Питер Чейни - Этот человек опасен

Следовало бы узнать, удалось ли Херрику и его людям обнаружить этот дом? Он расположен так, что даже с близкого расстояния почти не виден, а охрану Сигелла наверняка расставил, да и ночь светла, как назло. Трудно будет приблизиться незамеченным…

Миранда кончила всхлипывать. Я вынул свой пистолет и положил под матрац ее постели. Мы разговаривали с ней так тихо, что карауливший в коридоре не смог бы нас услышать, какие бы огромные уши у него не были. Но все — таки я подошел к двери и поинтересовался, что он делает. Он любовался окрестностями, стоя у окна, и поэтому я решил, что он тут выполняет две задачи: караулит Миранду и одновременно наблюдает за дорогой.

— Теперь, — сказал я Миранде, — хорошенько вбейте себе в голову следующее: под матрацем у вас револьвер, и он у меня — единственный. Не пользуйтесь им зря, а только в исключительном случае, стреляйте только наверняка, иначе будет плохо.

Я сейчас спущусь к Сигелле и скажу, что вы согласились быть благоразумной и делать все, что вам скажут. После этого я постараюсь устроить так, чтобы выйти под каким-нибудь предлогом из дома, чтобы встретить фликов, которые должны быть где — то поблизости. Если же сразу после моего ухода услышите выстрелы, значит со мной все кончено, хватайте револьвер и воспользуйтесь им, чтобы проложить себе дорогу из дома. Когда выйдите, идите по тропинке до холма, за которым большая дорога, и там вы, безусловно, встретите кого-нибудь. По договоренности, там должна быть полиция.

— Хорошо, Лемми. Я знаю, что все, что могла бы я сейчас сказать, ни к чему не приведет, но я нахожу вас замечательным и докажу это, если когда-нибудь у меня будет возможность…

— Согласен, совершенно согласен. И, если хотите, можете уговорить старого ван Зелдена поставить мне один или два монумента в стиле колонны в честь Нельсона на Четвертой улице на углу, где встречаются друзья.

Сказав это, я вышел.

Закрыв дверь, я сделал вид, что запираю ее. Я снял со своей связки ключ, прошел по коридору и отдал его типу, который сторожит у окна. Это левантиец с лоснящейся физиономией более опасный, чем целый выводок скорпионов.

Я подумал, что где — то видел уже этого типа, и стал вспоминать, где.

Потом я спустился в салон. Сигелла сидел за столом, курил и листал какие — то документы. Конни сидела в углу и просматривала журнал мод.

Сигелла поднял голову.

— Ну, как поживает девочка, Лемми? Она наконец одумалась и стала благоразумной?

— Все идет отлично, — улыбнулся я. — Она немного нервничает — вот и все. И ты бы тоже нервничал, если бы был на ее месте, я не сомневаюсь в этом. Я говорил с ней, она меня выслушала, будь спокоен. Малышка уверила меня, что будет выполнять все распоряжения. Я убедил ее, что делать это необходимо, если только она хочет увидеть свой дом.

Он покачал головой и улыбнулся:

— Что бы она ни делала, она никогда больше не увидит свой город.

Я уверяю вас, что дорого дал бы за то, чтобы ударом бейсбольного шара стереть его улыбку.

— Когда получим выкуп и притаимся где-нибудь в уголке, я снесусь с одним типом в Аргентине, которого хорошо знаю, и который за небольшую плату избавит нас от Миранды. И это будет самым лучшим концом нашего дела, потому что, когда ее старик так и не увидит ее, ему можно будет сообщить, что она отправилась в Буэнос-Айрес, и мы не могли запретить ей этого. Можно будет устроить, будто она отправилась туда по собственному желанию. И если он будет настаивать и интересоваться, что могло с ней произойти, это будет уже его дело.

Я взял из коробки сигарету и закурил.

— Ты считаешь, что это действительно необходимо? А что мешает нам бросить девочку после того, как деньги будут получены? Если ее нигде не увидят, это приведет к неприятностям.

— Не говори таких вещей, Лемми! Ты воображаешь, что я позволю ей пойти и рассказать о нас во всех углах планеты? Но она знает нас, она знает про нашу комбинацию, и если ты думаешь, что я буду рисковать тем, что меня поджарят из-за мышки, которую я увез, и которая может меня узнать, ты серьезно заблуждаешься на мой счет. Будет лучше отправить ее в Аргентину, чем убить, потому что я думаю, что по истечении восьми дней она будет очень довольна, если ей удастся пустить себе пулю в лоб. Тип, к которому мы ее отправим, не имеет себе равных в искусстве уговаривать девочек покончить жизнь самоубийством.

Я встал.

— Очень хорошо, что ты все продумал. Тогда я пройдусь немного подышать воздухом, это пойдет мне на пользу. В камерах Брикстона стоит затхлость, так как они не проветриваются и вентилируются еще менее, чем в других тюрьмах страны, которые я знаю.

— Отправляйся, — согласился Сигелла. — Иди погуляй, Лемми, но будь осторожен и не слишком далеко уходи. У меня тут расставлены люди в кустарнике и перелеске. Они наблюдают за окрестностями. Сейчас будут зажжены сигналы, чтобы самолет знал, где ему садиться. Примерно через час мы сядем в него и тогда прощай, Англия!

Я вышел, прошел через вестибюль, открыл входную дверь и оказался на улице.

Ночь была замечательная, светло, как днем. Я обошел вокруг дома и ничего не увидел, кроме того, что в двух—трех местах стояли караульные. Потом направился по аллее, по которой мы с Конни приехали, в сторону большой дороги.

Дорога больше похожа на широкую тропинку, окаймленную густым лесом с одной стороны, а с другой огорожена изгородью. Невдалеке — ровное плато. Там, вероятно, должны взлетать и садиться самолеты.

Прошу поверить, что Сигелла этот угол выбрал очень хорошо. Место было так же пустынно, как Сахара. Я не совсем еще уверен, что ему не удастся выполнить намеченный план. Я обвел взглядом окрестности. Оттуда, где я стою, отлично видно, ни одного флика, вообще ничего. Я начинаю думать, что дело обернется для меня скверно. Возможно, испортилась их радиофицированное взаимодействие. Такое я наблюдал раньше и у нас. Херрик и флики, отправились, наверное, в другое место.

Неожиданно на дороге из Хиг Бикомб показалась идущая в моем направлении на бешеной скорости автомашина. Сначала я подумал, что это головная машина летучего отряда полиции — и ошибся. Приблизившись к повороту, машина свернула и помчалась в направлении холма, не снижая скорости. А водитель машины, видимо, совершенно обезумел, потому что гонит машину как сумасшедший.

Я стоял у дерева как прикованный и смотрел на дорогу. Машина теперь направлялась прямо на меня. Она немного сбавила скорость, поднимаясь на холм. Я вижу, что это большая спортивная машина, и что ведет ее Бонни Малос.

Кепочка надвинута на глаза, голова перевязана, кровь стекает по щеке.

Я прыгнул на дорогу и поднял руку. Он остановился, и я подошел к нему.

— Что такое с тобой, Бонни? Ты так возбужден! Что случилось?

Он дышал с трудом, и нужно было быть слепым, чтобы не видеть, что его здорово задело.

— Подойди-ка поближе, Лемми. Мне надо кое — что тебе сказать.

Я нагнулся к окну, он быстро высунул руку, поймал меня за воротник. Я заметил у него в другой руке револьвер. Малос был похож на всех дьяволов ада, а по затылку его стекала струйка крови. Он, видимо, получил пулю в голову.

— Наконец-то я держу тебя, проклятый подонок, продажный флик! Сейчас ты сдохнешь, вот увидишь!

— Послушай, Бонни, — сказал я, — что с тобой делается, Боже мой? Ты немного чокнутый или что?

— Так вот как ты свел счеты с Боско, проклятый легавый! Я не настолько недоразвит, как ты думал, и когда ты вышел из своих апартаментов на Джермен-стрит, я остался там и видел, как легавые уводили от тебя Вилли Боско. Я убрал этого проходимца и дерьмо, когда полицейские сажали его в машину. Я убрал его, а сейчас покончу с тобой!

— Не строй из себя дурака, Бонни! Внимание, вот они! Он сделал то, что я и ожидал. — На секунду повернул голову — и я нанес ему сильнейший удар, выхватив другой рукой револьвер. Он немного повырывался, но у него не хватило сил, и мне не стоило труда вырвать у него оружие.

Как болван, я считал себя хозяином положения и немного отошел от машины, но он вдруг нажал на педаль газа, и машина тронулась.

Я прицелился в заднее колесо и выстрелил. Бонни, у которого в машине был другой револьвер, повернулся и послал в меня две или три пули.

Я поймал одну набегу в плечо, около нерва, и завопил, потому что боль была адская. Револьвер выпал, и пока я его подбирал, Бонни уже наполовину съехал с холма.

Я выстрелил еще четыре раза, надеясь, что задел его, черт возьми! Я понесся за ним, потому что сказал себе, что бобы уже сварились, карты выложены на стол, и игра идет в открытую. И если Бонни удастся доехать до дома с такой приятной новостью, они быстро ликвидируют Миранду. Мой единственный шанс, на который я ставлю, это надежда, что я все же влепил хоть одну пулю в этого парня, а с ней он едет уже черт знает как, и до дома ему доехать не удастся.

Когда я достиг вершины холма, то увидел, что так приблизительно оно и получилось: машина ехала очень медленно, делая ужасные зигзаги, а Бонни лежал на руле, и ему было явно не по себе.