Валерий Тимофеев - Роман О Придурках
— Кого?
— Звезды видите?
— Так точно! Вижу!
— Выбирайте любые!
— Ой, мамочка! Тут же вон какие большие есть!
— Большие оставьте в покое. Большие это вам к следующему заданию по небу рассыпали. Авансом. Стимулом, чтобы в случае чего вы знали — вот они, ваши. Будете скоро младшим генералом!
— А разве такие бывают?
— Для вас мы хоть каких нарисуем!
— Служу…
— Служите! — разрешили ему и отключились.
Товарищ майор, без пяти минут полковник и младший генерал, надежно охраняемый ласковым звездным небом, отправился пешком… по ночному городу… навстречу своей безвременной… но все равно выполнять.
Всю ночь с 17 на 18 июля на горнолыжной трассе Абзаково шел снег. Шесть снегострельных пушек без перерыва на обед и сон старательно разбрасывали три вагона завезенного искусственного порошка белого цвета. Порошок имитировал январский снежный покров. Был так же бел и скрипуч, пушист и холоден. Отличался меньшим коэффициентом трения, а во рту превращался не в холодную воду, превращался в натуральный яблочный сок с сиропом. В этом было маленькое упущение разработчиков и производителей. Трассу засыпали в четверг, а к воскресенью местные жители растащили все три вагона яблочного снега по домам: с пылесосами бегали, под метелку горы вычистили. Свалили в сорокалитровые алюминиевые фляги, залили водой из колодца (не того, что слева от станции, а того, который возле продуктовой лавки, там вода чище и на три с половиной градуса выше точки замерзания, так что зараз больше пятидесяти грамм ну никак не выпить, зубы ломит, а живот толстым слоем инея покрывается), ну, конечно, и дрожжей добавили для скорости, и каждый чего-то своего, секретного: кто сухого зверобоя, кто душицы, а кто и конского…, говорят, память отшибает и отходняк поутру голову не мучает. Но это все происходило уже после катания П-та, даже после его уезда и на ход нашей истории негативного влияния не оказало.
* * *
Майору Барбосятинову домой идти далеко и одиноко — работы навалилось заполночь, машину служебную ему дали, а бензин у нее кончился еще в прошлом месяце. На свои заправляться приказали, так и свои, которые иногда дают, кончились еще в позапрошлом месяце. Товарищ майор, верный долгу перед кредиторами и присяге перед женой, трудился не за деньги. Трудился по привычке — идти все равно некуда. Хоть на явочных квартирах душу отведет с осведомительницами и поест всякого там вкусного. Вот и сегодня шел домой пешком и сытый. Расслабился, за что тут же получил. Прямо в ухо. Какой-то неизвестный гражданин, с виду вроде приличный, а туда же. Подскочил и с ходу шепнул:
— С праздником семидесятилетия!
Товарища майора, даже сытого, нелегко на испуг взять. Он сразу вспомнил, что это не его с семидесятилетием поздравили, это ему пароль назвали. Чтобы не уличили в склерозе и не начали стрелять по случайным ни в чем не виноватым прохожим и принадлежащим ему на праве личной собственности конечностям, быстро назвал выученный наизусть отзыв:
— Воистину воскрес!
За что тут же получил. Крепкое рукопожатие, оставившее после себя в его лапе сотовый телефон.
Товарищ майор любил жить по инструкциям. Особенно по тем, которые сам сочинял. Он вышел в освещенный уличным фонарем круг и прочитал на восьмой странице последний абзац снизу.
"После контакта с предъявителем пароля в круг света от уличного фонаря не выходить, затаиться в кустах и ждать звонка".
Через минуту товарищ майор узнал, что в план похищения, они одурели! менее чем за сутки внесены изменения. Они касались…
Товарищ майор так и сказал сам себе, про себя, что с ними, с изменениями он не согласен, мало времени на перемену плана. Но сто долларов аванса и вторая звезда на погон, щедро обещанные Лысым оказались веским аргументом, с которым спорить, сами понимаете.
* * *
Итак, в четверг, 18 июля, П-т в четвертый раз прилетел в Абзаково.
Отдохнуть перед двумя днями напряженного празднования семидесятилетия легенды социалистической индустриализации.
Подъемник по старой памяти легко вознес его на самую вершину.
Эфир ожил десятками голосов.
— Стартуем. На линии! Готовьсь. Встречаем.
— Пост первый. Вижу объект. Проследовал вниз. Второй встречайте.
— Пост второй. Объект наблюдаю. В штатном режиме. Отклонений от маршрута нет. Передаю третьему…
Один спуск, второй. Прошлый раз П-т совершил девятнадцать успешных спусков. Далеко за полночь, сначала вымотал всю охрану, потом вымотался сам и пошел чай пить.
Летом световой день долгий. Катается себе и катается. Все ждут чего-то нештатного, об чем они все предупреждены и соответственно прореагировать готовы, а нештатного все нет. Уже и бдительность потеряли, и ленивость в голосе обозначили.
А потом пост номер семь увидел П-та раньше, чем его пятый шестому передал.
— Вижу, — говорит, — объект. — А как он его видеть может, когда его еще лес и поворот скрывают? И тут же шестой дублирует: — Объект в поле зрения. Работаем штатно.
Скатился П-т к основанию горы, дух перевел, только к подъемнику направился, а с горы ему навстречу катится еще один П-т. Посмотрели друг на друга непонимающие охранники. Что за чехарда? Который настоящий, а который чужой? Оба одеты одинаково, у обоих из под шапочки и очков мало опознавательных мест для подробной идентификации торчит. Не станешь же подходить и на ощупь проверять? Пусть сами пока разбираются, главное, до драки не допустить, а там в раздевалку придем, нужного выберем, самозванцу отпустим положенное.
Додумать не успели. Свихнулись мысли на новый круг. Потому как с горы один за другим съехало еще трое. И все пятеро как один П-ты России: по одёже, по очкам, по лыжам горным, по торчащему носу. Пожали друг другу руки, рассмеялись громко и одинаково, и коллективно на подъемнике вверх поехали. И еще три часа всей одуревшей охране и сопровождающему кодлу дружно мозги впаривали, не давали приблизиться и руками пощупать.
* * *
В уже описываемом нами Кремлевском кабинете глава Администрации П-а не находил себе места. Метался от кресла к дивану, от стакана к унитазу. В период максимального волнения его с детских лет одолевала "медвежья болезнь". Никакое укрепляющее не помогало, ни березовая кора, ни дубовая, ни рисовый отвар. Только памперсами и спасался.
Лысый мог бы приказать и в его кабинете установили бы монитор и всю поездку П-та ежеминутно показывали. Но не приказал. Во-первых, самоистязание ожиданием добавляло в его жизнь такую недостающую каплю адреналина. Во-вторых, его повышенное внимание к рядовой поездке могло дать врагам-питерцам повод заподозрить до поры до времени неладное и сорвать операцию. Он не доверял никому, не зря же, менее чем за двадцать четыре часа до ее начала внес в план корректировки. Специально, чтобы у противника не осталось времени на переподготовку и распутывание сложной многоходовки.
Теперь вот мучился ожиданием и каждые полчаса ходил менять памперсы.
Когда к полуночи по Москве Лысый уже подготовил Указ о передаче власти в стране Мише — 2 %, пришло сообщение о размножившемся до пяти копий П-те. А потом все закрытые для простого люда каналы продемонстрировали снятые пресс службой видеокадры. Глава Администрации понял — питерцы все-таки их переиграли.
Размышляли недолго.
Сборы были еще короче.
К утру за пределы государства вылетели все 99 еще живых, но уже намертво занесенных в ликвидационный список жуликов во главе с бывшим, который для всех был просто Папой.
