Данил Корецкий - Шпионы и все остальные
— Но ведь это символ партии! — растерянно пробормотал Липов, бросая на Трепетова умоляющие взгляды. — Синий цвет — наш партийный цвет! Мне тогда придется все опять регистрировать с нуля, мы не можем просто взять и поменять…
— Это не мои проблемы! Делай что хочешь! Хоть с нуля, хоть с бугра, хоть с куста! Гони мне другое удостоверение!
— Но ведь все было одобрено… Я не понимаю. Вся работа насмарку… Тогда и мой контракт надо переписывать!
— Одну секундочку, Николай Ефимович, — встрял Трепетов. — Он отложил бумаги, встал и подошел к Бруно. — Наш уважаемый председатель, похоже, недоволен, — обратился он к Липову. — Символ никакой, партийное удостоверение сработано из рук вон. Что будем делать?
Политтехнолог хранил мрачное молчание.
— Собственно, у нас два варианта, — продолжил Трепетов. — Либо в самом деле отменить регистрацию и начать весь процесс с самого начала…
Толстые щеки Липова покраснели.
— …Либо просто поискать другого председателя. Как вы считаете, Николай Ефимович?
— Другого председателя! — хрипло выдавил Николай Ефимович.
— Я тоже так считаю, — согласился Трепетов. — Так нам всем будет удобнее. Найдем какого-нибудь симпатичного адекватного маленького человека, оформим все как полагается, внесем в список, переклеим его фото на удостоверение… Мы довольны, у Бруно никаких претензий — всем хорошо! Я правильно говорю, Бруно?
Бруно растерялся. Ровный и как бы доброжелательный тон хозяина сбивал его с толку.
— Ну-у… Я как бы не совсем понял… — пробормотал он. — Значит, председателем будет кто-то другой? Не я?
— Конечно, — сказал Трепетов. — Не ты.
— А кто?
— Пока не знаю. Поищем, найдем. Думаю, в желающих недостатка не будет.
— А я что?
— А ты будешь продолжать работать, как и раньше! Кстати… — Трепетов наморщил лоб. — Скорее всего, Бруно, мне придется перевести тебя в группу охраны к новому председателю партии… Ведь я обещал Сулимову, что ты будешь участвовать в этом проекте — вот и поучаствуешь в этом качестве!
— Чего? В каком… В каком качестве? — не понял Бруно.
— В качестве охранника!
Бруно даже побелел.
— Я не буду охранять этого задрота! — сдавленно крикнул он. — Ни за какие бабки! Он, гад, будет речи толкать, по телику светиться, деньги грести и вообще на мое место встанет! А я — охранять его! Двери перед ним открывать! Да ни хрена!
Трепетов пожал плечами.
— Дело твое. Тогда можешь не охранять.
— Да я не это! При чем тут… Да я вообще!
Бруно в волнении заметался по комнате, замахал руками, пытаясь что-то объяснить, но не находя нужных слов или просто затрудняясь произнести их вслух.
— Я это, Семен Романович… Ну!.. Короче, я председателем хочу! — выпалил наконец он. — Никого искать не надо, короче! Я — председатель, и точка! И все ништяк!
— Да ну? — удивился Трепетов. — Тогда я чего-то не понимаю.
Бруно остановился, достал платок, громко высморкался. Похоже, он успел кардинально пересмотреть свою позицию.
— А чего понимать? Ничего понимать и не надо! И хрен с ним, с этим удостоверением, Семен Романович! Я так считаю! И с муравейником этим! Да нормальный муравейник, чего там! Так и передайте хрену этому, вашему дизайнеру! Скажите, председателю очень понравилось! — Он приблизился к столу и быстрым движением схватил удостоверение, будто опасался, что Трепетов или Липов, изловчившись, в самый последний момент выхватят его из-под носа. — Сперва не понравилось, а потом понравилось, вот так! Так ему и скажите! А я пошел, мне надо еще речь готовить! И костюм почистить надо! Короче, дел невпроворот! Ведь я теперь крутая шишка! Председатель, ага! Ну, до свиданья, короче!
Бруно быстрым шагом направился к выходу, не давая собеседникам времени опомниться, иначе — а кто ж их знает! — вдруг бросятся отбирать у него драгоценное удостоверение № 1! Это был очень умный и хитрый ход, но Трепетов, как оказалось, тоже не дремал.
— Погоди, Бруно. Буквально на два слова, — сказал он.
— А? Чего?
— Мы с Николаем Ефимовичем хотим объяснить тебе кое-что.
Бруно опять замахал руками.
— Ничего не надо объяснять! Я все и так понял! Ладно, я пошел!
— Стой, говорю!
Голос Трепетова прозвучал неожиданно резко и требовательно, даже грубо. Раньше Бруно не слышал, чтобы хозяин обращался к нему таким тоном. От неожиданности он остановился и повернулся на сто восемьдесят градусов, приставив ногу, словно выполнил команду «кругом!».
