Валерий Тимофеев - Роман О Придурках
— Совсем не вижу?
— Будем надеяться, что у вас временная слепота и я, ваш "сын родной", ваш подающий бедным старушкам аспи-рант, помогу прозреть. Посмотрите на меня внимательно, теперь анфас… а со спины?.. и вы увидите, что перед вами будущий ректор вашего и нашего университета, академик и министр всего глубоко-поверхностного образования Рос-сии.
— И только? — высказал некоторое недоверие профессор.
— Вы знаете, кто у меня папа?
— Один, судя по всему, я. Второго не имею чести знать.
— Чтобы вы не строили иллюзий, я скажу вам. Мой папа "самых честных правил", простой советский труженик на заводе, пенсионер и по совместительству дежурный элек-трик.
— Весьма значимая личность.
— Не спешите радоваться. Вы еще не знаете, кто у меня мама!
— Раз уж начали, придется вам дальше признаваться.
— Мама у меня учитель в самой усредненной школе и ей остался год до заслуженного пенсионного всенищенство-вания!
— И вы, при таких больших родителях, строите такие мелкие планы? Смелее надо быть!
— Это не просто планы, будьте спокойны, дорогой про-фессор! Это отложенная реальность.
— Мне все ясно. У вас "питерская" крыша.
— Не будем о крыше, профессор, не будем, в связи с этим вновь открывшимся для вас обстоятельством. И о по-следнем приказе ректора, — Леха вальяжно развалился в кресле. Профессор выказал догадку, на которую у Лехи собственной дури не хватило. — Лучше поговорим о наших земных делах. Вы можете выбрать, как тот старый еврей, два выхода. Но один из них непременно окажется задним.
— Куда выход?
— Вы вправе выгнать меня, попытаться перекрыть мне все пути в науку, посчитав, что такому наглецу не место рядом с вами!
— Спасибо за подсказку. Возможно, я так и поступлю.
— А вдруг я сам пробьюсь и тогда что?
— Что?
— Вы будете иметь там, наверху, сильного и опасного врага в ранге… сами понимаете.
— Что вы мне посоветуете?
— А чего мне вам советовать? Сами соображать должны, не маленький. Я для чего у вас в аспирантах числюсь? Чтобы диссертацию защитить и профессору Лосеву еще одного кандидата доблестных наук в актив вписать. А я, когда пробьюсь наверх, вспомню, кто мешал мне, а кто от-цом родным был.
— Я согласен!
— Одного согласия мало.
— Сколько? — рука профессора полезла в карман за бу-мажником. — Готов подкрепить сказанное материально.
— Не надо мелочиться, профессор. Леха, чтобы вы знали, взяток не берет. Леха сам привык их давать.
— И мне дадите?
— Да я вас исключительно на постоянное довольствие поставлю!
— Премного и завсегда…
— Вы мне бумажку одну подпишите.
— С превеликим, — уже чувствующий себя на довольст-вии профессор не смел отказать.
— Вот, пожалуйте, — перед носом профессора повис кра-сиво исполненный на его собственном компьютере лист. А по всему тексту водяным знаком череп перекрещенный двумя, возможно даже его тазо- и бедренными костями.
— Что это? — перешел на шепот отсыревший профессор.
— Читать разучился, кулема?
"Все, что сделал податель сего письма, сделано с моего согласия и по моему повелению, в интересах."
— Это опасно?
— Опасно, не опасно… Какая теперь разница?
— Но в моем возрасте, при моем положении надо думать о безопасном…
— В вашем возрасте предохраняться уже поздно, а в чем-то и бесполезно.
— Вы меня недооцениваете.
— Лучше недооценить, чем потом разочароваться. Ка-жется так вам наши девочки говорят? — очередной раз сму-тил Леха профессора.
— Если меня спросят там, — профессор сделал робкую попытку посмотреть наверх, — я им скажу…
— Вы им скажете, — перебил Леха, — что речь шла о дис-сер-та-ции! И больше ни о чем. Но если спросят меня, профессор, после вашего доноса, профессор, я им скажу совсем другое! Профессор!
— Вы обещали, коллега… насчет довольствия… меня…
Леха вышел из-за стола, приобнял профессора за могут-ные еще плечи, склонился доверчиво:
— Обещал, молочный брат мой, и поставил уже. Заранее. Только вы не догадывались. К любой, к левой или правой. Можете сразу к обеим. Да, кстати, вы с ней вот так не про-бовали? — прошептал что-то на ухо, отчего некоторые ос-тавшиеся в живых волосы на макушке профессора грозно зашевелились. — Оч-чень советую!
— А она чего?
— Профессор! Вы ее не уважаете!
