Саманта Хайес - Пока ты моя
– Мы познакомились, когда она впервые пришла на занятия к Мэри, примерно пять-шесть месяцев назад. К тому моменту я ходила в группу восемнадцать месяцев. И мы как-то сразу нашли общий язык.
Адам смущенно прокашлялся.
– Надеюсь, мой вопрос не покажется вам бестактным, но почему вы посещали занятия для будущих матерей, если на самом деле не были беременны?
– Откуда вы знаете, что я не была беременна? – огрызнулась Аманда, бросаясь защищаться. – Вы не можете знать это точно!
– Простите, – поспешила извиниться Лоррейн за Адама. – Просто, как мы понимаем, вы посещали занятия какое-то время, но при этом не были фактически бере…
– Что-о-о-о, вы еще и собирали подобные сведения? Убита женщина, а вы что-то выведываете обо мне? – Аманду начало трясти. Она нервно растопырила пальцы над своим явно плоским животом.
– Это просто заведенный порядок, чистая формальность. Нам нужно поговорить с наибольшим числом людей, знавших Салли-Энн. Уверена, вы понимаете…
– И что, по-вашему, я должна сказать? – выпалила Аманда. – Что это я ее убила? Ну да, конечно, это так же вероятно, как для меня – залететь, я бы так сказала! – И слезы снова хлынули из ее глаз.
Адам поставил свою чашку. Оба инспектора заметили, что язык Аманды стал заметно грубее, словно она вдруг перенеслась из этого приятного загородного местечка для среднего класса в район попроще, расположенный за милю отсюда.
– Извините, – всхлипнула она, вынимая из кармана платок. – Эти новости по-настоящему потрясли меня.
– Выходит, у вас были проблемы с зачатием? – скорее утвердительно, чем вопросительно произнесла Лоррейн. В любом случае в ее бесстрастных словах было не слишком много сочувствия.
– Да. – Аманда высморкалась, потом скомкала платок. – У вас есть дети?
Внутри Лоррейн все болезненно сжалось, совсем как в последние два утра, когда она просыпалась, вспоминая Грейс и ее нелепые планы на жизнь.
– Двое.
– А у вас? – Аманда перевела взгляд на Адама.
– Тоже двое, – ответил напарник.
– Тогда вам повезло. Вы не знаете, что это за чувство, когда так сильно хочешь ребенка, когда нестерпимая боль поселяется в вашей душе, а в самом вашем существовании зияет огромная дыра… Это – истинный смысл душевных страданий. – Аманда Симкинс резко смолкла, словно для продолжения ей требовалось пополнить запас сил и восстановить эмоциональное равновесие. Она, судя по всему, привыкла к подобным ощущениям, привыкла никогда не терять надежду.
– Салли-Энн когда-нибудь упоминала о тех, кто хотел причинить ей зло? Возможно, у нее были враги?
Аманда на некоторое время замолчала, крепко задумавшись. Она закатила глаза к потолку, потом скользнула взглядом по пастельным стенам к искусственному камину, над отполированным до блеска журнальным столиком, вдоль сверкающих натертых полов, а потом – снова к своим коленям, где нервно переплетались пальцы, словно теребя какую-то невидимую одежду.
– Если кто-то и должен был кого-то убить, то скорее Лиам замочил бы Расса или даже… – Аманда тут же осеклась. – Вы о них знаете? – спросила она, неожиданно разволновавшись, словно была хранительницей великой тайны. – Салли-Энн доверилась мне.
– Продолжайте, – подбодрила Лоррейн, продолжая записывать.
– Расс всегда любил Салли-Энн. Он – странный малый, с этим не поспоришь, но в глубине души это добрый, благородный человек. Они с Салли-Энн вместе учились в школе, у них был юношеский роман, с тех пор они время от времени встречались, то сходились, то расставались. Она пыталась отделаться от него множество раз. Липучка – так она его называла.
– А Лиам? – поинтересовался Адам, пытаясь разговорить ценную свидетельницу.
Становилось понятно, что Аманда принадлежит к той породе людей, которые с головой бросаются в несчастья других, чтобы заглушить свои собственные. Как там ее назвала Мэри Ноулз… «каждой бочке затычка»?
– Он был ее преподавателем в колледже, – поведала Аманда. – Их связывал по-настоящему страстный роман. Ну, эти тайные свидания ночью в парке, отъезды на выходные, когда Лиам врал жене, что отправляется на научные конференции, сделанные по секрету подарки… все в таком духе. Салли-Энн как-то звонила мне из почасового отеля, где они остановились. Она говорила, они только и делали, что поедали рыбу с жареной картошкой и трахались. Неудивительно, что она залетела.
Аманда сказала это так, словно «залететь» было чем-то, что вполне можно приобрести в приморском магазинчике. Лоррейн пришло в голову, что это «залететь» мало вязалось с серьезным делом зарождения новой жизни.
– Короче, Расс, по всей видимости, с ума сходил от ревности. Но потом он узнал какую-то серьезную тайну о Лиаме, и разразился большой скандал.
– Тайну? – переспросила Лоррейн, чувствуя себя так, словно вдруг попала в «мыльную оперу».
– Похоже, – сказала Аманда, растягивая слова, – параллельно отношениям с Салли-Энн у Лиама был роман с кем-то еще. Расс все выложил Салли-Энн, и она сильно расстроилась. Даже угрожала, что все расскажет жене Лиама.
– А вы знаете, кем была эта другая? – недоверчиво поинтересовалась Лоррейн.
– Мне известно, что она вела занятия в колледже один вечер в неделю. Курс какого-то дизайна украшений или что-то в этом роде.
– Аманда снова высморкалась. – Салли-Энн была благодарна Рассу за то, что он открыл ей глаза и объяснил, что на самом деле представляет собой Лиам. Хотя можно подумать, она это поняла!
Лоррейн сделала себе кое-какие пометки.
– Ну прямо «воистину королевский провал», – сказала она со вздохом, смысл которого знал только Адам.
Аманда вдруг сгорбилась, съежилась в комочек с трясущимися плечами и сопливым носом. Она схватилась за голову, и слезы потоком хлынули из глаз, капая на колени. Весь ужас известия о смерти подруги еще явно не дошел до сознания бедняжки.
– Есть ли кто-то, кого мы можем попросить приехать сюда и побыть с вами некоторое время? – спросила Лоррейн. – Может быть, какая-нибудь подруга?
Аманда резко вскинула голову, и оказалось, что на лице несчастной застыло скорее презрение, чем печаль. Брови сдвинулись, образовав хмурую морщинку углом, а красный рот поджался так, что вокруг залегли глубокие морщины. Но больше всего взволновали Лоррейн ее глаза – такого злобного взгляда инспектор еще не встречала. И Аманда угрюмо изрекла:
– Моя единственная подруга мертва.
20
Здесь все по-старому – куча работы, накопившаяся за мое отсутствие и только и ждущая, чтобы отвлечь меня от грустных мыслей о Джеймсе, уносящемся все дальше и дальше. Когда я наконец-то вхожу в офис, намного позже, чем собиралась, чувствую себя так, словно кто-то вычерпал все содержимое моего огромного нутра, оставив лишь бесцельное чрево, полное печали. Измученная и опустошенная, я вешаю пальто и направляюсь прямиком в туалет.
– Привет, – бросает Тина, когда я возвращаюсь, не отрывая взгляда от компьютера. Она стучит по клавишам как безумная, наверняка занимаясь обновлением какого-то личного дела. – А я уж думала, ты сегодня не придешь. Все в порядке?
Я знаю, Тина хочет спросить сочувственно, но она так погружена в электронное письмо, которое печатает, что вопрос звучит довольно холодно.
– Ну да… – отвечает поглощенный своими мыслями Марк, даже не замечая моего прихода. – Ты что, слышишь, как урчит у меня в животе? Кажется, ланч был час назад…
Он произносит это медленно, сосредоточенный на документе, который сейчас листает. И признается:
– Я снова умираю с голоду.
– Клаудия здесь, придурок, – объясняет ему Тина. – Я говорила с ней, не с тобой.
Марк поднимает голову от бумаг.
– О, привет, – говорит он, осознавая, что вклинился в нашу беседу. – Все хорошо?
Я киваю:
– Простите, что опоздала. Не самый лучший день. – Я вымучиваю из себя улыбку.
Они уже много раз проходили через это со мной. Позже, если выдастся свободная минутка, мы будем поглощать пончики от «Криспи крим» и отпускать глупые шуточки о русалках, тайном отпуске на пляже и том, как весело Джеймс проводит время без меня. Они спросят, почему я просто не уволюсь и не стану женой военного моряка, в которую могла бы превратиться с некоторой долей шика. Это позволит мне несколько раз в неделю обедать в компании новых друзей из теннисного клуба, к которому я, несомненно, присоединюсь, или потягивать свежевыжатый сок в спортивном зале после занятий с личным тренером. Я ходила бы на занятия по обучению икебане и акварельной живописи, устраивала бы званые обеды, о которых потом говорили бы еще долгие месяцы. Вдобавок к этому стены в моем доме стали бы святая святых для самых современных и перспективных художников, потому что меня приглашали бы на все лучшие лондонские вернисажи.
– Джеймс уехал утром, – потерянно пожимаю плечами я, и коллеги предлагают мне написанное на лицах участие и чашку чаю.
Усаживаюсь за рабочий стол, но вместо того, чтобы сосредоточиться на своих обязанностях, размышляю, о чем же мы с Зои будем говорить, когда я вернусь домой. Не сомневаюсь, сегодня я ее расстроила, да так, что она выскочила из дома, хлопнув дверью. Понятия не имею, куда она убежала. Может быть, мы будем молча сидеть перед телевизором, робко спрашивая одна у другой, что хочется посмотреть, не холодно ли, будет ли завтра снег и не принести ли что-нибудь выпить? Или мы станем без умолку болтать о мужчинах, ее пока еще таинственном прошлом и недавно рухнувших отношениях, наших любимых фильмах и книгах, всех наших надеждах и мечтах? Сегодня вечером мне как воздух нужны компания, человеческое тепло, участие. Размышляя об этом, невольно задаюсь вопросом, для чего я нанимала Зои, – чтобы она заботилась о мальчиках или обо мне?
