Дик Фрэнсис - Двойная осторожность
Я раньше уже пробовал жить вместе с женщиной: почти год прожил вместе с хорошенькой блондиночкой, которая мечтала выйти замуж и завести потомство. Я с ней задыхался, сбегал от нее в Южную Америку и вообще вел себя ужасно, если верить ее родителям. Но Касси была не такая. Может быть, и он мечтала о том же, но вслух этого не говорила. Возможно, она понимала, так же как и я, что у меня все же достаточно силен инстинкт родного гнезда и что, где бы меня ни носило, все равно я в конце концов возвращаюсь домой, в Англию. Когда-нибудь, думал я, когда-нибудь, в отдаленном будущем… и возможно, даже вместе с Касси… может быть — может быть! — и при благоприятных условиях, — я таки куплю себе дом…
В конце концов, в случае чего дом всегда можно продать.
На следующий вечер Джонатан позвонил снова и сразу взял быка за рога.
— Помнишь то лето, когда Питер Кейтли погиб от взрыва на катере? — спросил он.
— А то как же! Когда твой родной брат оказался замешан в дело об убийстве, этого так легко не забудешь.
— Да, но это же было четырнадцать лет назад… — сказал он с сомнением в голосе.
— Все, что было с тобой в пятнадцать лет, запоминается очень отчетливо и остается в памяти навсегда.
— Ну, наверно, ты прав. По крайней мере, ты помнишь, кто такой Анджело Гилберт?
— Ну да, тот бандюга.
— Да, если можно так выразиться. Так вот, я думаю, что тот человек, который ударил тебя по голове, — это он и был.
Ну и умеет же мой братец ошарашить человека! Я аж задохнулся. И с трудом выдавил:
— Ты так спокойно об этом говоришь?!
Впрочем, он всегда говорил спокойно. Джонатан и в самой критической ситуации говорил и действовал так, словно ничего необычного не происходит.
Я помню, как-то, когда я был еще маленьким, он вынес меня из горящего дома, и мне тогда казалось, что все нормально и что в реве пламени и рушащихся балках нет ничего страшного, потому что Джонатан спокойно смотрел на меня и улыбался.
— Я узнавал, — сказал он. — Анджело Гилберт семнадцать дней назад был отпущен из тюрьмы на поруки.
— На поруки?..
— Наверно, ему понадобилось немало времени на то, чтобы сориентироваться и разыскать тебя. Я имею в виду, что, если это действительно был он, он мог решить, что ты — это я.
Я поразмыслил и спросил:
— А что наводит тебя на мысль, что это был именно он?
— Твой приемник. Ему, похоже, нравилось ломать такие вещи. Телевизоры, проигрыватели и все такое. Ему сейчас должно быть под сорок. А его отец действительно был похож на быка. Так что все, что ты сказал, словно вернуло меня на четырнадцать лет назад.
— О господи!
— Да.
— Ты действительно думаешь, что это был он?
— Боюсь, что это так.
— Ну, — сказал я, — возможно, теперь, когда он знает, что я — это не ты, он меня больше беспокоить не будет.
— Оттого, что ты спрячешься под одеяло, чудище не уйдет.
— Чего-чего?
— Он может вернуться.
— Спасибо тебе большое!
— Вильям, дело нешуточное! В двадцать пять лет Анджело был опасен, и, похоже, он и сейчас не утихомирился. Он ведь так и не получил те компьютерные программы, ради которых убил человека, и не получил он их по моей милости. Так что будь осторожен.
— А может, это был не он?
— Действуй так, как будто это был он.
— Ладно, — сказал я. — Ну, пока, профессор.
Голос мой звучал кисло, и он наверняка это заметил.
— Держись подальше от лошадей, — сказал он. Я со вздохом повесил трубку. Для Джонатана лошади обозначали крайнюю степень риска.
— В чем дело? — спросила Касси. — Что он сказал?
— Это очень долгая история.
— Так расскажи!
Я рассказывал в течение нескольких часов, припоминая события по частям, и не всегда в том порядке, как они происходили — примерно так же, как в свое время Джонатан рассказывал ее мне четырнадцать лет назад. Перед тем как уехать в Канаду на соревнования, он забрал меня из школы в конце летнего семестра, и мы вдвоем на несколько дней отправились в Корнуолл, походить под парусом. Мы перед тем уже раза два-три классно проводили там каникулы, но в том году непрерывно дул шквалистый ветер и хлестал дождь, а мы сидели в яхт-клубе и ждали хорошей погоды, которая так и не наступила; и вот, чтобы я не скучал, он рассказывал мне о миссис О'Рорке, и о Теде Питтсе, и о семействе Гилбертов, и как он запихнул в кассеты магниты. Я был так зачарован, что даже про яхты забыл.
Я не был уверен, что эта запутанная история была изложена мне во всех подробностях: мой скрытный братец кое о чем явно умалчивал, и я всегда подозревал, что он каким-то образом воспользовался своими винтовками. Он никогда не позволял мне даже прикасаться к ним, и я всегда знал, что единственное, чего он боится, — это что у него отберут его драгоценное разрешение на хранение оружия.
— Так что вот, — завершил я наконец свой рассказ. — Джонатану удалось упечь Анджело в тюрьму. А теперь тот снова на свободе.
Касси слушала то с тревогой, то с восторгом, но под конец верх одержало сомнение.
— И что теперь? — спросила она.
— И теперь, если Анджело снова разбушевался, все может начаться сначала.
— О нет!
— Кроме того, у Дерри-второго есть некоторые недостатки. — И я принялся считать, загибая пальцы: — Я не умею стрелять — это раз. Я практически ничего не знаю о компьютерах — это два. И три — если Анджело действительно рыщет в поисках своего утраченного сокровища, то я понятия не имею, где его искать и существует ли оно вообще.
Она нахмурилась.
— Ты думаешь, он ищет его?
— А что бы ты сделала на его месте? — мрачно спросил я. — Представь: четырнадцать лет отсидеть в тюрьме, думая о том, что ты потерял, и мечтая о мести! Разумеется, как только тебя выпустят, ты тут же бросишься разыскивать свое добро и своего обидчика — и такая мелочь, как то, что ты напал не на того человека, тебя не остановит.
— Пошли в кровать, — сказала Касси.
— Интересно, он и сейчас будет действовать по той же схеме, что раньше? — сказал я, глядя на ее лицо, которое с каждым днем становилось мне все дороже. — Я не хотел бы, чтобы он вломился сюда и взял тебя в заложницы.
— Тем более что рядом не будет Джонатана, который перережет провода и позвонит в полицию? Пошли в кровать.
— Интересно, как он это сделал?
— Что?
— Как он перерезал провода? Ведь это не так-то просто.
— Ну, наверно, залез на столб с ножницами… — предположила она.
— На столб залезть нельзя. Там до самого верха не за что уцепиться.
— И чего ты вдруг принялся размышлять об этом через столько лет? Пошли в кровать!
— Потому что меня огрели по башке.
— Ты что, всерьез обеспокоен? — спросила она.
— Тревожно мне.
— Да, похоже на то. Я три раза упомянула про кровать, а ты словно не слышишь.
Я улыбнулся ей и встал — и в этот момент во входную дверь саданули так мощно, что она треснула и замок сломался.
На пороге стоял Анджело. Стоял он не больше секунды: ровно столько, чтобы обрести равновесие после пинка, которым он вышиб дверь. В руке у него была занесенная вверх бейсбольная бита, лицо окаменело от злобы.
Мы с Касси не успели ни возразить, ни позвать на помощь. Он вломился в комнату, круша все на своем пути: лампу, соломенных куколок, вазу, картину, телевизор… Он разносил уютную обстановку, словно взбесившийся смерч, а когда я бросился на него, меня встретил удар кулаком в лицо и удар коленом, который едва не угодил мне в пах. Я почуял запах его пота, услышал хриплое от натуги дыхание и сдавленный шепот — он повторял одно-единственное имя, мое и Джонатана:
— Дерри! Дерри! Проклятый Дерри!
Касси кинулась мне на помощь, и он ударил ее тяжелой деревянной битой. Удар пришелся по руке. Я увидел, как она пошатнулась от боли, и в ярости охватил рукой его шею и попытался запрокинуть его голову назад, чтобы он бросил свое оружие — и, честно говоря, я надеялся придушить его. Но он знал о драках без правил куда больше моего: пары тычков локтем и вывернутой кисти хватило, чтобы мне пришлось разжать руку. Он стряхнул меня с такой силой, что я едва не упал. И все же я продолжал цепляться за его одежду с упорством осьминога, чтобы он не мог отодвинуться и замахнуться битой. Мы катались по разоренной комнате. Я сжимал его с яростью, почти равной его собственной, а он изо всех сил пытался высвободиться. В конце концов дело решила Касси. Она схватила блестящее медное ведерко для угля, стоявшее у камина, и замахнулась, целясь в голову Анджело. Я успел лишь заметить блеск и почувствовал, как дернулось и обмякло тело Анджело. Я отпустил его, и он мешком свалился на ковер.
— О господи! — повторяла Касси. — О господи!
По лицу у нее текли слезы, и левую руку она поддерживала правой — я очень хорошо знал, что это значит.