— А вы считаете, что уважение надо проявлять так?
— Не будьте старомодны! Цветы, подарки — это отбросы вашего гнилого социализма. Надо быть практичнее!
— Подарки как раз практичное, — робко вставил профес-сор.
— Самый практичный подарок — это сто баксов.
— О-ё-ёй! — ногам профессора расхотелось держать такой большой груз ответственности.
— Но вам, как "отцу родному", можно не мелочиться.
Сколько это "не мелочиться", и в какой валюте измеря-ется, профессор так и не понял. Как и забыл спросить про приказ ректора.
А зря.
В том приказе университетскую команду баскетболи-стов за случайную победу над не прилетевшим по погод-ным условиям противником, премировали одной целой стипендией на всех.
По очереди.
АНАЛИЗЫ
Ни один склонный к размышлениям человек, внима-тельно наблюдающий этот город, разделенный рекой Урал на Азию (левобережье) и Европу (правобережье), не мог пройти мимо беспризорно валяющегося на дороге туго на-битого кошелька.
"Сколько бабок!" — трепетно колыхнулось обрадован-ное за кормящий желудок сердце.
Поднял, раскрыл.
А там…
Анализы.
Не в смысле, что медицинские, в баночках и пробир-ках. А в смысле, что анализы городской жизни.
Сравнительные.
За последние десять лет.
Кто-то взял и неожиданно обнаружил аномалии, воз-никшие ни с того ни с сего на ровном месте.
Лучше бы он нашел разломы земной коры. Все бы польза была — признали бы город сейсмоопасным. Всех бы застраховали от извержения вулканов или несамопроиз-вольного выброса из грозового неба жирных китов. Это сразу сколько денег можно было украсть под надвигаю-щееся землетрясение! На всех хватило бы. А так в город-ской казне копаются, ищут — чего бы свиснуть. Там мало, на всех не хватает. Вот и дерутся, грызут друг дружку, под статьи подводят. Ленятся, засранцы, в зеркало посмотреть. А посмотрели бы — такую же кривую рожу увидели.
Ну да Бог с ними, нехай дерутся. Все горожанам одно за другим бесплатное развлечение. Любит наш народ, ко-гда высокого начальника прямо из кабинета забирают и потом месяцами в камерах с преступниками на их спра-ведливый манер перевоспитывают.
— Не кради один! Делись! На свободе будешь! — учит многоопытная братва.
— Дык, я всем давал хапать! — оправдывается горемыч-ный. — Десять лет городское имущество туда-сюда тасовал, старался никого хоть по разу и себя через раз не обидеть.
— Всем-то всем, да, видать, кому-то мало досталось, — следовал всамуточкуцельный угад. — Он и стукнул.
— Кто же стукач этот?
— А ты шибко не гадай. Тута если мозги нараскоряку поставишь, враз с них съедешь. Времени нам богато напе-ред отпущено. Присмотрись вокруг тихонько, как твой на-родец за тебя на воле суетится. Стукачок сам себя покажет.
Все газеты от восторга аж захлебываются, живописуя уголовно-извратительные будни страдальца. А только съе-ли его с потрохами, на инвалидность купленную перевели, и забыли. Как и не было человека, даром что кедровой шишкой с толстыми орехами столько лет просидел. Ну это так, отступление, а нам анализы проверять надо.
Первый, встревоживший анализатора анализ гласил: индекс деловой активности раскоряченного на две стороны света города странным образом перерос общестатистиче-ский показатель страны в целом. И перерос весьма значи-тельно. Словно кто-то невидимый стимулировал экономи-ку города и его предприятий. На благоприятном ударно-трудовом фоне даже не шибко выделялась мэрзкая коман-да, привычно растаскивающая городскую казну, о чем мы уже имели возможность упомянуть.
Второй анализ и того хуже: стихийный по всей стране рынок наркотиков с традиционными анашистыми герои-нами кокаиновичами и прочей лабудой, в этом городе ни-как не хотел расти. Наркотики, привозимые группировка-ми с южных форпостов, приходилось, за невостребованно-стью, чисто за бесценок отдавать в другие регионы. Или самим торговцам столовыми ложками лопать — не пропа-дать же добру. Сомневаетесь? А пройдите в любой базар-ный день по рынку, сами убедитесь! Сильно пережаренные солнцем ребята друг дружке открыто навяливают и сами горстями жуют. И никто их не гоняет. Понимают — от бе-зысходности это, от отчаяния. С ума сойти — пакет за пять рублей! Рулон туалетной бумаги, полтора коробка спичек! На старые — полторы копейки!
Следующий, повлиявший на сомнительно трезвый ум аналитика анализ.
