Марина Серова - По законам гламура
Когда Кошкин наконец ушел, мы с Кирей переглянулись и начали смеяться.
— Ну, Танька, и умыла ты его! Спасибо тебе от всех нас! Ведь надоел уже хуже горькой редьки! — с сердцем сказал Володя.
— Ничего, не стоит! — скромно ответила я.
— Слушай, а у тебя правда все эти улики есть или ты его на фу-фу брала? — заинтересованно спросил Киря.
— Обижаешь, начальник! — тоном бывалого блатного сказала я. — Зуб даю, начальник, что все так и было! Век воли не видать!
— Ну и скрутила ты его! — все никак не мог успокоиться Киря, потом, присмотревшись ко мне, хмыкнул: — Какой у тебя вид победоносный! Это ты по поводу Кошкина так торжествуешь или другие причины есть?
— И другие тоже, — значительно сказала я, но вдаваться в подробности не стала, да Киря и не спрашивал — при всей нашей дружбе мы никогда не лезем в дела друг друга, если в этом нет острой необходимости.
Я поставила на стол коньяк и сказала:
— Вот! Твоим экспертам! Как и обещала!
— Мать-мать-мать! — изумился Киря. — Настоящий?
— Самый настоящий! — выразительно сказала я. — Прямая оказия из Армении!
— Так! — грозно сказал Кирьянов. — Значит, как экспертам, так ты вон чего! А как мне? Или я тебе не родной?
— Ты мне самый родной на свете друг! — торжественно сказала я. — Но ты же не пьешь! Так что не сверкай так устрашающе очами! Я не боюсь!
— Ох, пользуешься ты моей добротой напропалую! — вздохнул Кирьянов, убирая бутылку в стол. — Значит, с этим делом развязалась, ну, и чем дальше собираешься заниматься?
— Нет, это дело закончится только в понедельник, а что будет потом, не знаю и загадывать не берусь. Война план покажет! — отмахнулась я и встала. — Ладно! Не буду тебе мешать!
— Ну, бывай! — ответил на это Киря. — И постарайся в следующий раз позвонить мне не по делу, а так… Из дружеских чувств! Ты попробуй! Вдруг получится!
— Не обещаю, но постараюсь! — рассмеялась я и пошла к двери.
Ехать в гостиницу категорически не хотелось, и я подумала, что не будет большой беды, если я переночую дома, тем более что устала я страшно и мне ужасно хотелось выспаться в своей собственной постели, а не в гостиничной. «Так тому и быть!» — решила я и поехала домой. С большим сомнением я посмотрела на будильник, прикидывая, заводить его или нет, а потом махнула рукой — спать так спать! Во сколько проснусь, во столько и проснусь!
И я проснулась в воскресенье! Когда было уже около десяти! «Ничего себе! — покачала головой я. — Это уже безобразие! Ладно бы — до восьми! Но до десяти — это уже перебор! У меня еще целых два рабочих дня, а я так халтурно отнеслась к своим обязанностям. Нет уж, Танька! Деньги надо отрабатывать!» Приведя себя в рабочее состояние в порядке аврала, я наскоро позавтракала, выпила убойной крепости кофе и поехала в гостиницу. «Чем же я сегодня весь день заниматься буду? — думала я по дороге. — Надо было хоть книжку какую-нибудь взять. Ладно! Не беда! Ее и по дороге купить можно!»
Остановившись около книжного развала, я начала выбирать себе что-нибудь почитать. Засуетившаяся продавщица начала подсовывать мне последние книжные новинки, в основном женские романы.
— Да не читаю я их! — отмахнулась я.
— Тогда вот детективы посмотрите, — посоветовала она.
— Мне их в жизни выше крыши хватает, — ответила я и полезла в раздел фэнтези.
Купив наконец книгу, я поехала в гостиницу. Просмотрела на мониторах запись с камер наблюдения — все было, естественно, спокойно, заказала кофе, устроилась поудобнее в кресле, закурила и начала читать. Увлеклась настолько, что чуть не пропустила обед.
В ресторане я не увидела на обычном месте Светлова и очень удивилась.
— Тамара Николаевна, — спросила я у Серебровой, — а куда Леонид Ильич делся? Он случайно не заболел?
— У него какие-то неотложные дела. Взял мою машину и сразу же после завтрака неизвестно куда уехал. Вернется только к ужину, и это в лучшем случае.
«Или я ничего не понимаю в арифметике, или это он по мою душу так старается», — подумала я.
