Фридрих Незнанский - Честный акционер
— Правда, — ответил Храбровицкий. — Мы будем лучшими в мире друзьями. Потому что мы понимаем друг друга с полуслова.
Так оно и случилось. Во время редких встреч — в кабинете отца или в коридорах офисного здания ассоциации — они с вежливой улыбкой жали друг другу руки. Если встреча происходила наедине, весело болтали обо всем на свете, как старые друзья. Но никогда больше они не позволяли себе перейти границу простой дружбы, ни словом, ни намеком не упоминая о той волшебной ночи, которая связала их друг с другом крепче любой веревки.
Иногда Ларисе было приятно вспомнить ту ночь, и сердцу ее становилось тепло от этого воспоминания, как от воспоминаний детства и юности. Лариса по-прежнему отклоняла ухаживания однокурсников, но вовсе не потому, что берегла себя для Храбровицкого. Ей просто не хотелось, вот и все.
Так продолжалось полгода, пока однажды она не встретила его.
5
С первого взгляда Евгений Бабаев ей не понравился. Он был высокий, но какой-то неуклюжий и угловатый, лишенный какого бы то ни было изящества. При знакомстве (они познакомились в кабинете отца) он пожал ей руку, да так сильно, что она едва не вскрикнула от боли. Но Бабаев этого даже не заметил.
«Чертов медведь!» — подумала о нем тогда Лариса.
Потом он беседовал с отцом, обсуждая с ним проблемы инвалидов, а Лариса сидела в кресле в углу и читала журнал. Время от времени ей казалось, что Евгений смотрит на нее. Но как бы резко она ни поднимала голову, она ни разу не перехватила его взгляд.
«Может, мне мерещится?» — усмехнулась Лариса.
Но нет, ей не мерещилось. Евгений действительно смотрел на нее. Но он слишком быстро отводил взгляд (он вообще не любил встречаться с кем-то глазами, зная, что людей коробит от его взгляда). Отчасти в этом помогал и длинный чуб, нависший на лоб и бросающий тень на его карие глаза.
Вскоре он распрощался с отцом, кивнул Ларисе и вышел из кабинета.
— Странный тип, — сказала Лариса отцу.
Павел Петрович пожал плечами:
— Не знаю, не заметил. И в чем, на твой взгляд, заключается его странность?
Лариса наморщила лоб и задумчиво проговорила:
— Он похож на снежного человека. Или на дикого самца гориллы. Да, пожалуй, это сравнение будет точнее.
Отец удивленно на нее посмотрел, затем тряхнул головой и рассмеялся.
— Слышал бы Женя твои слова!
— Не дай бог, — усмехнулась в ответ Лариса. — Он бы просто сломал мне шею! Это было бы в его характере!
— Не перегибай. Женя славный парень.
— А я и не спорю, — отозвалась Лариса. — Чем он сейчас занимается?
— Он только что демобилизовался. Теперь устраивается на работу.
Лариса усмехнулась:
— Мясником? Или киллером?
— Почему мясником? — удивился отец. — Спасателем в МЧС.
— Ясно. Ладно, пап, я пойду покурю. Если понадоблюсь — найдешь меня на площадке, возле окна.
Лариса подошла к площадке и вздрогнула от неожиданности:
— Вы?
Евгений мрачно (как показалось Ларисе) посмотрел на нее и ответил:
— Я. Вы удивлены?
— Я думала, вы уже ушли, — сказала Лариса.
— Хотел. Но сперва решил покурить. — Бабаев поднял правую руку и показал ей дымящуюся сигарету, зажатую в толстых, грубых пальцах. — Никак не могу бросить. Хотя врачи настаивают.
— Врачи? — Лариса прищурилась. — А что с вами? Вы больны?
— Контузия, — объяснил Бабаев. — Вот, смотрите.
Он взял в пригоршню свой густой чуб и откинул его
со лба. Лариса увидела багровый, испещренный шрамами лоб.
— Откуда это у вас? — нахмурившись, спросила она.
— Задело, — нехотя ответил Бабаев. И, усмехнувшись, добавил: — Плохо прятался, вот и получил… на орехи.
— Так вас демобилизовали из-за этой контузии? — спросила Лариса.
— Угу. Несколько месяцев провалялся в госпитале.
— И как?
— Что — как?
— Контузия все еще вас тревожит?
Бабаев вздохнул — хрипло, тяжело — и ответил:
— Иногда. Бессонница мучает. А то вдруг ни с того ни с сего накатит паника. — Он блеснул на Ларису глазами и быстро пояснил: — Хотя я никогда не был трусом. Сам не знаю, откуда это берется.
Лариса вгляделась в лицо Бабаева и мягко улыбнулась. Ее подкупила откровенность, с которой этот медведь, этот снежный человек, спустившийся с гор, отвечал на ее вопросы.
— Вы так на меня смотрите… — проговорил он.
— Как?
Бабаев криво ухмыльнулся:
— Как красавица смотрела на чудовище. Я кажусь вам таким страшным?
— Страшным? — Лариса фыркнула. — С какой стати?
