Валерия Вербинина - Сиреневый ветер Парижа

Мне сразу же стало легче, но на всякий случай я осталась на месте, наблюдая из-за моей кучи (не поймите меня превратно, умоляю вас), не появится ли кто-нибудь. Однако никто не появился, Филипп и его люди были либо убиты, либо находились при последнем издыхании, как и сподвижники Принца. Не сочтите меня извращенкой, но мертвыми эти ребята все-таки нравились мне больше, чем живыми.

Так и не приметив ничего подозрительного, я покинула свое укрытие и двинулась к машине. Шофер сидел возле нее, привалившись спиной к дверце. Он был еще жив, и поэтому первым делом я отбросила ногой подальше автомат, лежавший возле него. Изо рта шофера текли кровь и слюна. Когда он поднял на меня глаза, я поразилась, сколько муки в них было.

– Помо… ги мне, — прохрипел он.

Я внимательно поглядела на него. Не надо было иметь диплом доктора, чтобы понять, что его пребывание на этом свете подходит к концу.

– Извини, — просто сказала я.

Дверца со стороны водителя была приоткрыта. Я забралась в машину и поискала глазами замок зажигания. Ключа на месте не было.

Кажется, я произнесла вслух то самое слово, которое воспитанным девушкам произносить не полагается. Выбравшись из машины, я подошла к водителю. Он еще дышал, с нескрываемой иронией глядя на меня.

– Ключи, — сказала я.

Шофер улыбнулся. Он медленно поднял левую руку, и я увидела в его пальцах ключи от машины. Улыбка шофера стала шире, и с неожиданным для человека в его положении проворством он засунул ключи в рот и проглотил их.

Клянусь вам, в последние дни мне пришлось повидать всякое, но тут я просто остолбенела. Я не могла сдвинуться с места, даже если бы от этого зависело спасение моей жизни. Шофер улыбнулся еще раз, затем по его лицу пробежала едва заметная судорога. Взгляд его застыл, и голова склонилась на грудь. Он был мертв.

Я поглядела на мертвеца, на догоравший в отдалении автофургон, на Филиппа, скрючившегося рядом с чемоданом, на Моник, лежавшую с простреленной головой, на тела людей, которых я не знала и которых уже не узнаю никогда. Я была единственная живая в этом царстве смерти, и проклятый шофер своим поступком словно вынуждал меня остаться здесь навсегда.

– Нет, — сказала я решительно. — Этого не будет.

Я подобрала с земли автомат, проверила, есть ли патроны в обойме, и повернулась к Филиппу. Черт возьми, я же совсем забыла, что лежит в этом чемодане.

Подумать только, двадцать миллионов евро — сумма, о которой я даже не могла прежде помыслить, лежала здесь, всего в нескольких шагах от меня, и не могла дождаться, когда я наконец подберу ее. Двадцать миллионов, бог мой! Я смогу купить дом возле моря, о каком я всегда мечтала. Смогу путешествовать по свету сколько влезет, смогу купить роскошный белый кабриолет, какой я однажды видела на улице, и это зрелище оставило в моей душе неизгладимый след. Я стану свободной, свободной от всех и от всего… и что самое приятное, все это будет за счет человека, который хотел меня погубить!

И я решилась. Я подошла к Филиппу и забрала у него заветный чемоданчик. Пальцы мертвеца крепко держали ручку, но я была упряма и медленно, по одному, отогнула их.

Если бы я писала о себе в третьем лице, то следующая фраза наверняка звучала бы так: «Она открыла чемоданчик, и ее лицо осветила удовлетворенная улыбка».

Конечно, я не могла увидеть себя со стороны, но все же, думаю, мало кто мог удержаться от довольной улыбки, увидев такое количество денег в таких красивых купюрах. Даже недавно простреленное плечо перестало болеть.

И еще, не скрою, я подумала, что этот день складывается для меня на редкость удачно.

Глава двадцать четвертая

Всегда неплохо, когда твое имя появляется в газете, — если это, конечно, не некролог.

Итак, деньги у меня имелись, и немалые, но тем не менее мне многого не хватало.

Мне нужны были часы, а на Филиппе оказался отличный хронометр на блестящем браслете. Браслет был великоват для моего тонкого запястья, но я рассудила, что сейчас не время привередничать. Часы показывали без пяти минут час ночи.

В сущности, на этом можно было и закончить, но меня разобрало любопытство. Я обыскала карманы Филиппа, Лукаса и Моник. Я надеялась, что смогу где-то найти номер, с помощью которого они вышли на Макса, но ничего такого не обнаружила. У Моник в кармане лежали темные очки, и я, подумав, что ей они точно больше не нужны, а мне еще могут пригодиться, взяла их. Также я прихватила ее документы, сотовый Лукаса, который сразу же выключила, пистолет и пару обойм к нему. Учитывая все события последних дней, я не могла поручиться, что они мне не понадобятся.

