Наталья Александрова - Ад да Винчи
— Вы знаете, что это такое? — надменно проговорила Маша.
— Еще бы! Я знал, что это такое, еще тогда, когда вы играли в кубики и читали книжку про Пиноккио! Что это такое! Я вас умоляю! Может быть, вы думаете, что я никогда не слышал про банк Ротшильдов? Так вот я про него слышал! Единственное, чего я не знаю — это откуда у девушки в такой куртке могут быть облигации Ротшильдов! Впрочем, меня это тоже не касается.
— Я попала в сложную ситуацию, — Маша еще понизила голос, покосившись на охранника, — мне нужно продать такую облигацию.
А может быть, даже две. Вы не поможете мне?
— Мисс! — мужчина повысил голос. — Вы видели табличку над моей дверью? Может быть, там написано «Монтгомери-банк»? Или «Лионский кредит»? Или «Кредит Агриколь»? Нет!
Там написано «Обмен валюты»! Мисс, я вам обменяю доллары, или фунты, или иены, или швейцарские франки, может быть, если вы меня уговорите, я обменяю даже китайские юани, но это — совсем другое! Это не валюта, мисс! Это не мой профиль!
Старыгин, который стоял у Маши за спиной, тяжело вздохнул и проговорил:
— Ничего не выйдет! Пойдемте отсюда! Это с самого начала была неудачная идея!
— Дмитрий Алексеевич, — Маша обернулась к нему, — пойдите, погуляйте пару минут, я тут как-нибудь сама!
Затем она снова наклонилась к окошку и продолжила:
— Это лучше любой валюты! Доллар падает, евро падает, иена держится из последних сил, а облигации Ротшильдов с каждым годом только дорожают! Вы же это прекрасно знаете!
— Значит, вы русские? — мужчина за окошечком тяжело вздохнул. — Так я и думал! С соотечественниками всегда проблемы! Я сам родом из Одессы… Там когда-то меня звали Витя, сейчас меня зовут Витторе… Вы когда-нибудь бывали в Одессе? Вы видели, как там цветут каштаны? Вы знаете, какие там красивые девушки? Впрочем, это меня тоже больше не касается. Ваш друг пошел пройтись? Это правильно, гулять по воздуху очень полезно для здоровья. Марко! — Он высунулся из окошка и окликнул охранника. — Пойди тоже немножко погуляй по воздуху, мы с мисс будем немножко предаваться воспоминаниям! И не забудь на всякий случай запереть за собой дверь, чтобы нашим воспоминаниям никто не помешал.
Как только дверь за охранником закрылась, маленький гигант больших финансов уставился на Машу и произнес:
— Ну?
— Что значит — ну?
— Сколько вы хотите за эту мятую бумажку?
— Это не мятая бумажка. Это полноценная облигация банка Ротшильдов, и вы прекрасно знаете, что она стоит никак не меньше десяти тысяч долларов.
— Это когда вы подъезжаете ко входу в банк на «Мерседесе» с шофером, и вам открывает дверь швейцар в ливрее, и вы одеты в костюм от Валентине, и управляющий банка здоровается с вами по имени, потому что хорошо знал еще вашего покойного папу, — тогда это действительно стоит десять тысяч. Может быть, даже двенадцать. А когда вы приходите в обменник на виа Луккези, и на вас куртка за двадцать евро из дешевой лавки для туристов, и вы неизвестно где взяли эту мятую бумажку, да к тому же вы русская, — тогда Витторе говорит: четыре тысячи, и ни лиры больше.
— Семь тысяч, — твердо ответила Маша.
— Четыре с половиной.
— Шесть, или я ухожу. Вы что, думаете, в Риме один-единственный обменник?
— Пять, только потому, что я вспомнил одесские каштаны. В Риме много обменников, но никто, кроме Витторио, с вами не станет даже разговаривать!
— Хорошо, пусть будет пять. Только евро.
— Вы просто акула! — с уважением произнес Витторе. — Вам нужно работать с финансами!
Хорошо, пусть будет по-вашему!
— Тогда купите две облигации, мне понадобится много денег!
— Хорошо, — Витторе оживился, — я могу купить и три, и четыре… Надеюсь, эти бумаги чистые?
— Чистые, чистые… Пока я продаю только две. И вот еще что: мне и моему другу нужно очень быстро попасть в Каир, только не на самолете. У вас нет кого-нибудь на примете?
— Так я и знал. — Витторе тяжело вздохнул. С соотечественниками всегда какие-нибудь проблемы! Вы же только что сказали, что эти бумаги чистые!
— Эти бумаги совершенно чистые, клянусь одесскими каштанами и белыми ночами Петербурга! Просто у нас с другом есть очень влиятельные враги здесь, в Риме, и очень срочные дела в Каире.
