Полина Дашкова - Место под солнцем
Калашников машинально отметил про себя, что в последнее, время генерал все чаще поминает Господа и царствие небесное. А еще недавно был воинствующим атеистом. Что ж, надо идти в ногу со временем и следить за административной модой. Бывшие партийные чиновники, еще вчера боровшиеся с «религиозными пережитками», сегодня красят яички на Пасху, крестят внуков, отпевают умерших родителей, приглашают батюшек освящать свои особняки и «Мерседесы», рестораны и магазины. У кого они есть, конечно.
Константин Иванович тут же одернул себя. «Не язви, даже мысленно! Не время и не место».
— Убийцу надо искать среди бандитов, — тихо произнес он, не глядя на генерала.
— Ясное дело, — кивнул генерал.
— Это нам с тобой ясно. Может, и оперативникам твоим ясно, однако они обязаны отработать все версии.
— Тебя уже допрашивали? — Генерал налил еще по капле коньяку в рюмки.
— Нет. Из родственников они говорили только с Катей.
— Ну, и чего ты беспокоишься? Они отрабатывают именно линию заказухи, трясут братков.
— Возможно, они и трясут братков, — Калашников немного повысил голос, заметно занервничал, — но журналюги начали уже трясти меня. Сейчас я вышел из дома, не успел дойти до гаража, на меня налетели сволочи с телевидения, с камерой, с микрофоном… Понимаешь, для этих сук было бы куда интересней, если бы оказалось, что Глеба убила какая-нибудь баба из ревности или Катин поклонник. Заказное убийство в наше время — дело обычное. А вот любовная драма из жизни знаменитостей — это эксклюзив. Узнают на копейку, присочинят на миллион.
— А что, у Кати был поклонник? — быстро спросил генерал.
— Ну а как же, она ведь прима, — Калашников выразительно развел руками, — ей без поклонников нельзя.
— Нет, Костя, я спрашиваю о другом. Не прикидывайся, ты меня прекрасно понял. — Он смягчил резкую фразу мягкой улыбкой.
— Да, Сережа, у нее тоже кто-то был… — быстро проговорил Константин Иванович. — Она тоже не святая. Бывало, возвращалась под утро. — Он болезненно поморщился. — Не надо все это ворошить, я прошу тебя, Сережа, не надо.
— Ладно, Костя, не нервничай, я возьму дело под свой контроль. А насчет этих говнюков с телевидения, — генерал пожал плечами, — ну что я могу сказать? У нас всех помоями обливают, никто не застрахован, даже президент. Демократия, свобода слова, мать твою… Ты, Костя, не переживай. Это такая чушь по сравнению с твоим горем. Господи, как подумаю… — Генерал красиво, размашисто осенил себя крестным знамением. — Я Глеба помню маленьким. Такой был смешной пацан… Да, они с моим Володькой ровесники. Мы с тобой познакомились, когда они в школу пошли, в первый класс. Я детективный фильм консультировал, что-то про ограбление сберкассы. Капитаном был. А ты как раз играл капитана милиции, оперативника. Как кино-то называлось, не помнишь?
— Кажется, так и называлось: «Подвиг капитана милиции», — усмехнулся Калашников, — или что-то в этом роде… Нет, не помню, столько лет прошло.
— Тогда ведь кто консультировал наше кино? Генералы, полковники, не ниже. А ты настоял, чтобы тебе дали настоящего капитана с петровки, оперативника, чтобы все по правде. Помнишь, как мы с тобой ночь на твоей кухне просидели, спорили… Эх, Костя, счастливое было время, семьдесят первый год… Клара принесла горячие плюшки, чай, села с ними за стол и присоединилась к теплым ностальгическим воспоминаниям о счастливых семидесятых.
Проговорив с генеральской четой еще минут сорок, Калашников немного успокоился. Человек, выросший в советской системе, пропитанный ею с детства, он всегда предпочитал, чтобы к любой проблеме, возникающей в его жизни, был подключен кто-то знакомый, свой.
Ему было неприятно, тревожно от того, что какие-то чужие люди, оперативники, следователь, станут копаться в сложном, тонком мире семейных отношений его убитого сына. Дело даже не в том, что повалятся скелеты из шкафов и загрохочут костями на всю страну. Лучше, если кто-то свой будет держать под контролем работу чужих, равнодушных людей. Конечно, генерал не сумеет оградить семью от «желтой прессы», и, в общем, Калашников не об этом его просил. В его просьбе не содержалось ничего конкретного. Просто он счел нужным побывать у генерала. Так ему было спокойней. Раз придется иметь дело с работниками милиции, значит, надо заручиться высокой поддержкой — если есть такая возможность.
А скелеты из семейных шкафов все равно повалятся. От них никуда не денешься.
Глава 11
— Не вздумай брать трубку! — крикнула Жанночка из кухни. — Ты слышишь? Я потом возьму, у меня руки в муке.
