Камилла Лэкберг - Призрачный маяк
С трудом Эмели выпрямилась, закончив мыть пол с мылом. Половики она вывесила снаружи проветрить. Вообще-то их следовало постирать еще весной. Всю зиму собирала она золу из плиты для стирки, но живот и усталость не позволили ей сделать это. Так что пришлось ограничиться проветриванием. Ребенок должен был появиться на свет в ноябре. Если все пойдет хорошо, она еще сможет какое-то время мыть полы.
Эмели выпрямила ноющую спину и вышла во двор передохнуть. С одной стороны дома была ее гордость — садик, который она возделывала, несмотря на суровый климат: укроп, петрушка, лук, и шток-розы, и сердцецве́т великолепный. Садик был таким красивым. Оазис среди голых скал и камней. Каждый раз при виде этой красоты у нее перехватывало дыхание. Это был ее собственный садик. Творение ее рук. Все остальное на острове принадлежало Карлу и Юлиану. Помимо работы на маяке, они пилили, строгали, мастерили что-то. Вечно в движении, только с перерывами на еду. Без дела мужчины не сидели, надо признать, но было что-то ненормальное в том, что они постоянно находили себе новые занятия в бессмысленной борьбе с ветром и соленой водой, разрушавшими все, что они создавали.
— Входная дверь открыта!
Из-за угла показался Карл. От испуга Эмели дернулась и инстинктивно схватилась за живот.
— Сколько раз я тебе говорил закрывать дверь? Разве это так сложно запомнить?
Он был зол не на шутку. У него была ночная смена — сказывалась усталость. Эмели нагнула голову:
— Прости, я думала…
— Думала? Глупая женщина! Ни на что не способна. Даже дверь закрыть. Бездельничаешь тут вместо того, чтобы работать по дому. Мы с Юлианом целый день трудимся, пока ты тут всякими глупостями занимаешься.
И, прежде чем она успела среагировать, Карл выдернул пучок шток-роз из земли.
— Нет, Карл, пожалуйста, нет!
Эмели ни о чем не думала. Видела только стебли шток-роз в его руке, которые он медленно душил. Вцепившись Карлу в руку, она попыталась вырвать у него стебли.
— Что ты вытворяешь?
Побелев от злости, Карл занес руку для удара. В глазах его снова были отчаяние и ненависть. Словно он надеялся, что насилие над ней утишит его собственную боль. Но этого не происходило. Если бы она только знала, что причиняло ему эту боль…
На этот раз она не увернулась, а, наоборот, подставила лицо под удар. Но рука застыла в воздухе. Проследив за его взглядом, женщина поняла, что было причиной тому. В море со стороны деревни показалась лодка.
— Сюда кто-то плывет, — сказала она, выпустив руку Карла.
Ни разу за все время пребывания на острове их не навещали. Кроме Карла и Юлиана, Эмели не видела ни одной живой души с того дня, когда ступила в лодку, чтобы поплыть на Грошер.
— Похоже на священника, — сказал Карл, опуская руку со шток-розами. Он посмотрел вниз на цветы, словно недоумевая, как они там оказались. Разжав хватку, нервно вытер руку о брюки. — Что пастор тут забыл?
Эмели увидела тревогу в его глазах и испытала злорадство, за которое тут же себя попрекнула. Карл был ее мужем. В Библии сказано, что жена должна почитать своего мужа. Как бы тот с ней ни обращался.
Лодка с пастором подплывала все ближе. Когда до берега оставалась пара метров, Карл поднял руку в знак приветствия и пошел встречать гостей. Сердце Эмели тревожно забилось в груди. Почему пастор так неожиданно нагрянул с визитом? Какова причина? Эмели прижала руку к животу, готовясь к плохим новостям.
Патрика злило то, что он почти ничего не успел за воскресенье. Несмотря на выходной, он поехал в участок, составил заявление о пропаже лодки, проверил, не выставили ли ее на продажу в Интернете, — без результатов. Потом позвонил Пауле и попросил ее изучить содержимое портфеля. Сам он только заглянул в него, чтобы убедиться, что компьютер находится внутри. Там еще были бумаги и мобильный телефон. Может, хоть на этот раз им повезет. В понедельник с утра пораньше они с Мартином отправились на машине в Гётеборг. Им многое нужно было успеть.
— С чего начнем? — спросил Мартин. Сидел он, как всегда, в пассажирском кресле, хотя и сделал все возможное, чтобы убедить Патрика дать ему сесть за руль.
— С социальной службы. Я звонил им в пятницу и пообещал быть в десять.
— А потом «Фристад»? У тебя к ним появились новые вопросы?
— Надеюсь, нам расскажут об их деятельности в социальной службе, и от этого уже можно будет отталкиваться.
— А что дала встреча с бывшей подружкой Сверина? Он ей ничего не рассказывал? — Мартин инстинктивно вцепился в ручку двери, когда Патрик резко пошел на обгон грузовика.
— Немного. Если не считать портфеля. Вот его содержимое многое может нам рассказать. Но не раньше, чем его изучит Паула. К компьютеру у нас, правда, доступа нет, пароли мы взламывать не умеем. Так что придется послать его специалистам.
— Как Энни отреагировала на известие о смерти?
— Была потрясена. И вообще она кажется хрупкой и болезненной.
— Тебе не здесь сворачивать? — показал на знаки Мартин, и Патрик, выругавшись, сделал такой крутой поворот, что машина, едущая сзади, чуть в них не влетела.
— Черт, Хедстрём! — побледнел Мартин.
Десятью минутами позже они были у здания социальной службы. Их немедленно провели к начальнику отделения, представившемуся Свеном Баркманом. Покончив с любезностями, они присели за круглый стол. Свен Баркман был невысоким худощавым человеком. Узость лица и остроту подбородка подчеркивала козлиная бородка. Патрик представил его как профессора Калькулуса[5] — сходство поразительное. Голос его совершенно не сочетался с внешностью такого маленького человека — с его сочным баритоном он мог бы петь в хоре. Оглядевшись по сторонам, Патрик нашел подтверждение своей догадке. Повсюду висели фотографии и дипломы, свидетельствовавшие о том, что Свен Баркман пел в хоре. Патрик в пении разбирался плохо, но хор, судя по всему, был известный.
— Вы хотели узнать про «Фристад»… — начал Свен. — Могу я спросить почему? Мы тщательно проверяем их деятельность и сотрудничаем по многим проектам, так что звонок из полиции нас встревожил. К тому же «Фристад» — особенная организация, как вам известно, и к ним у нас особое отношение.
— Вы имеете в виду то обстоятельство, что там работают и мужчины, и женщины?
— Да, это редкость в таких организациях. Но Лейла Сундгрен имеет свою точку зрения на этот счет. Так что, несмотря на их смелые эксперименты, мы поддерживаем «Фристад».
— Для тревоги нет поводов. Бывший сотрудник организации был найден убитым, и мы пытаемся узнать побольше о его жизни. Поскольку он закончил работать во «Фристаде» только четыре месяца назад и учитывая характер организации, мы хотели бы копнуть глубже. Но это не означает, что у нас есть какие-то претензии или подозрения.
— Рад слышать. Тогда начнем. — Свен начал просматривать бумаги на столе, говоря сам с собой: — Ах да… гм…
Патрик с Мартином терпеливо ждали, когда он закончит.
— Теперь у меня есть полная картина. Нужно было освежить в памяти некоторые детали. Мы сотрудничаем с «Фристадом» уже пять лет, или пять с половиной, если быть точным. А полиция любит точность, как я подозреваю, — усмехнулся он. — При этом наше сотрудничество с годами становилось все плотнее. Начинали мы осторожно, передавая им только несколько дел, чтобы проверить, как они справятся, но в последние годы речь идет уже о сотнях женщин. В среднем «Фристад» принимает у себя три десятка женщин в год. — Он поднял глаза на собеседников в ожидании вопросов.
— Как происходит процесс отбора? Какие именно дела вы передаете дальше «Фристаду»? Я подозреваю, что, прежде чем принимать крайние меры, вы пробуете найти другие решения проблемы? — спросил Мартин.
— Вы правы. Организации, подобные «Фристаду», — это крайняя мера. Мы обращаемся к ним, только если другие методы не работают. Все зависит от степени сложности проблемы. Мы редко оказываемся в курсе проблем в семье, когда они только начинаются. Зачастую мы узнаем обо всем, когда уже сложно что-то исправить.
— Как выглядит типичный случай?
— Сложно выявить определенный тип ситуации. Но я могу привести вам такой пример. Из школы нам позвонили и сказали, что ребенок сильно страдает. Мы приходим с визитом к родителям, чтобы получить представление о ситуации в семье. Мы также можем обратиться к документации.
— Документации? — переспросил Патрик.
— Да, если ребенок попадал в больницу, то остались врачебные отчеты. По ним и рассказам школьных учителей тоже можно составить картину событий. Потом мы начинаем работать с семьей. Иногда это дает результат, иногда — нет. И как я уже сказал, бегство женщины и ребенка мы организовываем только в самом крайнем случае. Но, к сожалению, это случается чаще, чем нам бы хотелось.