— Итак, запомни. Первое, — сказал Трепетов, разглядывая карлика с каким-то новым выражением, которое Бруно очень не понравилось. — Если хочешь остаться в игре, играешь по нашим правилам. Никаких капризов, никаких вывертов. Есть я, есть Сулимов, есть Николай Ефимович. Решения принимаем мы, ты их выполняешь и делаешь это точно и аккуратно. Это называется партийная дисциплина, слыхал о таком? Второе. Если ты не хочешь, не можешь, если у тебя какие-то нарушения в психике, которые не позволяют тебе придерживаться дисциплины и элементарных правил, скажем так, джентльменского договора, лучше скажи об этом сразу. Прямо сейчас. Потому что потом это будет гораздо неприятнее и хлопотнее как для нас, так и для тебя.
В кабинете Трепетова повисло молчание. Липов что-то прошептал на ухо Семену Романовичу, тот кивнул.
— Тебе все понятно, Бруно?
— Ну да, — буркнул Бруно под нос. Прокашлялся и добавил громче и увереннее: — Все понял, чего не понять-то!
— Точно? И ты по-прежнему работаешь в команде?
— А как же! — ответил Бруно в своей обычной манере. — А как оно еще? Конечно, я в команде! Я ж без команды, как стопарь без водки! Это каждому известно!
На самом деле внутри него происходило что-то непонятное. Какой-то кавардак, война, революция. С одной стороны, его буквально пёрло послать три раза нах Романыча с этим жирным Липовым, благо что в подобных ситуациях Бруно чаще всего именно так и поступал. С другой стороны, он настолько свыкся с мыслью о том, что он большой партийный босс (а это ведь, если призадуматься, даже круче, чем директор цирка!), что вот так просто взять и отказаться от всего этого… даже не отказаться, а подарить! — подарить какому-нибудь задроту вроде Пушистика! — нет, на это Бруно просто физически не был способен.
— В команде я, короче, если кто не понял! — повторил он еще раз, как бы ставя точку в этом деле. — Вот так-то! А чего команда без меня делать-то будет, а? То-то и оно! По-моему, это и так ясно, нечего тут огород городить! Ну, короче…
Бруно помялся, исподлобья посмотрел на Трепетова.
— Теперь можно идти?
Трепетов повернулся к Николаю Ефимовичу.
— У вас больше нет вопросов?
Тот покачал головой.
— Хорошо. Тогда можешь идти, Бруно.
И он пошел. Но пережитое унижение не растворилось, оно ворочалось внутри и кусало душу. Почему он не послал этих х…ов? Всегда посылал, а сегодня не послал… Почему? Да потому, что раньше ему нечего было терять. А теперь — есть. Значит, надо меняться…
В тот же вечер он отправился в Китай-город, проехал по узким улочкам, приказал водителю заехать в старый уютный дворик, поднялся по лестнице и позвонил у двери, которая отличалась от других тем, что звонок был прибит на высоте немногим более метра, да и глазок находился в нижней части.
Почти сразу дверь распахнулась. На пороге стояла Инга в домашнем халатике. Она была без косметики, и Бруно отметил, что морщины избороздили некогда гладкое личико фарфоровой куклы. Лилипуты быстро стареют…
— О, Брунчик, соскучился? Заходи! — Она быстрым взглядом обшарила его с ног до головы, особое внимание обратив на руки, и заметно разочаровалась. — А где же шампанское? Надеюсь, кокс у тебя в кармане?
— Будет и шампанское, и кокс, и деньги! — строго сказал Бруно и без приглашения вошел в прихожую. — Выгляни в окно, увидишь мою машину. Но сейчас мне нужен тот сверток с лекарствами.
— Ты что, заболел?
— Давление поднимается, — вздохнул Бруно.
Инга подбежала к окну, выглянула.
— Ничего себе! Твоя тачка?
— У меня таких восемь. Или десять, точно не помню. Неси мой пакет. Где Эльза?
— Где ей быть? На работе. — Брюнетка сходила в комнату, полезла в шкаф и вынесла газетный сверток. — Ты что, и не зайдешь?
— В другой раз, красотка! Эльзе привет. Пока!
Инга приникла к окну и убедилась, что Бруно действительно сел в длинную черную машину. Она не видела, как он развернул газету, достал зеленую коробочку с надписью «Феномин», извлек маленькую зеленую же таблеточку с выдавленной крохотной звездочкой и сунул в рот. Сразу же он ощутил свежесть яблочного сада на рассвете летнего дня. Пилюля быстро растаяла, оставив приятный кисло-сладкий привкус. В голове как-то сразу прояснилось: будто раньше смотрел на мир сквозь грязное окно, а потом стекло вымыли и насухо, со скрипом протерли, отчего картинка стала четкой и многоцветной. Судя по всему, лекарство для «поумнения» действовало!
