Ирина Мельникова - От ненависти до любви
– Может, шутники быстрее вас вернулись?
– Не думаю, – покачал головой Петр Аркадьевич и хитро прищурился. – Я к ним в миски заглянул. Повариха раздала гречневую кашу. У всех было съедено примерно одинаково. Я решил поинтересоваться у других членов экспедиции, слышат ли они нечто подобное возле родника? И все в один голос утверждали, что да, а при этом возникает ощущение ужаса, сильная слабость, желание уйти в лес. Поверьте, я нисколько не преувеличиваю.
– Я вам верю, – тихо сказала я. – Вы пытались расспрашивать местных жителей, того же участкового?
– Расспрашивали, но безуспешно. – Петр Аркадьевич развел руками. – Местные, как только мы пытались что-то разузнать, делали вид, что вообще позабыли русский язык, а те, кому по службе не положено, разводили, как я сейчас, руками, охали и отвечали: дескать, проделки злых духов. Надо, мол, обряд провести. «Чур меня» называется, или «сек-сек» по-ихнему. Заметьте, это говорили люди с партийными билетами в карманах.
– А старики, которые к вам с делегацией приходили? К ним не пытались обращаться?
Петр Аркадьевич почесал седой затылок и смущенно хмыкнул:
– Пытались, только никого из них в селе не оказалось. То по родственникам разъехались, то на летние выпаса. Сдается мне, просто прятались от нас. А потом участковый выбрал момент и по секрету сообщил, что самый дряхлый дед, звали его Хурулдай, слыл в округе сильнейшим шаманом. Он очень рассердился, когда узнал, что вблизи древнего кладбища, где похоронены его прапредки, начались археологические раскопки. Именно он навел на нас порчу, вызвал злых духов – айна. Они невидимы, но проявляют себя в мире живых через стук или плач. И частенько появляются в виде вихря. По старинным поверьям, овраг, нора, пещера являются входом в Нижний мир. Айна всеми способами, чаще обманом, стараются заманить туда человека. При встрече с ними человек нередко слышит голоса незнакомых людей и чувствует вокруг себя хаотичное движение. Но разглядеть айна может только шаман. Он же и управу на них находит.
– Это участковый рассказал? – удивилась я.
– Рассказал. Более примитивно, конечно. Сам-то он русским был, из казаков, но всю жизнь прожил в Макаровке. Естественно, во все верил. Впрочем, у нас не было оснований думать, что он кому-то подыгрывает. Когда видишь чертовщину собственными глазами, невольно забываешь о законах марксизма-ленинизма.
Он встал и несколько раз прошелся по комнате, покачивая головой и что-то бормоча под нос. Мне показалось, что он совсем забыл про меня.
– Петр Аркадьевич, – напомнила я о себе, – может, смерть моих родителей как-то связана с этими… айна?
– Нет, айна тут ни при чем, – на полном серьезе ответил ученый. – Ваш отец меньше всего виноват перед злыми духами. Он хотел раскапывать провал, а это в стороне от захоронений и священной рощи.
Петр Аркадьевич посмотрел в окно.
– Смотрите, на улице стемнело. Вы определились с ночлегом?
– Пока нет, – пожала я плечами. – Попробую в гостиницу УВД устроиться…
– А знаете, не надо искать, – оживился Петр Аркадьевич. – Я вас к себе приглашаю. Тут недалеко. Живу я один, бобылем. Жена давно умерла, дети разъехались. А мы и поужинаем, и чайку попьем, и поговорим. Как вы на это смотрите?
– Положительно, – улыбнулась я. – И такси брать не придется. Я на машине.
– Вот и славненько!
Петр Аркадьевич убрал какие-то бумаги в сейф, оглядел кабинет и посмотрел на меня.
– Поехали?
– Поехали, – ответила я.
И мы вышли из кабинета.
Глава 17
Петр Аркадьевич жил недалеко от музея, поэтому уже через полчаса мы сидели у него на кухне и ужинали. В холодильнике у старого ученого нашлось с десяток яиц, пара помидоров и «Докторская» колбаса. Я быстро соорудила яичницу, а хозяин достал из шкафчика початую бутылочку коньяка.
– Надо выпить за знакомство, – сказал он и разлил коньяк в крошечные стопки. – Неожиданно все получилось.
Мы выпили и взялись за яичницу, перебрасываясь редкими, ничего не значащими фразами о погоде. За окном снова пошел дождь, предоставив прекрасный повод поговорить о том, что лето нынче не задалось. На дворе – конец июня, а погода – точно весенняя. Ни тепла тебе, ни радости.
Покончив с ужином, мы вышли в лоджию, чтобы покурить. Я – сигарету, Петр Аркадьевич – трубку. Я не находила места от нетерпения. Видно, Петр Аркадьевич понял мое состояние. Мы вернулись в кухню. Петр Аркадьевич вышел и вскоре возвратился с толстым альбомом для фотографий, обтянутым сиреневым бархатом, и таким старым, что, казалось, он вот-вот развалится у него в руках.