— Моя покойная мама всегда говорила, что я непременно пострадаю через свою доброту! проговорил Витторе с тяжелым вздохом. Я чувствую, что так оно и будет! Хорошо, запоминайте, записывать такие вещи нельзя. Вы доедете до Чивитавеккья, найдете там кафе «Самовар» и спросите Леоне. Раньше его звали Леня, и мы с ним вместе сбивали подметки на Дерибасовской и Ришельевской. Передайте ему привет от Вити Беленького, и он сделает все, что вам нужно. Только вам понадобится немножко больше денег, так что я куплю у вас четыре мятые ротшильдовские бумажки.
— По пять с половиной.
— Мисс, я беру назад свои слова! Вам нужно работать не в сфере финансов, с такой хваткой вам нужно работать в Европарламенте!
Через полчаса Маша со Старыгиным ехали в рейсовом автобусе до порта Чивитавеккья.
Брать такси они не стали, потому что у таксистов прекрасная профессиональная память, а среди пассажиров рейсового автобуса легко затеряться.
Кафе «Самовар» оказалось дешевым заведением в псевдорусском стиле. В дверях посетителей встречал швейцар в папахе и красных шароварах, на сцене толстый плешивый кавказец бренчал на балалайке и выводил унылым басом «Очи черные».
Почти все столики были пусты, только в углу сидела парочка немолодых американцев в шортах и футболках с надписью «Я люблю Макдоналдс». Их внешний вид с несомненностью подтверждал это заявление.
Старыгин сел за столик подальше от эстрады, а Маша подошла к бармену и выразительно заглянула ему в глаза.
— Вы ошиблись адресом, синьорина! — проговорил бармен, окинув ее наметанным взглядом и не прекращая протирать бокал. — Ничего такого у нас нет, это русское кафе, а не колумбийская аптека!
— А мне ничего такого и не надо, — обиделась Маша, — за кого вы меня приняли? Мне нужно поговорить с Леоне!
— За кого еще вас можно принять в такой куртке и такой бандане? — проворчал бармен. — Ну, допустим, я Леоне, а что с того?
— Вам привет от. Вити Беленького, — Маша понизила голос и перешла на русский. — Он говорил, что вы можете помочь нам с другом в решении одной маленькой проблемы.
— А почем я знаю, что вы действительно пришли от Вити Беленького, а не от комиссара Кастелбланко?
— Витя просил напомнить, как вы с ним протирали штаны на скамейках возле памятника Дюку Ришелье!
— Это были приятные времена! — Бармен отставил свой бокал и облокотился на стойку. Чего вам налить?
— Сухого мартини, — попросила Маша.
— И в чем же состоит ваша маленькая проблема? — спросил Леня, поставив перед девушкой бокал с плавающей в нем маслинкой.
— Нам с другом нужно очень срочно попасть в Каир. У нас там встреча завтра днем.
— И в чем же проблема? — Бармен пожал плечами. — Аэропорт рядом, самолеты летают, билеты продаются.
— Если бы все было так просто, Витя не послал бы нас сюда. Нам нельзя появляться в аэропорту.
— Старею… — бармен погрустнел. — Сначала я вас принял за безобидную наркоманку, потом за запутавшуюся русскую девушку, а вы, судя по всему, террористка или шпионка…
— Если бы я была террористкой или шпионкой, у меня были бы свои собственные каналы. А я — действительно запутавшаяся русская девушка, и мне нужна помощь. Не бесплатно.
— Разумеется, не бесплатно, — оживился Леня. Здесь ведь не благотворительная столовая и не отделение Армии Спасения. Хорошо, ради Вити я сделаю все, что надо. Мои друзья время от времени катаются туда-сюда по морю, правда, обычно они возят людей из Египта в Италию, а не наоборот…
— Вот и отлично, у них не будет порожнего рейса. Думаю, что это будет для них очень выгодно.
— Они очень суеверные и осторожные ребята, поэтому не любят делать что-то непривычное. Вам придется заплатить им по специальному тарифу.
— Сколько? — коротко спросила Маша.
Бармен показал ей пять пальцев.
— Пять тысяч? Пять тысяч долларов? — уточнила девушка.
— Пять тысяч евро за каждого пассажира.
— Ого! — Маша присвистнула.
— Не хотите — не надо, — бармен снова принялся за свой бокал. Видимо, он хотел протереть его до бриллиантового сияния.
— Возьмите себя в руки! Вспомните Потемкинскую лестницу!
— Автобус до аэропорта останавливается на углу.
— Вы кровопийца!
— Вы мне льстите, мисс. Я всего лишь скромный бармен.
— Ну ладно, у меня безвыходное положение.
Я согласна.
— И еще две тысячи мне. За оформление заказа.
— Черт с вами! Пейте мою кровь! Но окончательно я рассчитаюсь только на месте!
— Само собой! — бармен нырнул под стойку и достал оттуда половинку долларовой купюры: