание. Самому копаться в жуткой истории, выяснять, кто сбежал и кто умер – прошу меня уволить, это по твоей литературной части. Останься в городе хоть на пару недель, ты бы докопалась, я уверен, к большому сожалению заинтересованных лиц, но бодливой коровке пора на Страшный суд, что всех устраивает. Езжай с богом, а?
– Может быть, пересказать Татьяне адаптированный вариант? – предложила я. – И пускай решают сами, что делать с информацией.
– Только, пожалуйста, без меня, – проскрежетал бывший компаньон. – Ты уедешь, а они опять попросят поискать жениха со скотской фамилией где-нибудь в районе Северо-Западного морского прохода, станут плакать и умолять именем тетки Марты. Она так убивается и желает найти дочку, что отпишет дачу юго-азиатам на поток и разграбление. Если ты, невзирая на мои мольбы, сунешься к Мельникам, то предупреди, что я иссяк и никаких заданий не беру, пусть хоть озолотят! Ни в службу, ни в дружбу, никаким иным способом. Даешь слово?
– Какое тебе подойдет, милый Валя? – спросила я. – Пионерское, дворянское, или поклясться здоровьем мамы? Она, бывало дело, брала с меня в крайних случаях, когда остальные уговоры не действовали.