Она готовила тесто к поминальному столу. Сегодня только суббота, до понедельника еще много времени, однако начать надо сейчас. Тесто должно сутки отлежаться в холодильнике.
Катин телефон надрывался. Десять минут назад Жанночка слушала, как в трубке молчат и дышат. С ней телефонная истеричка говорить не желала. Ждала, когда Катя возьмет трубку.
— Почему ты думаешь, что это непременно она? — спросила Катя и подошла к телефону.
— Слушай, Орлова, тебе интересно, кто все это придумал? — спросил знакомый хриплый голос. — Я ведь по просьбе звонила. Хочешь узнать, кто попросил?
— Очень просили? — тихо поинтересовалась Катя. — Долго уговаривали?
Катя взяла с книжной полки маленький диктофон.
К нему заранее был подсоединен специальный провод с присоской. Она закрепила присоску на пластмассовом корпусе радиотелефона и включила «запись».
— Зря веселишься, молодая вдова.
— С тобой не соскучишься, — усмехнулась Катя.
— Да я здесь вообще ни при чем. Кому-то показалось, что ты слишком хорошо живешь и тебе пора портить удовольствие. А я согласилась, сдуру.
— Что сдуру, это точно. Но надо отдать тебе должное. Доканывала ты меня от души. Столько хлопот из-за одной только бабской зависти? Не поверю.
Последовала долгая, томительная пауза. Женщина молчала, тяжело сопела в трубку, потом закашлялась, и Катя подумала, что она, наверное, заядлая курильщица, курит крепкие, дешевые сигареты. Наконец хриплый голос произнес:
— Ладно, Орлова. Встретиться надо. Разговор серьезный, не телефонный.
— Хорошо. Где? Когда?
— А почему не спрашиваешь — сколько? — усмехнулась собеседница.
— Ну, ты даешь! — удивилась Катя. — Еще и деньги хочешь получить за свои гадости?
— Хочу. С деньгами у меня плохо.
— Что, работы нет? — сочувственно поинтересовалась Катя.
— Ты, Орлова, на другой планете живешь, — засмеялась собеседница, — можно подумать, ты не понимаешь, что в наше время работа — это одно, а деньги — совсем другое. Ладно, хватит. Я возьму не так много. Три тысячи баксов. И не за гадости. За информацию, важную для тебя. Очень важную, Орлова. Ты уж мне поверь. В общем, завтра в час дня на Гоголевском бульваре, у памятника. Захвати три тысячи, не опаздывай и не вздумай рассказывать никому, в том числе ментам, которые расследуют убийство. Того, кто убил, они все равно не вычислят ни за что. А тебе моя информация поможет. Как говорят врачи, жить будешь. Все, привет, сушеная Жизель.
— Подожди, а как я тебя узнаю? — быстро спросила Катя.
— Не беспокойся. Узнаешь. Я сама к тебе подойду.
— Ну, мало ли кто ко мне подойдет. Я должна точно знать, что это ты. У меня с собой будет такая сумма… Мы ведь встречались раньше, назовись, не стесняйся.
— Не морочь мне голову, Орлова, — усмехнулась собеседница, — я назовусь, а ты сразу ментам меня сдашь. Прямо сегодня. И плакали мои денежки.
В трубке послышались частые гудки. Катя выключила диктофон. Жанночка все это время стояла на пороге комнаты, широко открыв глаза и прижав ко рту руки, обсыпанные мукой.
— Ты молодец, что догадалась записать, — произнесла она громким шепотом. — Что ей надо на этот раз?
— Денег. Оказывается, ее попросили доканывать меня звонками. За три тысячи долларов она скажет кто. Свидание мне назначила. Завтра в час на Гоголевском бульваре.
— Это шантаж! — возмутилась Жанночка. — Я надеюсь, ты не собираешься встречаться с ней?
— Обязательно встречусь.
— Ты серьезно?
— Мне надо на нее посмотреть. Такое ощущение, что я ее знаю. Или знала раньше, в юности… Сушеная Жизель… Кто же так меня называл когда-то? Нет, пока не увижу, не вспомню. Голос знакомый, интонации… Кажется, она сама здорово боится. И не врет.
— Ничего себе, боится! Изводила тебя мерзкими звонками, а теперь требует за это три тысячи долларов! Ты что, и деньги возьмешь с собой?
— Наличные не возьму. — Катя задумчиво покачала головой. — Но, в крайнем случае, сниму с кредитки. Если информация будет того стоить.
Женщина на другом конце провода, на другом конце Москвы, положила трубку и закурила. Она сидела на кухонной табуретке, сгорбившись, опустив широкие полные плечи. Короткие, совеем жидкие светлые волосы были непромыты и взлохмачены, молодое, но болезненно-отечное лицо без косметики казалось совсем бледным, бесцветным.
