Дик Фрэнсис - Дьявольский коктейль
В конце концов меня все же начнут искать. Если я не вернусь к премьере, начнутся расспросы, проверки, и в конце концов объявят розыск.
Премьера - в следующую среду.
А сейчас? Вроде бы пятница.
Без воды человек может прожить дней шесть-семь.
Я угрюмо смотрел на жирафа. Жираф помахал своими фантастическими ресницами, покачал головой, словно сочувствуя мне, и удалился изящной походкой.
К вечеру среды я проведу без воды полных шесть суток. К четвергу меня вряд ли успеют найти.
Может быть, к пятнице или к субботе.
Нет, это все же возможно! И я сделаю это. Я выживу.
Когда жираф ушел, унеся с собой свою тень, я заново осознал, как жестоко палит солнце. Так, если я немедленно что-то не предприму, не миновать мне солнечного удара.
Больше всего от солнца, как ни странно, страдали руки. Как и в большинстве жарких стран, верхняя треть ветрового стекла была затемненной, и если откинуть голову на спинку, можно было спрятать лицо от прямых лучей; но руки и колени пекло немилосердно. Я отчасти разрешил проблему, расстегнув манжеты рубашки и сунув кисти рук в рукава, точно в муфту.
После этого я принялся обдумывать, разумно ли будет снять носки и ботинки и открыть окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Я мог по очереди дотянуться ногами до рук, чтобы стянуть носки. Кроме того, я мог достаточно извернуться на сиденье, чтобы повернуть ручку левого окна пальцами ног.
Сделать это сразу же мне помешал не страх перед животными, а мысль о влаге.
Единственная вода, которая будет доступна мне все то время, что я здесь просижу - это та, которая сейчас содержится в моем теле. С каждым движением, с каждым дыханием этот запас убывает, поскольку я выпускаю воду в воздух в форме невидимых водяных паров. Если держать окна закрытыми, большая часть паров останется внутри машины. А если я их открою, вода мгновенно испарится.
Воздух вельда после многомесячной засухи был суше сухого закона. Мне казалось, что если я не могу помешать своему телу испарять влагу, то, по крайней мере, могу попытаться отчасти использовать ее заново. Во влажном воздухе моя кожа не так быстро растрескается от обезвоживания. И слизистая носоглотки пересохнет не так скоро.
Обдумав все это, я не стал открывать окно.
Я, точно одержимый, колебался между безумием и надеждой. То я ощущал уверенность, что Ивен с Конрадом выслали спасательные отряды сразу же, как только обнаружили, что я исчез. Но мне тут же приходило в голову, что они, должно быть, просто обругали меня за то, что я исчез так внезапно, и отправились на север, а там Ивен так увлекся своими «олифантами», что и думать забыл о каком-то там Э.Линкольне.
Никто меня не хватится. В Йоханнесбурге все: ван Хурены, Родерик, Клиффорд Венкинс - уверены, что я до конца недели пробуду в заповеднике. Никто из них не ждет от меня вестей. И обратно меня не ждут раньше вторника…
Оставалось надеяться на Ивена с Конрадом… и на крестьянина с ослом.
День тянулся бесконечно. В какой-то момент мне пришло в голову посмотреть, остались ли у меня в карманах те вещи, что были там накануне. Я ведь не выложил их, когда раздевался, просто сложил одежду на вторую кровать.
Исследование показало, что бумажник по-прежнему на месте - в заднем кармане брюк, застегнутом на пуговицу. Я чувствовал его на ощупь, когда плотнее прижимался к спинке сиденья. Хотя деньги-то мне сейчас совершенно ни к чему.
Я приподнялся на дюйм над сиденьем и принялся дергать и тянуть свои брюки, пока правый передний карман не оказался у меня на животе. Пошарив в нем, я добыл фирменный коробок спичек с эмблемой гостиницы «Игуана-Рок», в котором еще оставалось четыре спички, синюю резинку и трехдюймовый огрызок карандаша с обломанным грифелем.
Я аккуратно уложил все это на место и принялся тянуть брюки в обратную сторону, пока не смог добраться до левого кармана.
Там было только две вещи. Носовой платок - и забытый смятый полиэтиленовый пакет от Ивеновых сандвичей.
«Не выбрасывайте пакеты в окна! - говорил нам Хагнер. - Они губят животных».
И иногда спасают людей.
Полиэтиленовый пакет был настоящей драгоценностью.
Отправляясь в пустыню, всегда берите с собой такой пакет.
Я знал, что с помощью такого пакетика в жарком климате можно получать полстакана воды за сутки. Впрочем, этот способ не годится для человека, прикованного к сиденью машины. Для этого нужна ямка в земле, какой-нибудь грузик и что-то, во что можно собирать воду.
Но почему бы мне не попытаться воспользоваться тем же принципом по-иному?
Конденсация.
Ямка в земле работает по ночам. Во время дневной жары выкапываешь ямку, дюймов восемнадцать глубиной, а диаметром чуть поменьше, чем имеющийся пакет. Ставишь посреди ямки чашку. Растягиваешь пакет поверх яМки, присыпаешь края землей или песком. И кладешь в середину пакета камешек или несколько монет, чтобы он провисал над чашкой.
И ждешь.
Ночью воздух остывает, водяные пары, оказавшиеся в ямке, конденсируются в капельки воды, которые оседают на полиэтилене, стекают вниз, в сторону грузика, и капают в чашку.
Если набрать в пакет горячего дневного воздуха, к утру в нем образуется чайная ложка влаги.
Чайная ложка - это немного.
Я подтянул к себе одну руку как можно ближе и изо всех сил потянулся вперед. Наконец мне удалось наклониться достаточно близко, чтобы дышать в пакет, который я держал растянутым между указательным и большим пальцем.
Примерно полчаса я вдыхал через нос, а выдыхал через рот, в пакет. Наконец стенки пакета покрылись сотнями крошечных капелек. Это был водяной пар из моих легких, пойманный в пакет, вместо того чтобы раствориться в воздухе.
Я вывернул пакет наизнанку и лизнул его. Он был мокрый. Слизав столько, сколько мог, я приложил прохладный влажный полиэтилен к лицу и, видимо, осознав ничтожность достигнутого успеха по сравнению с затраченными усилиями, впервые ощутил приступ настоящего отчаяния.
Я снова выудил из кармана синюю резинку и, пока воздух был еще горячий, набрал его в пакет, плотно затянул пакет резинкой и прицепил его к рулю. Он висел там, как дурацкий воздушный шарик, слегка покачиваясь от малейшего прикосновения.
Весь день мне хотелось пить, но нельзя сказать, чтобы жажда была невыносимой. Когда стемнело, в животе у меня забурчало от голода. Но опять же терпеть было можно.
Снова возникла проблема с мочевым пузырем, и я заново пережил все это унижение. Но потом подумал, что со временем проблем будет меньше - по причине отсутствия пополнения.
После наступления темноты надежды на спасение пришлось отложить до завтра. Впереди было двенадцать часов, которые предстояло как-то прожить, прежде чем снова можно будет вертеться в беличьем колесе сомнений: найдут - не найдут. Ночь была долгой, одинокой и страшной.
Когда стемнело и жара исчезла, мышцы начали костенеть, и судороги, которые я так блестяще и убедительно изображал в фильме, начали мучить меня всерьез.
Поначалу я согревался, предприняв еще несколько тщетных попыток вырвать баранку из панели управления. В результате я жутко устал, а машине - хоть бы что. Потом я попытался использовать изометрическую гимнастику, чтобы поддерживать свои мышцы в рабочей форме, но не сделал и половины упражнений.
Как ни странно, в конце концов я уснул.
Когда я проснулся, кошмар продолжался. Я дрожал от холода, все тело болело от неподвижности, и мне ужасно хотелось есть. Есть было нечего, кроме четырех спичек, носового платка и карандаша.
Поразмыслив немного, я добыл из кармана карандаш и принялся его жевать. Не потому, что карандаш был съедобнее всего остального. Я хотел добраться до грифеля. Я решил, что с помощью этого карандаша смогу по крайней мере отомстить Данило.
Где-то перед рассветом до меня наконец дошло, что Данило не смог бы проделать все это без посторонней помощи. Ему нужен был кто-то, кто увез его отсюда, когда он привязал меня в машине. Он не мог уйти пешком через весь заповедник - не только из-за зверей, но и потому, что человек, идущий пешком, выглядел бы здесь чрезвычайно подозрительно.
Значит, у него есть помощник.
Кто?
Аркнольд…
Он узнал о махинациях Данило, но смотрел на них сквозь пальцы. Он молчал, потому что рисковал лишиться лицензии за то, что не обеспечил должной охраны. Но мог ли он пойти на убийство ради того, чтобы спастись от временного лишения лицензии?
Нет. Не мог.
Барти, ради денег?
Не знаю.
Кто-то из ван Хуренов, по неизвестной причине?
Нет.
Родерик, ради сенсации? А может, Катя или Мелани?
Нет.
Клиффорд Венкинс, ради рекламы?
Если так, мне ничего не грозит. Надолго он меня в таком положении не оставит. Не посмеет. Начать хотя бы с того, что его драгоценная компания будет возражать, если товар вернут в попорченном состоянии. Хотелось бы мне верить, что это был Венкинс! Но нет, это вряд ли.