Наскоро проглотив обед, я быстро вернулась к себе, чтобы продолжить чтение, и оторвалась от него только тогда, когда услышала в коридоре шум — это Иван с Полиной возвращались с ужина. «Ах ты, черт! — спохватилась я, бросаясь к мониторам. — Ну и где твой хваленый профессионализм, Танька? Где твой принцип, что дело прежде всего?» Промотав записи за все то время, что я читала, и не найдя ничего настораживающего, я облегченно вздохнула, а когда увидела, что Иван достает из холодильника Полины паек и явно направляется в туалет, чтобы спустить его на всякий случай в канализацию, я успокоилась окончательно.
Понедельник, день тяжелый, но последний
В этот последний день моих мучений, а заодно и конкурса я после завтрака, когда Полина с Иваном уже уехали в театр, сняла в их номерах и в коридоре свое имущество, то есть камеры наблюдения, собрала вещи, переоделась в новый костюм и к двенадцати часам поехала в театр. В зале я заняла то же место, что и в четверг. Осмотрелась и увидела в ложе первого яруса членов нашего областного правительства во главе с губернатором, а в проходах — телеоператоров с камерами. «О! — мысленно восхитилась я. — Наконец-то наше телевидение снизошло до репортажа, но это, наверное, потому, что здесь сам губернатор!» Тут Ольга, одетая под Глаху, повернувшись ко мне, радостно сказала:
— Здравствуйте, Татьяна Александровна!
— Добрый день… — начала я и осеклась, потому что чуть было не назвала ее Ольгой, но, быстро поправившись, закончила: — Глаха!
За ней ко мне с приветствиями стали поворачиваться все члены жюри, включая и неприступного и недоступного Либермана, который до меня тоже снизошел.
«Видимо, они уже в курсе того, что я разобралась в ситуации, скандал ведь никому не нужен! — подумала я. — А то получился бы не конкурс, а профанация». Я осмотрела зал и с большим интересом стала ждать начала концерта.
Слово взял ведущий. Он чуть ли не со слезой в голосе произнес:
— К великому сожалению организаторов конкурса, жюри и своему собственному, вынужден сообщить вам, что Михаил и Евгений не смогут принять участие в сегодняшнем туре по состоянию здоровья.
Как я и предполагала, были крики: «Долой!», «Жульничество!», «Жюри на мыло!» — и все в этом духе, пронзительный свист и прочий шум, который ведущий стоически переждал, а потом продолжил:
— В связи с тем, что у нас осталось всего два участника: Полина и Иван, проводимый сегодня тур будет заключительным, и вам, дорогие зрители, предстоит решить, кто победит. Этот тур будет проходить в два этапа: сначала конкурсанты исполнят итальянские песни, а потом — русские народные. После этого будет проведено голосование, листки для которого вам уже розданы. Итак, на сцену приглашается… Полина! — торжественно произнес ведущий.
В зале тут же раздались крики: «Полина! Мы с тобой!», «Полина! Ты лучшая!»
Девушка вышла на сцену, смущенно улыбнулась и встала у микрофона. Раздались чудные звуки известной итальянской песни «Санта-Лючия». Сегодня Полина держалась более уверенно, чем в четверг. Голос у нее был приятный, свежий и чистый, но несильный, зато с музыкальным слухом все было в порядке. Полина благополучно допела до конца. Зал проводил ее громкими аплодисментами, а все члены жюри единодушно высказали свое одобрение.
— На сцену приглашается Иван! — объявил ведущий.
Иван пел «Вернись в Сорренто», и я невольно заслушалась — это было великолепно! Когда Иван закончил, в зале раздался гром аплодисментов. Иван коротко поклонился и ушел со сцены. Ему на смену вышла Полина в русском народном платье и исполнила песню о рябине. Когда девушка закончила петь, на сцену вновь вышел Иван. Он был в косоворотке и заправленных в сапоги штанах. «Ой, ты степь широкая! Степь привольная!» — затянул Иван, и у меня даже дух захватило.
Когда выступление обоих конкурсантов закончилось, ведущий вышел на сцену и сказал:
— Уважаемые зрители! Просим вас проголосовать! Эта процедура вам уже хорошо знакома! А чтобы вам было не скучно, в то время, когда жюри будет подводить итоги, перед вами выступят коллективы художественной самодеятельности нашей области.
Вот уж что мне совершенно не хотелось смотреть, так это самодеятельность, и я, наклонившись к Серебровой, тихо спросила:
— А можно мне с вами?
— Конечно, Татьяна Александровна! — радушно сказала она. — Какие у нас могут быть от вас секреты? — и, повернувшись к остальным, спросила: — Никто не возражает?
— Будем только рады, — приветливо улыбнулся мне Толстов.
В кабинете директора все было так же, как и в прошлый раз: чай и неизменные пирожные с печеньем на столе, к которым никто и не подумал притронуться. Все уселись вокруг стола, а я подошла к открытому окну и закурила. Тут Елкин неожиданно спросил меня:
