Вечный шах - Мария Владимировна Воронова
— Да нет, он ответственный человек, а не какой-то павиан.
— Вот поэтому и не езди к нему, чтобы ты могла с чистым сердцем продолжать так думать.
Ирина поежилась.
— Ира, это не потому, что он плохой, а потому что мужчина. Умная жена должна это понимать и закрывать глаза на кое-какие вещи.
— И все время подозревать, что ли?
— Не подозревать, а не исключать возможности, — мама улыбнулась и погладила Ирину по плечу, — увы, дочка, родиться женщиной — это все равно что вечный шах, то есть непрерывное нападение на твоего короля, которое невозможно остановить. Так и мечешься по доске, пока смерть мат не поставит. Я, конечно, тебя отпущу к Кириллу, но мой совет — не езди.
Ирина хотела возмутиться, что уверена в своем муже на сто процентов, и вообще политика страуса глупа и опасна, ведь если не хочешь видеть измену, то не увидишь и верности. Уже воздуха набрала и приосанилась, но вместо этого сказала:
— Хорошо, мама, я не поеду.
В электричке она собиралась поразмыслить над дубовскими записями, но вместо этого всю дорогу смотрела в окно — на то, как быстро проносятся мимо лесочки с высокими корабельными соснами, растущими из земли, покрытой рыжей хвоей, будто одеялом, на узкие извилистые речки, в которых вода кажется черной, на пруды, дачные поселки и поля, среди которых редкие деревья напоминают застывшие зеленые взрывы.
Мысли тоже проносились быстрые, смутные и отрывочные. То мамины слова казались ей полной глупостью, главным образом потому, что исходили из маминых уст, то она представляла себе, каким сексуальным вакханалиям предается Кирилл в санатории, и задыхалась от возмущения, но так же быстро оно и утихало. Действительно, Кириллу пришлось очень много пережить за последнее время, и если роман на стороне — единственная панацея, то и пусть его. Пословицу «хороший левак укрепляет брак» не просто так придумали. Потом она вспоминала, что думает не об абстрактном мужчине, а о родном муже, который тысячу раз доказывал свою любовь и верность. А также мужскую и человеческую порядочность, благодаря которой он не станет изменять, даже если захочет. Флирт — да, может быть, ухаживания, романтика какая-то ни к чему не обязывающая… В любом случае мама права, пусть порезвится на свободе перед возвращением в лоно своей большой семьи, которая вскоре, даст бог, увеличится еще на одного человека.
И очень хорошо. Она скучала по мужу, но, честно признаться, пилить три часа на автобусе по жаре не слишком улыбалось. Потом еще искать, где переночевать, не найти и провести ночь в коридоре на банкетке, а утром пилить обратно… Интересное приключение, но не для беременной женщины.
Потом Ирина стала думать про маму, пытаясь представить себе, каково это — отказаться от любимого дела только потому, что ты родилась девочкой, а не мальчиком. А что дело было любимое, видно по тому, с каким азартом мама сейчас занимается с детьми, как бережно передает им то, что знает.
Ирина, конечно, тоже росла в понимании, что не бывать ей летчиком-истребителем, космонавтом или моряком-подводником, так она и особой тяги к этим профессиям не ощущала. Но когда ты любишь какое-то дело и имеешь к нему талант, но вынуждена отказаться от своего призвания из-за общественных стереотипов… Наверное, это очень тяжело.
Перед Ириной судьба тоже вечно ставит вопрос ребром: семья или работа. Пока удается лавировать между Сциллой и Харибдой, но если жизнь предъявит жесткий ультиматум, ей будет легче, потому что она сделает выбор в пользу самых близких людей, будет знать, от чего и ради чего отказывается, а не просто пойдет на поводу у замшелых предрассудков.
Естественно, каждая девочка мечтает выйти замуж и родить детей, это даже не обсуждается, но как быть, если исполнение одной мечты оплачено отказом от другой? Причем исполняется навязанная тебе обществом, а отказываешься ты от своей, сокровенной… Или в жизни всегда так? За все приходится платить, и как знать, не была бы мама еще несчастней, сидя в одиночестве за шахматной доской?
Когда в голову Ирине полезли горькие мужененавистнические мысли, что парням судьба не ставит ультиматумов и даже дилемм, они прекрасно могут совмещать работу, семью и даже хобби, и от них требуются просто сверхъестественные усилия, чтобы разрушить свою жизнь, но каким-то чудом они все-таки умудряются это делать, — она поняла, что пора заканчивать с философией.
В понедельник начинался процесс над Смульским. В суд пришло не так много народу, как боялись Ирина с Павлом Михайловичем, зал хоть и был битком набит, но толпа не стояла на улице с плакатами в поддержку своего кумира, и на том спасибо. Явились журналисты, в том числе автор изысканно-слезоточивых очерков Евгения Багирова, чей тонкий профиль и шелковые шарфы давно уже примелькались в суде. Ирина невольно хихикнула, вспомнив, как однажды пряталась от этой настырной дамы под столом Павла Михайловича, не желая становиться героиней очерка про советскую женщину трудной судьбы. Правда, в последнее время Багирова немного отошла от изучения морально-нравственных проблем общества через призму уголовных дел, сделавшись верной приспешницей прораба перестройки Зубкова. Она часто брала у него интервью, в «Огоньке» напечатали ее восторженный очерк о достижениях Дмитрия Сергеевича на ниве демократизации, а в «Работнице» вышла слегка сусальная статья о семейной идиллии второго секретаря, какая у него простая жизнь со спартанскими привычками и супруга — крепкий тыл. Статья была слащавая и ни о чем, но в целом новаторская, до Зубкова руководители такого ранга не выставляли на всеобщее обозрение свою личную жизнь. Судя по уверенному виду Багировой, приверженность идеалам перестройки пошла ей на пользу, карьера поперла, и, наверное, это один из последних процессов, который она освещает перед покорением новых высот.
В углу зала патлатые молодые люди настраивали телекамеру. Ирина вскинулась было их прогнать, но махнула рукой. Гласность на дворе, ускорение и перестройка, народ имеет право знать, что происходит в суде, ибо суд у нас народный.
Заглянув в зал и попросив секретаря открыть окна, Ирина проследовала в свой кабинет, где под дверью ее уже ждали новые заседатели.
Ими оказались на редкость миловидная дама лет сорока в сером полосатом платье и оранжевом платочке с люрексом на шее и щуплый парень, одетый не совсем подходящим для суда образом, в джинсы и
