Чингиз Абдуллаев - Хорошие парни не всегда бывают первыми
– Хватит, – попросила она, – у тебя страшный опыт подобных общений с разного рода отщепенцами.
– Если бы только с ними, – вздохнул Дронго. – Обычные люди под гипнотическим влиянием этих бумажек начинают сходить с ума, делают немыслимые вещи, готовы на все ради обладания ими. Может, поэтому я такой убежденный левый радикал. Единственное общество, где власть денег не была такой всеобъемлющей, был советский строй. Но там царила власть идеологии и чиновников, что не всегда лучше.
– Среди чиновников попадались и нормальные люди, – усмехнулась Нина.
– Это в зависимости от случая. – Дронго неожиданно улыбнулся. – Я вспомнил случай, о котором мне рассказывал мой брат. Он работал в райкоме партии, и его начальником была строгая дама, попавшая на должность по разнарядке для женщин. Он был уже кандидатом наук, готовился защищать докторскую. А она попала на свою должность из библиотекарей, нужна была именно женщина с высшим образованием. И ее назначили его начальником, хотя до этого он был ее руководителем. Вот она и стала ему мстить. Всегда давала ему работать над самыми трудными докладами. Что бы он ни писал, она перечеркивала и исправляла. Ему это надоело, и однажды он принес ей вместо своего доклада статью Ленина. Догадываешься, что было потом?
– Нет, – улыбнулась она.
– Эта бравая начальница перечеркнула статью в четырех местах и написала, что сразу чувствуется «непартийный стиль». Над ней хохотал весь райком партии. Через некоторое время ее уволили. Вот такие были времена. Но даже тогда сохранялось некое подобие личного достоинства, чести, порядочности. Было очень много людей, которые не боялись говорить правду, отстаивали свою истину, не сгибались перед чиновниками. А потом пришли другие времена. И эти смелые люди превратились в лакеев, лизоблюдов или просто растерялись. И все перед напором денег, перед которым оказалось устоять невозможно. Хорошо быть честным, когда все равны и бедны, но почти невозможно, когда вокруг богатые и бедные. Над тобой будут смеяться собственные дети, не понимающие, почему они не могут позволить себе такую же одежду, какая есть у соседских детей, почему они не ездят на таких же машинах и не учатся в элитарных школах. Потом тебя начинает доставать жена, которой не хочется быть хуже других. Затем ты однажды понимаешь, что живешь в плохом доме, ездишь на разбитой машщине и на своей работе не имеешь никаких шансов на выдвижение. И тогда приходит горькое осознание того, что ты неудачник. Некоторые ломаются от одной такой мысли. Другие закаляются и становятся крепче, даже выбиваются в миллионеры, но теряют при этом что-то очень важное и светлое. А некоторые просто плывут по течению, и таких большинство. Они готовы на все ради денег и не думают о высоких философских началах. Их можно понять. Им нужно кормить детей, заботиться о родителях, обеспечивать жен и самоутверждаться, что для мужчины немаловажно. Вот они и пытаются соответствовать.
– Очень забавно. В таком случае, к какому подвиду относится такой индивидуум, как ты? – поинтересовалась она.
– Не знаю, – честно признался он, – я всего лишь досадное исключение. По всем канонам моих рассуждений, я давно должен был «сломаться». Второй раз присягать я не мог, идти на службу к недостойным правителям не очень хотел. Мне отчасти повезло – я начал заниматься расследованием преступлений. То есть своей основной профессией, которая была у меня до всеобщего хаоса и развала. Профессия меня не только поддержала, но и прокормила. И я смог вести независимое существование, не связанное с какими-либо властями и режимами. Но это только исключение из правил. Таких экспертов, как я, в мире человек пять или шесть.
– Хвастун, – шутливо сказала она.
– Да нет, это правда. И именно это обстоятельство иногда угнетает меня более других. Ведь все могло сложиться чуточку иначе...
Мимо них прошла Зоя Ихелина, которая смотрела ему прямо в глаза. Нина заметила ее взгляд и прикусила губу. Затем, чуть успокоившись, спросила:
– Она тебе нравится?
– Красивая женщина, – кивнул Дронго.
– Ты хотел бы, чтобы мы с ней поменялись местами? – чуть запнувшись, спросила она.
– Не говори глупостей, – попросил он, – я не меняю своих женщин.
– Она красивая, – повторила Слепакова, – и гораздо моложе меня. Вот тебе еще один пример для самоутверждения. У кого самка лучше, тот самец и выглядит победителем. Может, поэтому Вахидов ходит с таким довольным видом.
– Обладание красивой куклой – это еще не предел счастья, – возразил Дронго.
– Откуда ты знаешь, что она только кукла. Сейчас таких уже не осталось. Красивые «куклы» пишут книги, выступают в шоу-бизнесе, становятся продюсерами и дизайнерами, продвигают свои проекты. Красивые «куклы» уже давно осознали, что им нужно делать, чтобы быть всегда в строю.
– Мы говорим о разных вещах. Она может написать сто книг и быть продюсером десятка самых популярных исполнителей, но когда она открывает рот, чтобы сказать первую фразу, все становится ясно. Так устроен наш жестокий мир. В нем трудно всегда соответствовать.
– Ты еще и философ, – сказала она. – Тебе трудно существовать в нашем мире. Особенно при твоей работе.
– Я это знаю, – согласился он.
Они увидели направляющегося к ним Пятраускаса.
– Дагнии Карловне стало совсем плохо, – мрачно сообщил он, – кажется, проблемы с сердцем.
– Она не хочет жить, – ответил Дронго, – это неизлечимо.
– Вы что-нибудь решили? – спросил Роберт. – Боюсь, что завтра нам придется согласиться с выводами господина Миго.
– Нет, – решительно сказал Дронго, – ни в коем случае. Завтра утром мы предъявим следователю настоящего убийцу. Я уже кое-что придумал. Мне нужно сделать один звонок на таможню в Шеремтьево. И еще собрать всех завтра утром в конференц-зале. Как раз когда приедет следователь.
– Что вы еще придумали? – недовольно спросил Миго.
– Хочу завтра показать вам настоящего убийцу, – пояснил Дронго. – Сегодня я получил последний штрих, когда господин Шакеев потянулся за фруктами, чтобы взять яблоко.
– Не понимаю, при чем тут фрукты? – удивился Миго.
– Завтра, – загадочно произнес Дронго, – завтра вы все будете знать.
Он поднялся, чтобы выйти из-за стола. Нина Слепакова взглянула на него. Она видела, что он взволнован.
– Простите, господин эксперт, – позвала она его, и он обернулся. – Когда вы нервничаете или размышляете, я могу отвлекать вас от разных проблем? Вы не будете возражать, если сегодня ночью я снова попытаюсь помешать вам мыслить? Или это процесс кажется вам более удобным без меня?
Роберт улыбнулся. Дронго покачал головой. Ему было даже стыдно, что Пятраускас все услышал.
– У меня идут параллельные процессы, – ответил он, – мыслительный и сексуальный. Они не пересекаются.
– Обидно, – сказала она улыбаясь, – а я считала, что у меня есть какие-то шансы не быть «красивой куклой».
– Могу вас обрадовать. У вас самые высокие шансы на этом плавучем тарантасе, – сохраняя серьезное выражение, произнес Дронго, и они наконец расхохотались.
Глава двадцатая
Они собрались в конференц-зале. Все, кого пригласил Дронго. Здесь был и прилетевший на остров следователь, который не мог понять, что именно происходит в этом круизе. Во главе стола сидели капитан и его старший помощник. Слева от капитана уселись следователь и Клод Миго, который недовольно морщился. Он так и не примирился с тем, что Дронго не согласился с его версией относительно Талвеста.
Вокруг стола собрались те, кто прилетел сюда из Токио несколько дней назад. Вахидов и Зоя Ихелина сели у окна. Шакеев уселся за стол. Помазков, немного подумав, взял стул и сел в стороне. Борис Сигизмундович Ваккер и Феликс Павлович Ефимов уселись за столом с другой стороны. Рядом устроилась Туманова. Нина Слепакова тоже села ближе к стене. Она прислонилась к внутренней стенке конференц-зала. Рядом уселся Роберт Пятраускас, вызвав непонятный укол ревности у Дронго. Одним словом, они все были здесь. Восемь приглашенных туристов из тех, кто остался от двух групп прибывших на Таити – российской и прибалтийской. Не было Северцова, Зигнитиса, Талвеста и супруги латышского ювелира, которая находилась в корабельном лазарете.
– Господин Дронго, – немного торжественно произнес капитан, – мы собрались здесь по вашему желанию. Насколько я понял, вы хотели рассказать нам подробности случившихся здесь преступлений. Итак, мы вас слушаем. Только говорите по-английски, чтобы вас все понимали.
– Конечно, – кивнул Дронго, поднимаясь и оглядывая всех присуствующих. Он увидел глаза убийцы. Холодные и внимательные. «В сегодняшней партии я не имею права проигрывать», – подумал Дронго. В наступившей тишине было слышно прорывистое дыхание Феликса Павловича, который, казалось, готов был расплакаться от наплыва чувств.
– Я должен признаться, что редко сталкивался с подобными преступлениями, – начал Дронго, – ведь обычно происходит борьба между силами добра и зла, светом и тьмой. А в нашем случае все смешалось. Здесь действовали не самые лучшие люди, представляющие цвет человечества. И каждый из них пытался извлечь какую-то конкретную выгоду, заработать на чужом горе, сделать себе капитал на всех происходящих трагедиях.