— У меня ведь изуродовано лицо, — напомнил он.
— Во-первых, не лицо, а только лоб. А во-вторых, шрамы украшают мужчину. И вообще, чем задавать глупые вопросы, лучше дайте огоньку.
— Да, конечно. — Бабаев достал из кармана зажигалку, крутанул колесико и поднес пламя к сигарете Ларисы.
Лариса посмотрела на него исподлобья. Он отвел взгляд.
— Почему вы никогда не смотрите в глаза? — спросила она.
— Не знаю. Привычка.
— В этом есть что-то звериное. Звери ведь тоже не смотрят друг другу в глаза, правда?
— Иногда смотрят. Когда хотят вызвать противника на бой.
— А, теперь понятно. Вы не смотрите в глаза собеседнику, чтобы не смущать его. А то он подумает, что вы готовитесь к схватке, и убежит от вас, поджав хвост. Но мне вы можете смотреть в глаза смело. Я не убегу и нападать на вас тоже не стану. Кстати, у вас взъерошены волосы. У вас есть расческа?
Бабаев хлопнул себя по карманам и покачал головой:
— Кажется, я забыл ее в машине.
— Не беда. — Лариса достала из кармашка свой гребешок и протянула руку к голове Бабаева. Он инстинктивно отшатнулся. — Я ведь сказала, что не стану нападать на вас, — весело напомнила Лариса. — Расслабьтесь. — Она причесала Бабаеву волосы. Полюбовалась произведенным эффектом: — Ну вот. Теперь вы снова похожи на человека.
С того дня Бабаев стал появляться в офисе почти каждый день. Иногда он поджидал Ларису возле входа, за кустами акации. Завидев Ларису, он выходил из-за куста и протягивал ей букетик цветов — иногда это были розы, иногда гвоздики, иногда астры. Потом он предлагал Ларисе подвезти ее на своем «жигуленке» и, получив отказ, некоторое время шел с ней рядом. Он называл это «проводить до метро». Хотя до самого метро они никогда не доходили, примерно на полпути Лариса останавливалась и строго говорила:
— Вам незачем идти дальше, Женя. Мне хочется побыть одной, ясно? И хватит дарить мне цветы. Вы меня Поняли?
— Понял, — отвечал Бабаев.
— Ну тогда — пока!
И дальше Лариса шла одна. А на следующий день он опять поджидал ее с цветами, спрятавшись за акацией, и все повторялось вновь.
6
Постепенно Лариса смирилась с его ежедневным появлением, приняв это как особый ритуал, которого невозможно избежать. Дни шли за днями. Примерно через две недели после начала их знакомства Лариса, как всегда, распрощалась с Бабаевым на полпути до метро и дальше пошла одна. Было часов восемь вечера. Дорога к метро проходила через небольшой скверик, который днем был заполнен молодыми мамашами и их колясками, а к вечеру становился пустынным, если не считать подростков, слоняющихся по аллеям парами и небольшими группами. На этот раз аллея, по которой шла Лариса, была совершенно пуста.
Лариса шла и размышляла — об отце, о брате, о своей жизни. А подумать тут было о чем. Жизнь, несмотря на все хорошее, что в ней было, никак не хотела налаживаться. Почему? Да потому что ни отец, ни брат не чувствовали себя счастливыми. Отец так толком и не оправился после смерти матери. Иногда он запирался на кухне и сидел там целыми часами, не отвечая ни на стук, ни на уговоры дочери и сына. Лариса знала, что в эти моменты он просто сидит на стуле и смотрит в окно. Словно внутри него включался какой-то ступор.
Лариса не раз просила отца обратиться к врачу, но он лишь отмахивался от нее. «Больную совесть ни один врач не вылечит», — мрачно отвечал он. Вероятно, отец чувствовал себя виноватым в смерти жены — Ларисиной мамы. «Когда мы поженились, я дал ей слово, что буду беречь ее, как свое самое дорогое сокровище, — признался он однажды Ларисе. — А себе дал слово: что бы ни случилось — не допущу, чтобы она умерла раньше меня… Всегда был уверен, что она меня переживет. А теперь…» — И он лишь развел руками.
У брата Геннадия тоже не все было в порядке. До армии он был славным, добрым парнем, а после армии обозлился на людей, стал в каждом из них видеть своего личного врага. У него даже выражение лица стало другим — высокомерным, презрительным, холодноватым. Как у члена магического ордена, посвященного в такие тайны бытия, о которых простые люди даже не догадываются.
Они все еще жили под одной крышей, но прежней сплоченности не было. Отец занимался ассоциацией, вкладывая в нее всю душу, отдавая ей все силы и все нервы, брат… брат прыгал с работы на работу, нигде не находя пристанища (пару недель назад коллега Храбровицкого, Борис Берлин, устроил его охранником в свой офис, но продержится ли Г еннадий там — это был вопрос). А сама Лариса, обожая и отца и брата, металась между ними, как медиум, курсирующий между царством мертвых и царством живых, стараясь помочь своим родным мужчинам, подбодрить их, однако — как ей казалось — ни отец, ни брат не замечали ее усилий.