– У меня сохранились фотографии с тех раскопок, – произнес он и положил альбом передо мной.
– Тут есть снимки моих родителей? – спросила я, почувствовав необъяснимый страх.
В бабушкином альбоме хранилась только одна фотография дочери. Маме на ней лет десять-двенадцать. Очень некачественная любительская фотография девочки в пионерском галстуке. А папиной фотографии вовсе не было. Да и бабушка не слишком распространялась о моем отце. Я еще маленькой думала, что он, видно, очень сильно ей насолил. Хотя и представить себе не могла, что такое можно сотворить, чтобы бабушка вообще не заводила разговор на эту тему.
– Вот они, – Петр Аркадьевич ткнул пальцем в первую же фотографию. – Как раз на раскопе.
Мои родители улыбались мне с пожелтевшей фотографии. Боже, оказывается, я – вылитый отец, а не мама, как всегда предполагала. Он – в распахнутой на груди ковбойке, стареньких шортах и в пилотке из газеты. Она – в выцветшей майке и неказистой панамке. Тоже в шортах. Оба – дочерна загорелые, с ослепительными улыбками. Очень молодые и счастливые. Они сидели на камне, папа обнимал маму за плечи, а рядом на корточках пристроился – я не поверила глазам – тот самый рыжий археолог, которого я видела во сне. Даже на черно-белом снимке я прекрасно разглядела веснушки, густо усеявшие его лоб и щеки.
– Кто это? – спросила я, едва справившись со спазмом, сдавившим горло.
– Это? – Петр Аркадьевич склонился к фотографии. – Это наш археолог. Волвенкин. Трагически погиб через год после той экспедиции. Выехал на мотоцикле на встречную полосу и – под грузовик! Его друг рассказал, что до самой гибели Волвенкин носил бронзовый перстень, который, вероятно, украл во время раскопок. На нем были какие-то знаки, я так думаю, магические. Считается, что они отпугивают посланцев Эрлик-хана – владыки подземного мира, или злых духов, которые похищают иногда души умерших. Но, видать, не отпугнули.
Петр Аркадьевич покачал головой и печально улыбнулся:
– Вас поразила его гибель?
– Нет, – едва выдавила я. – Здесь – другое! Он очень похож на моего знакомого…
Я так и не призналась своему собеседнику, при каких обстоятельствах видела этого человека. Наверно, побоялась, что он примет меня за сумасшедшую?
Но теперь я не сомневалась, что каким-то образом заглянула в прошлое. Но почему не видела родителей? Почему только рыжий бросился в глаза? Случайность ли это? Или знак свыше? Почему провидение, этот промысел божий, или, наоборот, чей-то непонятный умысел позволил мне побывать на раскопе? И что же такого страшного совершили мои родители, что их поступок до сих пор аукается дочери?
Раскрыть тайну тридцатилетней давности почти невозможно, если ее не смогли распутать по горячим следам. И все же я очень внимательно слушала Петра Аркадьевича, надеясь найти хоть какую-ту зацепку, но пока безуспешно.
Я чувствовала: он искренне верит, что произошла ошибка. Отец и мама невиновны. Возможно, они всего лишь жертвы роковых обстоятельств. Решили вдруг покататься на лодке, она перевернулась… А кто-то воспользовался случаем, свалив кражу на моих родителей. Скорее всего, следователи отрабатывали и такую версию… И все же стоило обратиться в архив, чтобы поднять уголовное дело. По крайней мере, я смогу убедиться, что Петр Аркадьевич не вводит меня в заблуждение.
Занятая размышлениями, я на какое-то время потеряла нить разговора. Но Петр Аркадьевич тут же заметил, что я не слушаю.
– Маша, вам плохо? – спросил он осторожно. – Устали?
– Нет-нет, все хорошо! – смутилась я и попросила: – Продолжайте, пожалуйста!
– Вслед за слуховыми у сотрудников все чаще стали появляться визуальные галлюцинации. – Петр Аркадьевич горько усмехнулся. – Я не стал исключением. Во время очередного похода за водой я вдруг почувствовал, что за мной пристально наблюдают. Боковым зрением я увидел темное пятно. На высоте примерно пяти-семи метров от земли передвигалось нечто, отдаленно смахивающее на человека, закутанного в ткань. Очертания его были слегка размыты, но при движении пятно изменяло пространство перед собой, и стволы деревьев искажались. Казалось, что я вижу отражение в воде…
– Боже! – сказала я. – Как долго это продолжалось?
– Секунд этак пять-шесть. Но мне чудилось – время остановилось. Ноги приросли к земле, я оцепенел от ужаса, но не мог оторвать взгляд от призрака.