Обыскав друзей Вероники Ферреро, я принялась за тех, кто явился за ее головой, но вместо этого сложил собственные. В карманах у них оказалась такая чепуха, что я даже приуныла. Жвачка, лекарство от головной боли, складной нож… Его я тоже забрала, не надеясь уже, что мне попадется что-то более интересное. Однако я ошибалась. В одежде человека, который нес чемоданчик, обнаружилась сложенная бумажка со схемой, которая меня заинтересовала, и я сунула ее в карман джинсов. Также я заполучила в свое распоряжение подробную карту Парижа и электрический фонарик, который мог мне пригодиться посреди кромешной темноты, освещенной лишь догорающими обломками автофургона.

Я не зажгла фонарик лишь потому, что внезапно отчетливо представила себе, какой прекрасной целью будет светящаяся точка для того, что засел наверху, на вышке. Я успела забыть о снайпере, потому что он давно умолк, но это ведь не обязательно значило, что он погиб. Он мог просто затаиться и ждать, когда я выдам себя.

Кроме того, начав думать о снайпере, я вспомнила еще кое-что. Снайпер не принадлежал к друзьям Филиппа, потому что они сочли, что он был наемником Принца. Однако люди Принца, завидев его, тоже открыли по нему огонь.

«Эге, — подумалось мне, — а не тот ли это стрелок, который уже один раз пытался прикончить меня?»

Если он и впрямь был мертв, это значило, что одной опасностью, и притом опасностью смертельной, стало меньше. Но если он жив или только ранен…

Проверить это можно было только одним способом: подняться на башню и проверить наличие трупа на ней.

«Нет, нет, что за вздор, — думала я в панике. — Я не пойду туда. Что я, ненормальная, чтобы лезть на рожон?» (Ноги меж тем сами несли меня к вышке.)

Это было, насколько я смогла разглядеть в темноте, что-то вроде башни на металлическом каркасе. Я толкнула дверь и вошла.

Что-то зашуршало возле меня, и я едва не умерла на месте от страха. Однако вслед за шорохом раздался негромкий писк. Видимо, это была обыкновенная мышь.

«А, чтоб тебя!» — подумала я в сердцах.

Внутри было темно, хоть глаз выколи. Поколебавшись, я зажгла фонарик. Бледный луч заскользил по облупившимся стенам.

Какая-то птица — не то голубь, не то сова — заметалась под потолком, хлопая крыльями. Я едва не повернула обратно, но потом, рассудив, что то, что я хочу узнать, гораздо важнее какой-то дурацкой птицы, нашла лестницу и стала подниматься по ней.

Ступени скрипели и охали, заставляя меня обливаться холодным потом. В левой руке я держала фонарик, на запястье у меня висел чемодан с миллионами, а правой рукой я решительно сжимала пистолет. Лестница уходила вверх, и ей не было конца.

«Главное — не расслабляться», — потея от страха, твердила я себе.

Добравшись до самого верха, я замерла. Свежий ночной ветерок, проникая в щели, приятно освежал лицо.

Пустой дверной проем выводил на площадку, на которой наверняка должен был прятаться снайпер. Оттуда не доносилось ни звука.

«Он удрал», — подумалось мне.

Встав сбоку от входа, я осторожно посветила фонариком внутрь, и сердце мое екнуло.

Нет, снайпер никуда не удрал. Он лежал возле стены с простреленной головой. На полу возле него валялась какая-то сложная винтовка с хитроумным прицелом. Я никогда в жизни не видела таких и поэтому не смогу вам сказать, как она называется.

Со вздохом облегчения я вошла в помещение. То, что я сказала Филиппу по поводу башни, оказалось сущей правдой. Сверху примерно до середины эта комната была застеклена, и из нее открывался отличный обзор на все окрестности, включая дорогу, которая вела сюда. В некоторых местах в стекле виднелись звездчатые отверстия, оставленные пулями. Одно окно было открыто — то самое, возле которого лежали снайпер и его винтовка.

Я подошла к нему и толкнула его носком ботинка. Он не шевельнулся. Судя по всему, шофер Филиппа оказался отличным стрелком.

И в это мгновение до моего слуха донесся приглушенный стон.

Вы верите в то, что человек может остаться в живых после того, как ему разворотило полчерепа? Я — нет, и поэтому от этого стона у меня по спине пробежали мурашки.